Лиза Альтер - Непутевая
— Вы можете перекусить со мной, пока она не вернется.
— Ну что вы, я не хочу беспокоить вас…
— Совершенно никакого беспокойства. Я и так собираюсь обедать.
Мы ели спаржу, гренки и голландский соус. Он болтал о себе, о том, как жил в штате Мичиган, как любит ходить под парусом и летать на дельтаплане. Что изучает архитектуру, и даже описал самые интересные здания в Кембридже и некоторые свои проекты.
— Приезжай как-нибудь. Я тебе все покажу.
После обеда мы снова безрезультатно поискали Марион, а потом погуляли вдоль озера. Он забыл о Марион, я — о лабораторной по биологии и реферате. Мы легли на берегу и, подставив бледные лица весеннему солнцу, вспоминали детство. Где-то у меня в животе — я это отчетливо чувствовала — таяла огромная глыба льда. Над нами бежали причудливые легкие облака; на холме ребятишки запускали разноцветного воздушного змея, еще пара кувыркалась в траве, как маленькие щенята.
Мне было хорошо. Его ласковая рука осторожно накрыла мою.
— Давай как-нибудь съездим в Кембридж, — предложил он. — Я покажу тебе чудесные здания, о которых говорил. Там есть отличный испанский ресторан, вкусно пообедаем.
Я призвала на помощь всю свою выдержку, чтобы не перекувыркнуться от счастья и не прижаться к нему. Ненаписанный реферат стал нужен ничуть не больше, чем прошлогодний снег.
Я сама удивилась, что выдернула руку и вскочила, как Золушка в полночь.
— Извини, мне нужно в лабораторию, — промямлила я. — Это был замечательный день. Надеюсь, ты найдешь Марион. — Я повернулась и побежала.
— Постой! — крикнул он. — Как тебя зовут?
Только примчавшись в лабораторию, я перевела дух, облачилась в белый халат и, пробормотав извинения неодобрительно посмотревшему в мою сторону профессору Эйткену, приготовила стеклышко с образцами одноклеточных и прильнула к окуляру…
За ужином я столкнулась с Марион.
— Я встретила сегодня твоего брата. Он нашел тебя?
— Да. Сказал, что познакомился с девушкой из Теннесси. Я сразу поняла, что это ты. Ты ему понравилась, но он сказал, что ты убежала, когда он пригласил тебя в Кембридж.
— Я опаздывала на биологию.
— По-моему, он решил, что ты дала ему от ворот поворот.
— Ничего подобного.
— Сказать ему это?
Я помолчала.
— Я действительно очень занята в этом семестре. У меня нет времени на встречи.
Она укоризненно покачала головой.
— Ладно, тебе видней.
Интересно, внезапно разозлилась я, за кого она меня принимает? Если ей нравится проводить свою жизнь на спине с раздвинутыми ногами, это не значит, что другие должны вести себя так же. У меня все же другая цель в жизни.
В этот вечер я заперлась в библиотеке и написала курсовую по биологии. Ее суть сводилась к тому, что человек наследует у родителей не только черты лица, но и эмоции. Например, любовь. Этот яркий пример формы выживания всего человеческого рода. То, что полезно для всего рода, не всегда полезно личности. Например, красочное оперение птиц, усиливая их привлекательность для птиц другого пола, одновременно делает их более уязвимыми для хищников.
На лето я уехала в Халлспорт и два месяца ни с кем не встречалась. Никакого секса!
Майор устроил меня на свой завод делопроизводителем. Он часто бросал свои дела, чтобы объяснить мне химические процессы, сопровождавшие производство снарядов, и я восхищалась стройностью формул. Мы были очень довольны друг другом.
С тех пор как мы — дети — стояли на полигоне с конусами мороженого и наблюдали за испытаниями, все изменилось. Теперь их проводили в специальной камере, следя за ходом реакций по монитору. Снаряды предназначались жителям далекой страны, название которой — Вьетнам — с недавних пор было у всех на слуху. Серия опытов заняла всего двадцать четыре микросекунды. Я поразилась: самая большая скорость метронома мисс Хед не превышала двадцать четыре удара в секунду. Джо Боб на своем треке сражался с секундомером, проградуированным до сотых долей секунды.
Клем в то утро, когда чуть не убил меня, мчался со скоростью сто семнадцать футов в секунду, но здесь, перед монитором, мы были свидетелями взрыва, чьи волны развивали скорость до двух тысяч футов в секунду, скорость, которую не определил бы ни один секундомер Джо Боба.
В тот теплый весенний день в Уорсли мы с братом Марион наблюдали на экране белые смертоносные волны, похожие на кучевые облака.
— Что скажете, майор? — спросил техник в белом лабораторном халате.
Майор прочистил горло.
— По-моему, Хэл, это то, что мы искали. — Он взял искалеченной левой рукой снимок и поднес к свету. — Идеальная разрушительная сила. Великолепно! — Мы все уставились на белые волны, будто это были вздымающиеся гигантские груди на обложке «Плейбоя». — Все восемь снимков были великолепны.
За все лето я только раз встретила Клема. Как-то под вечер я возвращалась с завода и увидела его около трактора. На нем были зеленые рабочие штаны и замасленная футболка. Черные волосы лезли в глаза, лицо было мокрым от пота. Он откручивал что-то в моторе и улыбнулся, увидев меня. Я заглянула в мотор, немного подумала и объяснила ему сходство между карбюратором и легкими человека.
Клем хмуро выслушал меня, а потом сказал: «Знаешь, Джинни, ты окончательно спятила в этом Бостоне».
К счастью, его мнение меня уже не интересовало. Я изучала Гегеля и знала: если суждения Клема — тезис, Джо Боба — антитезис, то суждения мисс Хед — в чистом виде синтез.
В первый же вечер по возвращении в Уорсли я пришла к мисс Хед согласовать предметы на будущий семестр. Она совсем не изменилась: твидовый костюм, нейлоновая блузка, греческая камея на шее, швейцарские часики на груди. Я чуть не обняла ее и уже приподняла руки, но тут же подавила этот порыв, подумав, что она не одобрит такое бурное проявление чувств. Мы молча стояли друг против друга, сияя от сдерживаемой радости.
— Входите, входите, — наконец пригласила она.
На обеденном столе красного дерева лежали бумаги.
— Надеюсь, я не помешала вам? (Я знала, что она терпеть не может нарушать свой режим.)
Она посмотрела на часы.
— Действительно. Уже шесть тридцать. Пора отдохнуть. Значит, вы вернулись?
— Неужели вы сомневались?
— Не знаю… Летние каникулы — хорошее испытание. Я помню, как неохотно приезжала в начале лета в Оклахому и терпела сетования родителей: как было бы хорошо, если бы я бросила свое смехотворное образование, вышла замуж за хорошего человека и подарила им внуков. К концу лета они почти одерживали победу. Я спасалась бегством: пряталась где-нибудь на окраине, наблюдала, как ветер гоняет перекати-поле и уговаривала себя жить так, как хочется мне, а не им.
— Мне и в голову не приходило остаться дома, — заявила я, оскорбленная до глубины души.
— Отлично. Рада за вас. Вы чудесно выглядите. Наверное, хорошо отдохнули.
— Да. Я работала на папином заводе. Это замечательно — то, что он делает. Раньше я его недооценивала.
— Что за завод?
— Военный, — небрежно ответила я.
— Действительно, — уклончиво проговорила мисс Хед.
— Вы бы видели, какие они делают снимки, чтобы определить скорость взрывной волны!
— Что выпускают на этом заводе?
— Бомбы, снаряды… все такое.
— Действительно, — она смотрела на меня как-то странно.
— Ну… они ведь только делают их. У отца масса проблем, и не его вина, если их продукцией, гм-м-м… злоупотребляют. Ведь так?
— Не знаю. Не уверена. Я совершенно аполитична, мисс Бэбкок. Я полностью согласна с Декартом, когда он говорит, что «нужно стремиться побеждать себя, а не фортуну, и скорей изменять себя, чем порядок вещей. Нет ничего существенней собственных мыслей».
Я задумалась. Я не совсем была согласна с Декартом. Но если согласна мисс Хед, значит, в свое время я тоже пойму эту глубокую мысль.
— Мне нужна ваша подпись. — Я протянула ей перечень предметов. Я очень гордилась, что сама — без ее помощи — выбрала астрономию, физику, философию девятнадцатого века и психологию.
Мисс Хед внимательно прочитала список и вдруг побледнела.
— Что-то не так? — всполошилась я.
— Я думала, вы захотите изучать Декарта или Спинозу под моим руководством.
— Да. Но я решила изучить как можно больше предметов — может быть, даже поверхностно, — прежде чем посвящу себя чему-то одному.
— Наверное, вы правы. А как насчет средневековой музыки? Или ранней английской прозы?
— Не знаю… Я хотела взять и их, но боюсь, что не справлюсь.
— Не думаю, что вам доставит удовольствие изучение философии девятнадцатого века, мисс Бэбкок. Она очень отличается от философии Декарта или Спинозы, так сказать. Шопенгауэр, Ницше… — Она фыркнула так, что очки соскочили с носа и повисли на цепочке. — Что касается выбранных вами предметов… Я считаю своим долгом предостеречь вас.
