Кэрол Мэттьюс - В радости и в горе
Глен нагнулся к ней и почти прижал губы к ее уху:
— Как вам кажется, они счастливы?
Она смотрела, как Джек и Марта танцуют вдвоем, крепко прижимаясь друг к другу. Казалось, Джек очень гордится женой, а Марта, которая совсем не выглядела сгорающей от смущения невестой, излучала уверенность в себе и в своем выборе. Она знала, что просто великолепна, и старалась получить от этого максимум удовольствия. А почему бы и нет? Она это заслужила. После смерти матери ее сестре пришлось пройти через очень многое. Она заслужила это счастье.
— По-моему, да, — ответила Джози.
— И по-моему, тоже. — Но эта мысль, по-видимому, удовольствия ему не доставила.
— Может быть, посидим?
— А не сбежать ли нам на минутку-другую? — спросил Глен.
Джози кивнула на раздвижные двери в сад:
— Туда.
И они пошли в сад, по дороге взяв у попавшегося на пути официанта пару бокалов и бутылку шампанского.
— Вы такой тихий, — сказала Джози.
— Реакция на длинный день, — ответил Глен и осушил свой бокал.
Они сидели в лодочном домике, откуда был хорошо виден небольшой пруд с серой водой, испещренной точками закоченевших уток. Лодочный домик представлял собой элегантное, обшитое досками здание с окнами в георгианском стиле. Им явно пользовались нечасто; об этом свидетельствовали в изобилии свисавшие со стропил паутинные поселения пауков, которых давно никто не тревожил. Двери были открыты, и они могли видеть все озеро. Джози забралась с ногами на узкую скамейку и сидела, обняв колени, стараясь, чтобы холод не пробрался под платье. Уже в третий раз за сегодняшний день она завернулась в пиджак Глена, и тем не менее вновь испытала то приятное чувство.
— Вы тоже выглядите утомленной.
— Да, Кэмерон Диас этого бы никто не сказал, — обиделась Джози. «Эй, Кэм, да у тебя мешки под глазами и круги вокруг них!» Уж она бы точно этого не стерпела.
— Я совсем не это хотел сказать, — запротестовал Глен, — просто хотел проявить внимание.
— Извините, — смягчилась Джози. — Неудивительно, что в моем преклонном возрасте я стала неоправданно обидчивой и подозрительной.
— Вы очень привлекательная женщина.
— В Англии это не считается комплиментом, — заметила Джози. — У нас это в основном означает, что, хотя вам не обязательно засовывать голову в бумажный пакет, чтобы спрятать лицо, все же вряд ли вас можно назвать писаной красавицей. И что за неимением лучшей партнерши вас можно угостить кружкой пива в пабе.
— А в Нью-Йорке это комплимент, — ответил Глен.
От его улыбки начинают дрожать колени, отметила про себя Джози и порадовалась, что сидит, а не стоит. Он придвинулся ближе к ней, она почувствовала слабый аромат его лосьона — одного из этих последних глупых изобретений с андрогинным запахом, запахом свежести и здоровой кожи, что говорило о том, что Глен хорошо разбирается в мужской косметике. А может, получает бесплатно от своей фирмы. Джози с ностальгической тоской подумала о давно ушедших днях, с которыми ассоциировались у нее ароматы «Джингем» и «Чарли» — духов молодых дам, потихоньку бравшихся из комодов мам, когда те были чем-то заняты. Но почему-то она не видела особой разницы между всеми этими претенциозно-новомодными эссенциями и запахом старого доброго лосьона «Олд Спайс».
— Еще шампанского?
Джози кивнула. Глен наклонился и, придержав бокал в ее дрожащей руке (из-за чего рука задрожала еще больше), налил в него вина.
— Достаточно?
— Пока еще нет, — улыбнулась она, — но скоро будет. — Пузырьки дошли уже до носков ног, выйдя через них наружу, и ноги ее покалывало от холода.
Они по-дружески сидели рядом и молчали, наблюдая, как утки беспокойно дергают хвостами, очевидно стараясь согреться.
Чтобы снять напряжение в шее, Джози откинула голову назад.
— Мы с Мартой почти всю ночь проговорили.
— С Мартой такое случается, — меланхолично усмехнулся Глен. — Когда-то мы с ней часто сидели на заднем крыльце до самого восхода солнца и болтали ни о чем.
— Как мило.
— Это было очень давно.
— Вам, наверное, сейчас тяжело?
— Тяжело? Пить шампанское с красивой женщиной? — засмеялся Глен. — Страшно тяжело!
— Вы знаете, что я имею в виду.
Он налил себе еще немного шампанского и откинулся назад, прислонившись к грубым доскам лодочного домика.
— Это оказалось тяжелее, чем я думал.
— Почему же вы согласились быть шафером?
— Я и сам несколько раз задавал себе этот вопрос.
Джози смотрела, как две утки уютно устроились на ночлег у самой кромки воды, тесно прижавшись друг к другу, и почувствовала укол зависти. Но, может быть, и у уток самцы такие же безответственные эгоисты, которые отводят глаза в сторону, когда речь заходит о выполнении обязательств?
— А вы были бы неплохой парой.
— Наверное, в свое время я мог бы дать ей счастье, но не сумел сделать то, что было нужно.
— Она рассказала мне, — Джози изучала свой бокал, — все об этом.
— Об этом вы и проговорили с ней до утра? — поддразнил ее Глен.
— И об этом тоже.
Глеи испустил глубокий и долгий вздох:
— Я очень плохо обошелся с Мартой. И теперь мне придется жить с этим.
— Вы жалеете о случившемся?
— Это самая большая ошибка, которую я совершил в жизни, а я их сделал немало, уж поверьте.
В этот момент в дверном проеме вдруг возникла голова Марты. Щеки у нее горели, а глаза сверкали. Прическа и фата несколько съехали набок, и волны шампанского разливались поверх невестиного букета, упакованного в плотную трубку, который она сжимала в руке. Она немного покачивалась, но потом удержала себя в вертикальном положении, прислонившись к косяку, и сказала:
— И что же это за большая ошибка?
Они отшатнулись друг от друга, непонятно почему почувствовав себя виноватыми перед Мартой. Глен первым обрел душевное равновесие. Он широко улыбнулся Марте:
— То, что я не повел тебя к алтарю, хотя у меня была такая возможность.
— Правда?
— Ты прекрасно знаешь, что да.
— Мне уйти? — спросила Джози.
— Чепуха. — Марта откинула назад завитки волос, выбившиеся из-под фаты и рассыпавшиеся вокруг лица. — Мы просто шутим. Я пришла позвать тебя, потому что я собираюсь бросить свой букет невесты и хочу, чтобы ты была там. Жизнь непредсказуема, Глен, может быть, ты кончишь тем, что женишься на Джози!
Джози встала.
— Нет уж, спасибо. Я уже однажды была второй.
— Сейчас этого не случится. Я изменился, — сказал Глен, — мне пришлось измениться. Она грубо отпихнула меня; так отпихивают ногой разъяренную собаку!
— Неправда! — запротестовала Марта, качаясь и наступая себе на шелковые туфли.
Глен протянул руку, чтобы поддержать ее.
— Если мы решим пожениться, ты будешь первой, кто даст нам свое благословение.
Марта неуверенно хихикнула.
— Пошли, Джози, — поторопила она сестру капризным тоном. — Все тебя ждут. Никто не знает, куда ты пропала.
— Я вышла подышать воздухом.
— Тебе не нужно ничего мне объяснять, — поддразнивала ее сестра.
Глен погрозил ей пальцем:
— Вам цены нет, Марта Россани.
Улыбка на лице Марты на мгновение поблекла, и она показала ему палец с обручальным кольцом.
— Лабати, — поправила она его. — Миссис Марта Лабати.
— Хорошо, миссис Лабати, — сказал Глен, — давайте-ка вернемся к вашим гостям. Заставлять ждать жениха — это плохой тон.
Марта повернулась на каблуках и, проделав этот рискованный трюк, зашагала, покачиваясь, к своим гостям.
Дневной свет постепенно тускнел, прохладный вечер превращался в холодную, ясную ночь. Глен и Джози встали и, покинув лодочный домик, побрели вслед за Мартой. Глен обнял Джози за плечи, и они молча шли за Мартой, влекомые ее турбулентным потоком. Он согнул руку в локте, но вместо чувства защищенности она испытывала напряжение, а этот локоть, касавшийся ее бока не в лад с шагами, почему-то вызвал неприятное ощущение. Ей было неудобно и неловко. Между Мартой и ее бывшим любовником определенно решено было еще не все, и она подумала, действительно ли накануне сестра рассказала ей обо всем без утайки.
Марта шла, спотыкаясь, впереди, а туго связанный букет бился о ее ноги. С каждым шагом от него отлетал дождь лепестков, устилавший дорожку. Если так и дальше пойдет, то бросать будет уже нечего.
Глава 27
«Хава Нагила» унагилила Мэта до полусмерти. Он перетанцевал со всеми неутомимыми родственниками Марты — с тетей Долли, с дядей Хайми, с дядей Томом Коблеем. Да, кажется, вообще со всеми гостями. Он станцевал «Танец петушка», оказавшийся американским вариантом «Песенки птички»; электрослайд, в котором требовалось исполнять гораздо более затейливые повороты, чем те, на которые он был способен; и даже что-то, отдаленно напоминавшее «Болит разбитое сердечко» с его традиционными хороводными шагами. Он исполнил и «Эй, Макарена!», но вместо того чтобы зазывно кружиться по спирали, он прошаркал этот танец уже заплетающимися ногами, — на курортном острове Ибица его никогда не разрешили бы танцевать без предварительного предупреждения об опасности для здоровья. Замечательное достижение для панически боящегося танцев обозревателя рок-музыки. Уже не в первый раз за этот вечер он спрашивал себя, ту ли профессию он выбрал.
