Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова
‒ Я включу здесь свет, я знаю, где выключатель, ‒ очень тихо прошептала она ему в ухо.
‒ Где лестница? ‒ так же тихо спросил он.
‒ Подожди. Я хочу, чтобы ты увидел. Осторожнее, это здесь.
Щелкнул выключатель и вспыхнул свет.
Виктор осмотрелся. Эта комната оказалась гораздо меньшей и почти по всему периметру заставленной стеллажами, на которых были разложены какие-то коробки, канистры, автомобильные детали и разный прочий хлам. В дальнем углу находился верстак с тисками и разбросанными в беспорядке инструментами.
‒ Вон лестница, ‒ указала она в другой угол, ‒ она ведет в гараж. Посмотри на дверь.
Он оглянулся. Снаружи к двери были приделаны полки стеллажа, почти полностью забитые какой-то автомобильной всячиной, а дверной металл был прикрыт такой же кирпичной кладкой, как и стены комнаты.
‒ Закрывай, ‒ прошептала дочь.
Щелчок защелки не был слышен, когда он закрыл дверь до упора. Но он его почувствовал.
‒ Видишь? Это его тайный подвал. Никто в мире его не сможет открыть, ‒ он сам мне хвастался. А открывал замок где-то там, в том конце стены, думал, что я не пойму его движений. В трех местах что-то рукой делал.
В самом деле, угадать здесь наличие двери было невозможно.
‒ Пошли наверх.
Поднявшись по лестнице, они оказались в гараже, где стояла знакомая "Лада". Сквозь щели между воротами пробивался дневной свет.
Значит, еще не ночь? ‒ удивился Виктор. ‒ Или уже утро?
Он совершенно потерял счет времени.
‒ Скоро темнеть будет, ‒ услышал шепот дочери. ‒ Подождем? Или рискнем выйти?
‒ Побудь здесь. Я посмотрю, что там, за той дверью.
‒ Только ни к чему не трогайся голыми пальцами, ‒ напомнила она. ‒ И отдай мне сверток.
Единственная дверь вела в темный коридор с еще тремя дверями. Все они были открыты.
Это был обычный поселковый дом, совсем небольшой, на три комнаты. Хозяин наверняка обитал здесь в одиночку, ‒ это было нетрудно угадать по характерным признакам холостяцкого жилья.
Виктор осторожно выглянул в каждое окно. С одной из сторон сразу за домом угадывалась глубокая балка с протекающим по ее дну грязным ручьем. Это, однако, не внесло Виктору ясности, где именно дом расположен, ‒ почти в каждом их поселке есть что-нибудь подобное.
Они покинули дом, закрыв за собою дверной замок на два оборота, и через небольшой дворик вышли на пустынную улицу. Уверенно пошли по тротуару в сторону заходящего солнца. Первого прохожего встретили только через полтора квартала, но тот на них и не глянул, погруженный в свои, явно невеселые, мысли.
Частное такси, только-только выгрузившее пассажиров, они встретили уже очень далеко от покинутого дома и совсем на другой улице. А через полчаса были уже возле своего дома.
Не успел Виктор запереть за собою дверь, как зазвонил телефон.
‒ Я сама, ‒ крикнула ему дочь и поспешила в кухню, где стоял аппарат.
‒ Алло! Привет. Только зашли. Да, с папой. Ничего не случилось, чего ты? Нет, просто гуляли, разговаривали. Я в магазине его увидела, вот и встретились. Нет. Тоже нет. Сейчас, ‒ он уже рядом.
Она передала трубку отцу, приложив при этом палец к губам, ‒ мол, не очень-то по телефону распространяйся.
Виктор услышал обеспокоенный голос жены:
‒ Что у вас случилось?
‒ Все в порядке, ничего не случилось.
‒ Обманываешь. У меня сердце заходится. Я не нахожу себе места.
‒ Ты же сказала, ‒ до полдесятого. Я просто вышел. Прогуляться.
‒ Не до полдесятого. У нас здесь еще та зеленая кастрюля на тридцать литров. Только-только поставили на плиту. Это часа на три, не меньше.
‒ Что ты предлагаешь?
‒ Ничего. Надо было и тебе придти, ‒ покрутить. Но теперь уже поздно. Сами справимся. Мы с Сережкой остаемся здесь. У вас там правда все в порядке?
‒ Да. Не волнуйся.
Он старался говорить как можно более спокойно и, кажется, это ему удалось. Пожалуй, первый раз за все годы он был рад тому, что жена не придет ночевать домой. Впрочем, это, кажется, и на самом деле было в первый раз.
Второй звонок прозвенел тут же. И снова его опередила Светлана, а услышав голос в трубке, замахала ему рукой, ‒ мол, уматывай в ванную.
Он отрицательно покачал головой, чем ее очень удивил и смутил.
‒ Ты что, папа? Подозреваешь меня в чем-то? ‒ спросила она сразу после того, как кратко переговорила с Толиком. ‒ Это совсем не то, что ты думаешь. Ты меня обидел.
Ему и в самом деле стало неловко. Она это почувствовала и прислонилась к его груди. Вместо извинения.
‒ Я первая в ванную, хорошо?
‒ Да. Мама с Сережкой остаются у Лены.
‒ Честно? ‒ удивилась она, подняв к нему лицо.
‒ Иди. Мойся.
Странно. Она ведет себя так, будто ничего не случилось. А ведь в глазах все еще страх. И чувствует, как и он, неизвестность ближайшего будущего…
Виктор открыл дочкину сумочку и взял пистолет. Вытащил обойму, выщелкал из нее шесть патронов. Седьмой оставался в стволе, и он не стал его трогать. Пусть пока там будет. Вернул патроны и обойму на место и, подумав немного, отнес пистолет в комнату и положил на тумбочку, прикрыв салфеткой.
Из ванной выглянула Светкина головка:
‒ Пап, дай сюда кандалы. Мне нужно их вымыть. Ладно, я сама.
И вышла, голая и мокрая, на ходу поясняя:
‒ Прежде, чем их куда-то выбрасывать, я должна тщательно смыть с них твою кровь. Понимаешь? Посмотри на свои руки.
Потом взяла сумочку и извлекла оттуда ошейник и кожаные наручники. Он и не помнил, когда она их туда сунула.
‒ Это тоже в стирку. А пистолет где?
‒ На тумбочке. У нас в комнате.
‒ Правильно, у нас. Пусть остается заряженным, ‒ сказала она очень серьезно. ‒ Хлопни меня сюда.
Она кокетливо выставила ягодицы и он легонько шлепнул по ним ладонью в направлении ванной.
Как она может так быстро менять настроения?
Он изъял из сумочки все остальное и разложил на столе. Кассеты перепутались, и он теперь не знал, на какой из них записаны они. Впрочем, какая разница? Все равно уничтожить нужно все. Он уже взял в руки пассатижи, как вдруг в голову стрельнула другая мысль, ‒ может, наоборот, нужно оставить? Ведь это доказательство того, что они защищались…
И его вдруг снова охватил приступ жуткого, невыносимого стыда. Они… Она, а не они. Он валялся, как тряпка, пока этот бычара ее насиловал… Она все вынесла сама. И защитила их обоих сама. Сделала то, что должен был делать он… Еще и уничтожила все следы его пребывания там: "Тебя здесь и близко не было, папа". Только сейчас до него дошел истинный смысл тех ее слов. И сейчас… Это о н а вчувствовалась в его состояние. Не он в ее чувства, а она в его. Она понимает, каким… жалким он себя сейчас чувствует… и старается теперь вести себя так, чтобы он не думал об этом, не страдал от этого… кокетничает даже… А он еще удивляется, как быстро она все выбросила из головы. Ничего она не выбросила. Ничего не забыла. Просто ведет себя, как взрослый человек, которому приходится отвлекать от тяжких мыслей беспомощного слюнтяя…
