Беззвучная нота (ЛП) - Аларкон Нелия

Каденс вскакивает.

Грейс выглядит так, будто ее напугал дурной сон.

Сол проверяет свой телефон.

— Это не мой.

— Это мой. — Датч достает телефон. Гневно сжав челюсти, он объявляет: — Папа.

Я подхожу к Грейс, пока Датч отвечает на звонок. Издалека она выглядела нормально, но вблизи едва держится. Ее зубы стиснуты, а глаза опухли от непролитых слез.

— Эй. — Я своей здоровой рукой приглаживаю ей волосы. — Все хорошо.

— Она была еще жива. Она была еще жива, когда была у Славно.

— Все в порядке.

Я притягиваю ее к себе.

Каденс утешающе кладет руку на плечо Грейс.

Датч заканчивает телефонный разговор и тихо говорит в комнату.

— Папа говорит, что ему нужно сейчас увидеть своих сыновей.

— Серьёзно? — я провожу большим пальцем по плечу Грейс. — Зачем он нам напоминает? Мы в курсе встречи.

Датч поворачивается к Финну.

— Он не напоминает нам о встрече.

— А что тогда.

— Он сказал, что хочет увидеть только… своих сыновей. — Мой брат скрежещет челюстями.

— Чёрт, что ещё он сказал? Потому что это точно не всё, — рявкает Сол, качая головой.

Финн смотрит вниз.

Тишина настолько полная и тяжелая, что она вот-вот поглотит саму себя.

Датч выглядит потрясенным. Каденс, кажется, понимает что-то за его выражением, потому что подходит к нему и обнимает его за талию. Они смотрят друг на друга, обмениваясь молчаливым сообщением, которое напоминает мне о том, насколько они чертовски связаны.

— Его сыновья. — Датч судорожно выдыхает, а затем ругается, прежде чем добавить: — Только… его сыновья.

— О, — Сол убирает ноги со стола и смотрит на Финна.

Я тоже.

Черт возьми, папа.

Я думал, что этого достаточно, когда отец бросил Датча в тюрьму и отправил Каденс в Европу.

Думал, что этого достаточно, когда он женился на матери Грейс, оставив мое сердце изуродованным.

Я не думал, что он сможет тронуть Финна.

Моего надёжного брата.

Того, к кому мы все молча обращаемся и на кого можем положиться.

Финн тот, кто заземляет нас всех.

Потому что, черт возьми, Финн Кросс — мой брат.

Мне все равно, как он выглядит снаружи, откуда он приехал, кем он был в той чужой стране до того, как узнал нас. Он моя чертова кровь.

Никто вообще не двигается.

Больше от шока, чем от чего-либо еще.

Но Финн разморозился первым.

Он неловко подходит к Грейс и кладет перед ней флешку.

— Не потеряй это. Я больше нигде не сохранял отснятый материал.

— Финн… — шепчет Грейс. Ее пальцы сжимают флешку, но глаза не отрываются от моего брата.

— Подожди, Финн, — я тянусь к нему.

Но Финн отворачивается от меня и уходит за дверь. Громкий хлопок эхом разносится по комнате еще долго после того, как он уходит.

ГЛАВА 42

Грейс

Некоторые раны разрываются, словно гнилое дерево, вырванное с корнем. Другие распространяются более коварно, просачиваясь в кровоток и убивая кого-то ночью. Крики эхом разносятся по дому, когда близкие находят тело, холодное и синее, с вырванным из легких дыханием.

Но есть и другие виды ран.

Как у Зейна.

Сломанные конечности, сильно избитые до тех пор, пока они не сломаются.

Дано время на заживление. Дана иллюзия силы.

Пока одно весомое напоминание не возвращает боль, устремляющуюся обратно на передний план.

Сегодня мама причинила Зейну такую же боль.

И Джарод Кросс сделал то же самое с Финном.

Я знаю. Я вижу это. Рана, которая заставляет Финна выскочить из комнаты, — это не внезапный, резкий порез лезвием. И это не медленное, горящее вторжение, постепенно разъедающие его сердце, легкие и мозг.

Его сердце уже было поражено. Оно было в перевязи много лет.

— Чёртово животное, — бормочет Сол себе под нос. Он садится вперёд, локти на коленях, ноги расставлены. Голова опущена под тяжестью его гнева. — Чёртов психопат.

Датч цепляется за Каденс, как за свою жизнь. Губы, доставившие сообщение Джарода Кросса, дрожат. Он всасывает их обратно в рот, словно хочет стереть их со своего лица. Сжечь слова с его языка.

Большой палец Зейна перестает тереть мне плечо. Он дрожит сильнее, чем я сейчас.

Тишина душит нас всех.

Слова кажутся бессмысленными.

Я смотрю на парней в комнате, и вздох вырывается, как кулак в моем горле. Неважно, с какими монстрами и тенями я сталкиваюсь, по крайней мере, они не моей крови. По крайней мере, я могу ненавидеть их без предубеждений.

Джарод Кросс — их отец. Их защитник.

Но именно он наносит наибольший ущерб, самый страшный ущерб.

Потому что эти раны не те, что можно увидеть глазами.

— Я иду за ним, — говорит Зейн, вскакивая на ноги. Я хватаю его за руку, удерживая на месте.

— Позволь мне.

— Это должен быть один из нас, — настаивает Зейн.

Я продолжаю держать его за руку, мои глаза сверлят его со спокойной интенсивностью. Медленно его плечи опускаются, и он поднимает мою руку к своему рту. Дав мне на запястье решительный, решительный поцелуй, а затем сжав его, он отпускает меня.

Выхожу на улицу и с удивлением обнаруживаю, что Финн не ушел далеко. Он стоит прямо у двери в конференц-зал, слегка сгорбившись, словно у него отказали ноги, и он не смог убедить их продолжать бежать. Или, может быть, ему некуда было бежать.

Я стою рядом с ним.

А когда у него совсем отказывают ноги и он опускается на корточки, я делаю то же самое.

Мы немного сидим молча.

Наконец проводит рукой по лицу и бормочет:

Наконец, он проводит рукой по лицу и бормочет: — Это как-то стыдно.

— Не хочу сравнивать тяготы, но кто из нас женат на Зейне? Я не думаю, что ты твердо стоишь на ногах.

Его губы кривятся.

— Что? — спрашиваю я.

— Он очень обидится, если услышит, как ты это говоришь.

— Он это переживет.

Финн откидывает голову назад к стене и закрывает глаза.

— Зачем они послали тебя?

— Потому что Сол там перечисляет все способы избежать наказания за убийство. Датч не знает, как утешить кого-нибудь, а Зейн в итоге скажет что-нибудь из лучших побуждений, но очень глухо.

— Как твоя шутка на открытии?

Я встречаю его взгляд.

— Это было предупреждение, чтобы ты не смеялся над своим братом?

Призрачная улыбка Финна превращается в полуулыбку. — Они были правы. Это не так стыдно. — Он вздыхает, но ему все же удается привнести в свой голос немного легкомыслия, когда он добавляет: — Ты ведь знаешь, что у Зейна миллион подписчиков, и все это благодаря тому, что он выкладывает в сеть жалкие видео с собой без рубашки, верно?

— Фу. Не напоминай мне. Я только начинаю привыкать к этой штуке «замужем за сводным братом».

Улыбка становится немного шире.

А потом гаснет.

Я позволяю ему обдумать все, что у него на уме, и не давлю на него.

Даже не глядя на него.

Мое терпение вскоре вознаграждено.

— Что бы ты сделала, если бы всю свою жизнь все, что ты знаешь было ложью? — хрипло спрашивает Финн.

Я наконец смотрю на него, а затем на свои потертые черные туфли. — Не знаю. Думаю…я бы изо всех сил цеплялась за крупицы правды.

— Крупицы?

— В каждой убедительной лжи есть доля правды. Я бы нашла эту долю и начала бы перестраивать свою жизнь оттуда.

Его губы сжаты, он выглядит глубоко задумавшимся.

Где-то в отеле гудит кондиционер.

Рядом со мной я чувствую, как Финн напрягается. Его плечи становятся все более и более жесткими с каждой секундой. Такое ощущение, что он строит эту кирпичную стену вокруг себя понемногу, пока она не станет полностью вертикальной.

Я позволяю ему, даю пространство для этого. Иногда нам нужно, чтобы эти защиты продолжали двигаться, пока мы не найдем время для исцеления. Если бы мы все ходили без ребер, без стен, мы бы слишком часто истекали кровью. Наши ребра, наша защита, шипы, которые вылезают, когда нам больно, — они необходимы. Нужно больше, чем усилие, чтобы сломать их. Нужно доверие, поиск безопасного места.