Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
– Принимай пополнение, – обратился он уже к Хоме. – Геройское пополнение!
Аполлон скривился, провожая удаляющегося Глисту взглядом.
– Привет, Американец, – поздоровался Хома, протягивая руку.
– Привет.
Ещё обмениваясь рукопожатием, Хома подмигнул:
– Так значит, ты Катюху на разварники променял?.. Не каждый герой на такое способен…
– Я бы предпочёл на эту тему не говорить, – сухо оборвал его Аполлон.
– Да ладно, не обижайся… Ну вот, смотри, какой у тебя теперь агрегат. Почти новый!.. Здесь будешь загружаться, – Хома указал на трубу диаметром около дециметра, выходящую из-под крыши подвала, с висящей на конце резиновой кишкой. – Не бойсь, манометров тут нету – они тут и на хрен не нужны.
– Да они, как я понял, везде на хрен не нужны, – хмыкнул Аполлон. – Пока не шарахнет…
– Да тут они, правда, не нужны – ручным насосом качаем. Техника безопасности. Сам понимаешь, одна искра – и так шарахнет, что котёл ваш игрушкой покажется… Ну вот. Заливаем в цистерну спирт, я опломбировываю на ней крышку и сливной кран.
Хома указал сзади внизу цистерны на сливную трубу с вентилем и продолжил:
– Приезжаем в Хутор на нашу базу при станции, я вскрываю пломбы, всё сливаем в тамошний "подвал". Вот и вся канитель. Ну, когда в "подвале" на базе скапливается спирту на ж/д цистерну, делаем отгрузку – переливаем туда. Тогда обычно приходится задерживаться в Хуторе – сам понимаешь, перекачать шесть тысяч декалитров спирту… Ну ладно, занимайся пока машиной, в Хутор завтра поедешь. А сегодня мы с Яечком разок съездим, торопиться некуда – завод стоит… Яечко уже за воротами…
Хома направился к проходной, а Аполлон занялся своей машиной. Ему нравилось возиться с машинами. Ещё с детства отец привил ему любовь к ним.
Аполлон залез в кабину. Всяких рычажков по сравнению с грузовиком Бочонка здесь было побольше. Аполлоном овладел неподдельный, по-детски захватывающий, интерес. "Да это же настоящий музейный экспонат! И я буду на нём работать! Вау!"
Разобраться во всех, не очень-то мудрёных приборах и рычагах ему не составило особого труда. Правда, некоторые из них не работали – "наверное, Колобку на хрен не нужны были", – и Аполлону пришлось повозиться, исправляя и налаживая оборудование, которое до него, похоже, никто никогда и не пытался исправить. Так или иначе, но ещё до обеда в организме автомобиля всё функционировало безотказно.
Аполлону не понравилась внутренняя, такая же, как и снаружи, мрачная, тёмно-зелёная окраска кабины. Он соскоблил выцветшие, затёртые вырезки из старых журналов с полуголыми красотками, наклеенные по всему внутреннему периметру и, раздобыв в гараже белую краску, аккуратно выкрасил ей весь интерьер. В кабине сразу стало светлей и уютней.
Перед самым обедом к нему, размышляющему над тем, в какой цвет выкрасить кабину снаружи, подошёл Глиста в сопровождении какого-то энергичного старичка, который, несмотря на жару, был в костюме с галстуком, в шляпе, и, вдобавок, с небольшой спортивной сумкой на плече.
– Вот, познакомьтесь, это и есть наш герой – Иванов Аполлон Флегонтович собственной персоной, – обратился начальник гаража к своему спутнику.
Старичок протянул сухонькую руку Аполлону, одновременно пристально его изучая:
– Вишневский Яков Моисеевич, спецкор газеты "Заря коммунизма".
– Иванов, – представился Аполлон, пожимая руку спецкора.
– Товарищ Вишневский будет писать о вас статью, Аполлон Флегонтович, – пояснил Лопаткин. – Ну, вы тут и без меня разберётесь… Я пошёл – дела… – развёл он руками перед корреспондентом и откланялся.
"Да, кануть в рИку мне не дадут, – подумал Аполлон. – Вытащат со дна морского как наглядное пособие для воспитания будущих поколений строителей коммунизма".
– Аполлон Флегонтович, ваш начальник вкратце ввёл меня в курс дела. Его заметка о вашем подвиге уже прошла в нашей газете. Но, как вы понимаете, читатель хочет знать как можно больше о своих знаменитых земляках. Говорят, вы закрыли своей грудью входное отверстие изрыгающего пар… Минуточку… – Яков Моисеевич достал из внутреннего кармана пиджака синюю потрёпанную записную книжку, стал её листать.
– А обваренной оказалась спина, – пробурчал под нос Аполлон, воспользовавшись паузой.
– Что вы сказали? – спросил корреспондент, не поднимая головы от своей шпаргалки.
– Ничего.
– Ага, – не придав значения ответу и недовольному виду Аполлона, уткнул палец в блокнот Вишневский, – люк изрыгающего пар… разварника… Генуа.
– Генца, – поправил его Аполлон.
– Да-да, Генца… В нашей газете есть такая рубрика: "Портрет героя"… Я очень отчётливо себе представляю, что, если бы не ваш самоотверженный поступок, то на этом месте, где мы сейчас с вами стоим, была бы выжженная пустыня…
Аполлон открыл рот, чтобы возразить, но Вишневский его опередил:
– Ведь, если бы вы не закрыли своим мужественным организмом разварник… Генца, – Яков Моисеевич бесцеремонно схватил Аполлона за шиворот, оттянул на груди рубашку, заглядывая за пазуху в поисках следов самопожертвования, -…то находящиеся рядом, в лаборатории взрывоопасные химикаты разнесли бы всё здание завода в щепки. Не так ли? Огонь неминуемо перекинулся бы на склад готовой продукции. А это десятки тонн спирта высшей очистки. Сколько в нём градусов? Девяносто шесть? С десятыми?..
Аполлон успел лишь кивнуть головой. Спецкор так энергично начал интервьюирование, что он никак не мог вставить слово в неудержимый поток вопросов, на которые тут же следовали исчерпывающие ответы самого вопрошавшего.
– Взрыв был бы такой силы, что снёс бы с лица земли весь посёлок. На месте посёлка сейчас уже была бы какая-нибудь Гоби… нет, Сахара… А рядом лес!
Возбуждённый Яков Моисеевич в ужасе схватился за голову, но тут же продолжил:
– Сосновый лес в жаркую пору подобен бочке с порохом… Нет, что я говорю? Подобен сотням, тысячам бочек с порохом. Причём не какого-то там допотопного "Белого медведя", а бездымного "Сокола"…
Без остановки продолжая рисовать картину грозившего всего несколько дней назад всему живому апокалипсиса, он ещё успевал делать быстрые пометки в своём блокноте.
– Вы полагаете, Аполлон Флегонтович, что лес вспыхнул бы, как спичка? Я тоже так думаю. В этом нет никаких сомнений! История человечества ещё не знала таких пожаров. Дым от снедаемых огнём смолистых деревьев закрыл бы плотной, непосильной для солнечных лучей, завесой все окрестности на сотни, нет – тысячи – потому что пожар неминуемо перекинулся бы на другие леса, – на тысячи километров вокруг. Что бывает в таких случаях?
Вишневский вопрошающе посмотрел на Аполлона. Аполлон только собирался открыть рот, а Яков Моисеевич уже продолжал:
