Клятва похоти и ярости (ЛП) - Ловелл Л. П. "Лорен Ловелл"

— Когда она забеременела, она знала, что окажется в ловушке навсегда. — Маленькие пальчики сжались в кулак на моей рубашке. — Она покончила с собой. — Ее голос был едва громче шепота, ее боль была как кровоточащая рана, которую я ощущал так, словно она была моей собственной.

И вот так, внезапно, все обрело смысл. Впервые я ясно увидел Эмилию. Броня, которую она носила, была выкована в страданиях, ее недоверие было оправдано, потому что ее семья продала ее сестру, и, получив возможность, они поступили с ней точно так же, отдав ее мне. А когда она этого не захотела, они пригрозили отдать ее тому самому существу, которое свело в могилу ее сестру. Неудивительно, что Эмилия боялась его. Неудивительно, что она сбежала. С чего бы ей кому-то доверять? За исключением, может быть, Ренцо Донато.

— Мне очень жаль, крошка.

Она казалась такой маленькой и хрупкой в моих объятиях, и, черт возьми, мне хотелось убить всех, кто когда-либо причинял ей боль. Но я был одним из них.

Зазвонил мой телефон, и я достал его из кармана, отправляя сообщение Джексона на голосовую почту. Я хотел сказать Эмилии, что освобождаю ее от нашего соглашения, от чего бы это ни было, но я не мог заставить себя произнести эти слова. Это было эгоистично, но я не мог позволить ей уйти, и знал, что в ту же секунду, как я это сделаю, она убежит и не оглянется.

Вместо этого я погладил ее по щеке.

— Скажи только слово, Эмилия, и я убью всех, кто хоть как-то причастен к смерти Кьяры.

Она закрыла глаза, подавшись навстречу моим прикосновениям, и слезы повисли на ее ресницах. Она была так прекрасна, моя хрупкая кошечка.

Джексон позвонил снова, и я разочарованно зарычал.

Она вытерла слезы со своего лица.

— Ответь на звонок.

Я положил руку ей на бедро, прежде чем она успела убежать, и ответил.

— Что?

— Томми подстрелили.

Весь мой мир замер, сердце заколотилось где-то в горле.

— Что?

— Ирландцы. Он в больнице. Я… — Голос Джексона сорвался. — Я не думаю, что он выкарабкается, Джио.

***

Я ненавидел больницы. Смерть, казалось, витала в воздухе, даже не давая своим жертвам возможности ускорить процесс. Эмилия и Джексон сидели в углу переполненной приемной, мой телохранитель все еще был покрыт кровью — кровью Томми. Не думаю, что он сможет пережить это. Три пули в грудь. Я мерил шагами приемную, чувствуя, как внутри все сжимается. Черт, если бы он умер… он был моим другом, моим братом, семьей.

— Джио… — начал Джексон.

Я поднял руку, заставляя его замолчать. Я не хотел слышать то, что он собирался сказать прямо сейчас.

Двойные двери, ведущие в больничные палаты, открылись, и в них вошли Уна и Неро.

Неро хлопнул меня по плечу.

— Он перенес операцию, но следующие два дня его будут держать в коме. Нам просто нужно подождать… — Его брови были сдвинуты, и я знал, что он так же, как и я, пытается осознать это.

Предполагалось, что мы неприкосновенны. Так было долгие годы. Никто не осмелился подойти к нам, и по выражению его лица я понял, что Неро вот-вот напомнит всем, блять, почему.

Уна подошла к Джексону и что-то прошептала ему на ухо.

Он кивнул и встал.

— Мы собираемся найти этого ублюдка, — объявил он.

Я кивнул, не в силах даже отдавать приказы. Возможно, мне не следовало их отдавать. Я втянул нас в это. Втянул Томми. Неро боялись настолько, что все держались от нас подальше. Я старался быть выше кровопролития, насилия и постоянной войны, но не это спасло мою семью.

Джексон вышел вместе с Уной.

Неро перевел взгляд с меня на Эмилию, молча сидевшую позади меня.

— Ты можешь навестить его. Хочешь, я побуду с ней?

— Нет, все в порядке. — Я протянул Эмилии руку, и она вскочила на ноги, переплетя свои пальцы с моими.

Я не был готов, когда мы вошли в больничную палату Томми. Я видел, как умирало множество людей, сам добивал их, калечил и подвергал пыткам. Это было по-другому. Отсутствие насилия вызывало тревогу. Тишина, нарушаемая только щелчками и хрипом аппарата искусственной вентиляции легких, дышащего за него. Было больно видеть его таким беспомощным. Было больно чувствовать себя беспомощным. Трубки и провода служили напоминанием о том, каким хрупким он был сейчас, как неуверенно цеплялся за жизнь.

Эмилия шагнула к нему, на ее щеках блестели слезы. Она не знала Томми так, как я, но она проводила с ним время. И, как всем, кто проводил в присутствии Томми больше пяти минут, он ей нравился.

— Я могу подождать в приемной, — тихо сказала она. — Я не убегу. Обещаю.

Хотел ли я, чтобы она ушла? Нет. Я всегда справлялся со своими обидами в одиночку, насилие и виски были моим собственным методом лечения. Но вот она была здесь, словно какой-то ангел, предлагающий мне немного передышки в моих страданиях.

— Нет. Останься.

Слегка кивнув, она присела на дальний край кровати, взяв безвольную руку Томми в свои. Когда я сел рядом с ней, она тоже взяла мою, служа связующим звеном между нами. И так мы оставались в течение нескольких часов, безмолвное бдение в больничной палате. Если он хоть что-то осознавал, я хотел, чтобы он знал, что я здесь. Что я буду рядом с ним там, где раньше мне это не удавалось. Чувство вины вонзалось мне в грудь, как проклятый нож, с каждой минутой все сильнее, пока я не преисполнился отвращения к себе. Если он умрет… Нет, он не умрет.

Медсестры в конце концов выгнали нас в полночь, и только ранним утром, когда я держал Эмилию на руках в темноте, она, наконец, заговорила.

— Это не твоя вина, Джио.

Хотя, это была моя вина. Я был боссом, и это означало, что каждое решение, приведшее к этому, зависело от меня. Я должен был догадаться, что этим парнем был Шейн О'Хара задолго до того, как он погиб. Я упустил шанс. Потому что я отвлекся в то время, когда должен был быть сосредоточен на все сто процентов.

Эмилия перевернулась и положила ладонь мне на щеку.

— Он выкарабкается. Он слишком упрям и раздражающе оптимистичен, чтобы умереть.

Я надеялся, что она права, потому что не знал, что бы я без него делал.

***

Я подъехал к складу на окраине Квинса. Эмилия сидела на пассажирском сиденье, ее взгляд скользил по ряду полуразрушенных и погруженных в тень зданий. Мне следовало оставить ее в больнице с Томми. Я действительно не знал, зачем взял ее с собой. Весь день мои мысли были заняты обвинениями и повторяющимися разговорами, воспоминаниями… о том, что я мог бы сделать по-другому. Эмилия была одной из них.

Так что, возможно, какая-то долбанутая часть меня хотела, чтобы она это увидела и убежала, потому что я сказал себе, что на этот раз я мог бы просто отпустить ее. Это было необходимо, потому что моя одержимость ею была вредна для нас обоих. Но то, что я должен был сделать, и то, что я сделал бы, как всегда с ней, противоречило друг другу.

— Сиди здесь.

Я вышел из машины и направился к складу. Последние двадцать четыре часа были как в тумане от виски и ярости, и это стало их кульминацией, потому что Уна нашла парня, который стрелял в Томми, и я был готов обрушить на этого человека то возмездие, которое редко позволял себе. Эта дикая жажда крови пульсировала в моих венах, как яд. Я хотел покалечить, убить и уничтожить всех и каждого, кто сыграл хоть какую-то роль в причинении вреда Томми. Внутри полуразрушенного здания было припарковано несколько машин, их фары освещали ужасную сцену передо мной.

Это место было давно заброшено, но в центре стоял одинокий мужчина, Дэвид О'Хара, его связанные запястья были прикреплены к цепи на потолке. Он был избит и окровавлен, его обнаженный торс покрывали порезы, оба глаза заплыли. Одного соска не хватало, и из этого места, словно из крана, текла струйка крови. В зале звучала симфония ударов кулаков Джексона по его телу, зловещий скрип цепи и медленное «кап, кап, кап» крови, разбрызгивающейся по пыльному бетону. Тени раскачивались взад-вперед в свете фар вместе с его телом, словно демоны, танцующие и извивающиеся на стенах.