Клятва похоти и ярости (ЛП) - Ловелл Л. П. "Лорен Ловелл"

Джио повернулся ко мне лицом.

— Я знаю, что он что-то сделал с тобой, Эмилия. — Я замерла, а Джио достал что-то из кармана и протянул мне. Нож. — Я считаю, что кровь — это весьма приятная плата за долг. — Он отступил в сторону и махнул рукой в сторону связанного Маттео.

— Джио, я не могу…

— Ты можешь, если хочешь. — Вот так. Если хочу.

Я уставилась на лезвие в своей руке, затем на Маттео Романо, человека, который был монстром во многих моих ночных кошмарах, а теперь был беспомощен. Человек, который, не задумываясь, бил мою сестру снова и снова, который приводил меня в ужас, теперь не мог поднять руку. Я схватилась за лезвие, что-то во мне поднялось, чтобы ответить на зов мести, о котором я даже не подозревала до этого самого момента.

Когда я подошла к нему, то представила заплаканное лицо моей сестры, когда она умоляла меня не спорить с Маттео из-за ее синяка под глазом в тот первый раз, потому что мне было всего шестнадцать и меня бы за это наказали. Я вспомнила, как он разговаривал с моими родителями, словно все они были одной большой счастливой семьей, в то время как моя сестра стояла позади него, словно тень в своем собственном доме. И, наконец, я представила ее лицо в гробу, какой умиротворённой она выглядела после смерти, в то время как последний год ее жизни был полон жестокости.

Маттео имел наглость пристально посмотреть на меня, когда я остановилась перед ним.

— Знаешь, я ненавижу тебя за то, что ты с ней сделал. — Я провела пальцем по лезвию, и страх, который я обычно испытывала рядом с ним, пропал. Потому что он был скован или потому что за моей спиной стоял монстр больше и злее. Тот, кто был бы на моей стороне… если бы я захотела. Если бы я ему позволила.

— Ты жалок. Жалкое подобие мужчины, даже по низким меркам моего дяди. — С каждой секундой моя ярость росла, воспоминания, о которых я старалась не думать, которые были слишком болезненными, теперь проносились в моей голове, как картотека. Я хотела, чтобы он умер, но сначала ему нужно было помучиться. Я не хотела, чтобы он выглядел красивым или умиротворенным в гробу, как она, но таким же изуродованным и мерзким, каким он был на самом деле. Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я подняла дрожащую руку, а он боролся со своими оковами, когда я прижала кончик ножа к его виску.

— Осторожно. Ты можешь остаться без глаза.

Странное чувство спокойствия охватило меня, когда я провела ножом по его щеке. Медленно, очень медленно. Кровь хлынула и потекла рекой, и это зрелище было подобно обжигающей порции виски, оседающей в моем желудке, или первому сладкому глотку самого изысканного десерта. Приятно. Да. Чистое удовлетворение. Его крики были приглушены кляпом, но я наслаждалась ими. Я вложила каждый дюйм боли, страдания и ярости в кусок металла в своей руке. Он заслужил это. Боль и унижение, ощущение слабости и бессилия. Кровь потекла по его коже, покрывая нож и мою руку, впитываясь в воротник его рубашки. Я хотела большего. Маленький демон на моем плече кричал об этом, требовал, чтобы этого было недостаточно. Я приставила лезвие к его горлу, и он замер, раздувая ноздри от частых вдохов. Его глаза встретились с моими, в них горела ярость и что-то еще — страх. Маттео Романо был напуган.

— Я вижу твой страх, Маттео. И я собираюсь получить от этого такое же удовольствие, как и ты от нее.

Он заставил ее жить в страхе, и никто не помог ей. Никто. Даже я. Слезы защипали мне глаза, и я сильнее прижала нож к его горлу, рука дрожала, под сталью выступила кровь. Рука Джио обвилась вокруг моей талии, теплое дыхание овеяло мою шею.

— Остановись, крошка, — выдохнул он мне в ухо.

— Он заслуживает смерти. — Мой голос дрогнул, и я поняла, что по щекам текут слезы.

— Но ты не заслуживаешь того, чтобы убивать его.

Я повернула голову к Джио, и он свободной рукой погладил меня по подбородку.

— Смерть оставляет след, принцесса. Даже на тех мужчинах, которые этого заслуживают.

Я встретила его взгляд, который был таким открытым, таким честным, словно он дал бы мне все, о чем бы я ни попросила. Словно прочитав вопрос в моих глазах, он повернул меня к себе лицом, отстранив от Маттео.

Он прикоснулся губами к моему уху.

— Я дал твоему дяде обещание. На данный момент. Если ты действительно хочешь убить его, я не стану тебя останавливать. Но обещаю тебе, что убью этого человека вместо тебя, когда все закончится. И я никогда не нарушу данную тебе клятву. — Он отстранился и поднял мою руку, коснувшись губами окровавленных костяшек пальцев, прежде чем вытащить из них нож. — Хорошо?

Я молча кивнула, когда реальность обрушилась на меня. Я была готова перерезать горло Маттео.

— Филипп! — Позвал Джио, и мужчина вошел в комнату, натянул мешок на голову Маттео и отвязал его, прежде чем вытащить наружу.

Глава 19

Джио

Эмилия стояла, уставившись на дверь, через которую только что выволокли Романо. Ее рука все еще была в крови, на щеке виднелось пятно. Я не был так болен, как Джексон, но, должен признать, на меня что-то подействовало, когда я увидел ее такой. Такая дикая, испорченная. Во многих отношениях.

Я дал ей этот нож, потому что предполагал, что она причинил боль, и хотел, чтобы она вернула себе немного силы, но теперь я понял: он не делал этого с ней. Что бы это ни было, она была готова убить его за это. Я просто не мог ей этого позволить. Через некоторое время она бы оцепенела от смерти, но я никогда не хотел, чтобы мой мир запятнал Эмилию таким образом.

Она скрестила руки на груди, и я практически мог видеть, как она заново закаляет свою броню.

— Я все еще не твоя, — прошептала она. — Я не умоляла. Я просто сказала это для… него. — Один шаг вперед и два назад, все это чертово время, как будто с любым намеком на капитуляцию нужно бороться из принципа. Между нами только что что-то произошло, какой-то сдвиг, и я не собирался позволять ей это отрицать.

Я разозлился и схватил ее за горло.

— Ты можешь сопротивляться, шипеть и царапаться сколько угодно, Эмилия, но в глубине души ты хочешь быть моей. — Я притянул ее к себе и провел носом по ее шее, вдыхая ее запах. — Потому что ты знаешь, что я буду трахать тебя и заботиться о тебе. — Я поцеловал ее в щеку. — И, если кто-нибудь причинит тебе боль — в прошлом, настоящем или будущем — я убью ради тебя.

Эмилия Донато была волком в овечьей шкуре. Если бы у нее был шанс, она могла бы быть жестокой, но, несмотря на всю свою борьбу, она хотела этого. Чтобы кто-то боролся за нее. Потому что, я могу сказать, что никто никогда этого не делал.

— А теперь, ты собираешься рассказать мне, что он сделал, чтобы заставить тебя возненавидеть его настолько, что ты готова была убить?

Медленный кивок. Я взял ее за руку и повел к дивану. Музыка, доносившаяся из клуба, все еще гремела вокруг нас, но это никак не помогало снять напряжение, исходившее от напряженных плеч Эмилии.

Я усадил ее к себе на колени, и она не стала спорить.

— Кого он ранил?

Она отвернулась от меня, ее глаза остекленели, когда она сосредоточилась на какой-то точке на стене.

— Моя сестра.

Я взял ее за руку, кровь на которой уже подсыхала и стала липкой.

— Расскажи о ней. — Почему-то это казалось важным.

Эмилия была такой открытой во многих отношениях, ее было так легко понять, но была в ней и другая сторона, которую она скрывала, и я хотел этого. Я хотел знать каждую деталь ее жизни. Ее боль, ее радость, то, что заставляло ее плакать или улыбаться. Несколько долгих мгновений она хранила молчание, и я ожидал, что она вот-вот отгородится от меня.

— Кьяра была хорошей, послушной дочерью. Она была доброй, милой и такой наивной, — с трудом выдавила из себя Эмилия. — Она верила в ту чушь, которой кормили ее мои родители, что женщины, работающие в Компании, защищены и о них заботятся. Думала, что она выйдет замуж за того, кого они выбрали специально для нее, и будет жить счастливой жизнью… — Она замолчала, закрыв глаза и нахмурив брови. — Дядя Серхио отдал ее ему как племенную кобылу, которая ему больше не нужна. Маттео издевался над ней, избивал, насиловал. — Ее голос сорвался, и я крепче прижал ее к себе, как будто мог физически удержать своего маленького котенка. Она придвинулась ко мне, уткнулась лицом мне в шею, и это было похоже на самый приятный подарок — ее уязвимость, ее доверие.