Запретный французский (ЛП) - Грей Р. С.

— Я позвоню в газеты и опровергну помолвку.

У отца даже не хватает приличия выглядеть обеспокоенным. Обе газеты принадлежат его другу. Черт возьми, у Федерика даже есть небольшая доля в каждой. Он может сделать быстрый звонок, чтобы история была написана так, как ему хотелось бы. Скорее всего, он уже это сделал.

Чего хочет безумный миллиардер, то он и получает.

— Я на это не пойду.

Никто не произносит ни слова, даже Лейни. Я наконец смотрю на нее, пытаясь понять, что она чувствует, но она избегает взгляда. Теперь она смотрит в пол. Лейни кажется невыносимо маленькой в этой комнате с тремя львами. Фэй кладет руку ей на колено, словно защищая от моей ярости.

— Лейни. — Мой умоляющий голос не убеждает ее поднять глаза. — Скажи им, что это нелепо. Скажи им, что ты тоже не согласна.

Она по-прежнему не поднимает глаз, сосредоточенно сжимая руки на коленях.

Отец, почувствовав, что с него хватит, испускает последний тяжелый вздох.

— Ты поступишь так, как всегда, Эммет. Ты будешь достойно и гордо представлять семью Мерсье. Какие бы протесты ты ни замышлял, какие бы нелепые поступки ни придумывал, чтобы выпутаться… они бесполезны. Через шесть месяцев вы поженитесь, и на этом все.

Глава 21

Эммет

Дождь из Италии преследует и в Бостоне. За две недели, прошедшие с момента возвращения, улицы превратились в грязное месиво. Дождевые тучи закрыли солнце, и в городе установился глубокий холод. В основном я существую так, будто моя жизнь не изменилась с последней ночи в Италии. С непоколебимой решимостью сосредотачиваюсь на работе. Никаких истерик или демонстраций неповиновения. На самом деле, я направляюсь на встречу с отцом на место будущей штаб-квартиры GHV в Бостоне.

После Италии мы разговаривали несколько раз, и могу сказать, что он ждет вспышки гнева, но он ее не получит.

Машина подъезжает к обочине здания. Прямо в вестибюле, сквозь забрызганные дождем окна, я вижу отца, который ждет меня со своим помощником. План на сегодня — несколько минут прогуляться по зданию, поскольку у него еще не было возможности увидеть его лично, а затем встретиться c ведущим архитектором и инженером из «Бэнкс и Барклай», чтобы понять весь масштаб проекта и сроки, в которые мы укладываемся.

Водитель распахивает передо мной дверцу, над головой уже раскрыт большой черный зонт. Я беру его, благодарю и направляюсь к зданию.

Если не считать нескольких капель дождя на ботинках, я полностью сухой, когда вхожу в здание и присоединяюсь к отцу и Уилсону. Они стоят бок о бок, пока Уилсон показывает что-то отцу на телефоне.

Он качает головой, не отрывая взгляда от того, что показывает ему Уилсон, и говорит:

— Нужно перенести встречу. — Затем поднимает на меня взгляд и коротко спрашивает: — Почему опоздал?

— Дождь, — отвечаю я на это. Хотя и не опоздал. Я приехал вовремя.

Не поддамся на подколки. Он хочет подраться, но я получаю большее удовлетворение, отказывая ему в удовольствии.

— Здание довольно старое.

Я чуть не смеюсь и отвечаю по-французски:

— Историческая архитектура всегда такая.

— А ты уже подсчитал, во что обойдется реконструкция?

— Ты ведешь себя так, будто не пожертвовал миллионы евро на реставрацию Нотр-Дама. Ты, как никто другой, должен ценить здание таким, каким оно может быть.

— Я больше беспокоюсь о том, что оно превратится в денежную яму. Предполагалось, что Александр будет курировать проект. Где он? — Отец выжидающе смотрит на улицу.

— Его не будет. Я заменил его. И предпочел бы возглавить проект сам.

Он кивает, но больше ничего не говорит.

— Может, пройдемся по первому этажу? Мне говорили избегать лифтов, но лестница рядом. Как только закончим здесь, то сможем подняться и осмотреть второй этаж.

Уилсон тут же готовится делать заметки, шагая следом за нами.

Пока мы идем, я показываю отцу особенности здания, а он расспрашивает о новостях, начиная с ужина, который я посетил вчера, и переходя к показателям за прошлый месяц по одному из наших ювелирных брендов. Темы остаются нейтральными, пока он не заговаривает о помолвке.

— Меня заверили, что объявления о помолвке появятся завтра утром. Фэй Дэвенпорт довольна.

— Не вижу повода для спешки.

В конце концов, я не собираюсь жениться.

— Наследники не растут на деревьях, Эммет.

— Должен ли я развлечь тебя, подтвердив, что ни при каких обстоятельствах не буду заниматься этой шарадой?

— Будешь, — спокойно отвечает он.

— Или что? Моя должность в компании? Мой траст? Все исчезнет?

— Не драматизируй. Ты ведешь себя так, будто я подвергаю тебя настоящим испытаниям. Я был там, в Италии, помнишь? И видел девушку. Она красива, приятна в общении, и это больше, чем можно желать в качестве жены. Утонченная, умная, по крайней мере, так я слышал, и она из хорошей семьи. Она — именно то, что я хотел для тебя.

— И как я должен трахать ее?

Он останавливается.

— Что?

— Похоже, ты приложил руку ко всему остальному, так что расскажи мне.

— Попридержи язык. Я жду благодарности за то, что тебе дал.

— Я не буду этого делать.

— Ты сделаешь, — говорит он, брызгая ядом слов.

Затем зазвонил телефон отца, и Уилсон прочищает горло, прежде чем выполнить неприятную задачу — напомнить нам, что архитекторы скоро прибудут. Вот так, снова все как обычно. Уверен, отец ошибочно полагает, что я капитулирую перед его требованиями. Но это не так.

На следующее утро просыпаюсь от бури в прессе, отец выполняет обещание рассказать о помолвке. Сначала в лондонских «Таймс» и «Фигаро», затем в «Нью-Йорк таймс». После этого ее уже не остановить. Все крупные издания наперебой сообщают об этой новости.

Это ящик Пандоры.

Позже утром команда отца опубликовала поздравительное заявление с подтверждением.

Фэй Дэвенпорт последовала его примеру.

Что касается того, как мне выбраться из этой передряги, то нет такого варианта, который я бы не рассмотрел. Если я попытаюсь использовать блог или независимую медиакомпанию, чтобы рассказать свою версию истории и опровергну заявление, это будет выглядеть так, будто в GHV произошел переворот. Совету директоров это не понравится, а акционеры воспримут, как акт бунта. В результате цены на акции резко упадут. Я не хочу идти по этому пути. Публичные споры только дискредитируют единство внутри компании и ослабляют позиции на мировом рынке.

Это личное дело каждого, и мы разберемся с ним соответствующим образом.

К обеду цветы, подарки и поздравления хлынули потоком. В моем номере в отеле Mandarin Oriental пахнет, как в цветочном магазине. Уже тошнит от этого приторного аромата.

— Забирайте все, — говорю я посыльному, которого вызвал. — Если хотите что-нибудь, это ваше. Остальное передайте в Бостонскую детскую больницу.

— Сию минуту, сэр.

Не сомневаюсь, что Лейни получает те же подарки и пожелания, что и я, только представляю, как ее бабушка читает вслух каждую записку с выражением величайшего удовлетворения на лице.

Желудок скручивается при мысли о Лейни. Мы не виделись и не разговаривали со времен Италии, никто из нас и не пытался связаться с другим. Чем больше времени у меня было, чтобы обдумать ситуацию со всех сторон, тем сильнее становился мой гнев на нее.

Трудно вытащить ее из эпицентра неразберихи. Возможно, она и не была инициатором помолвки (хотя даже в этом я не могу быть уверен), но, по крайней мере, она в ней участвует, и я не могу закрыть на это глаза.

Она, как никто другой, должна понимать, каково это — быть в подчинении. Я ясно дал понять, что не женюсь, несмотря на требования отца. Лейни знает, как долго я боролся за то, чтобы проложить свой собственный путь в жизни. Она могла бы высказаться и встать на мою защиту. Если бы она не желала помолвки, отец не стал бы ее принуждать. У нее была возможность покончить со всем прямо там.

Вместо этого, спустя две недели после отъезда из Италии, мы обручены в глазах всего мира, и сегодня вечером я должен буду встретиться с ней на благотворительном вечере выпускников Сент-Джонса в Нью-Йорке. Сомневаюсь, что это будет красиво.