Юлия Вакилова - Король моего сердца
— Но почему Вы учитывали только свои интересы? Почему Вам даже не пришло в голову спросить моего мнения?
Его плечи опустились.
— Вот видишь. Ты снова делаешь это. Ты вновь возводишь свои желания на пьедестал, не допуская мысли, что мне, как твоему отцу, как королю, в конце-то концов, лучше знать, что будет лучше для тебя и для страны! Думаешь, ты первая, чей брак состоялся по уговору? С чего ты решила, что вообще имеешь право выбирать!
Он ожесточенно поджал губы, в глазах мелькнул недобрый огонек.
— Ты приносишь только несчастья мужчинам. Все трое, с кем моя дочь должна была связать судьбу — или уже связала — оказались мертвы.
«Кроме Сапфо!» — отчаянно возразил ее взгляд, защищаясь.
Гидеон понимающе усмехнулся, словно прочтя ее мысли.
— И он тоже. Нам ведь известно, что он до сих пор не пришел в себя, девочка. Ты не хуже меня знаешь, что это означает. Он не выживет.
«Это неправда, все ложь, ложь!» — так и хотелось прокричать девушке. Но глубоко в сердце зрела отчаявшаяся истина: слова отца были правдой. И от этой правды хотелось скулить, выть подобно загнанному зверю, забраться куда-нибудь глубоко под землю и свернуться в клубок, зализывая душевные раны.
— Но я не стану здесь, перед тобой даже пытаться изображать скорбь. Нам ведь обоим прекрасно известно, — наклонившись, он почти прошептал эти слова на ухо дочери. — Что в этих краях давно нет и не могло быть никаких кочевников.
Со стороны, наверное, они могли показаться идеальной картинкой: любящий отец на прощание благословляет преисполненную благодарностью дочь, отправляясь в дорогу.
— В любом случае, это уже мало что меняет. Я не собираюсь рассказывать о своих подозрениях Тринису — с него более чем достаточно смерти сыновей, — непроизвольный вздох сожаления вырвался из груди мужчины, но окрепшая уверенность во взгляде не позволяла обмануться: отец принял непростое решение — и теперь ничто на свете не могло поколебать его решимость. В очередной раз. — Но потворствовать твоим капризам больше не стану.
Она даже не пыталась изобразить удивление или оскорбленную невинность, только лишь поинтересовавшись:
— И что будет теперь? Вы снова станете пытаться выдать меня замуж?
— Выдать тебя замуж? — он даже пораженно качнул головой, усмехаясь. — У больше меня не осталось друзей, чьих сыновей ты могла бы свести в могилу. Пожалуй, единственный достойный выход для тебя — это монастырь.
Эллери ошеломленно замолчала, пригвожденная к земле жестким ответом. Моментально вскипевшая ярость требовала немедленного выхода, но что-то внутри девушки остановило этот стремительный порыв. Она просто стояла и смотрела на отца, как никогда четко осознавая, насколько чужими они стали друг другу. Когда он успел стать таким? А, может, это не он изменился, а она сама? И на самом деле он был прав, говоря все те обидные и невозможные слова?
Монастырь.
Нет, принцессе никогда не приходило в голову, что судьба может ожидать ее там — за закрытыми дверями узких келий, в ежечасных молитвах и cлужбах!
Свежая и разливающаяся по венам юность не знала такого слова. Когда весь мир расстилается перед тобой разноцветным полотном возможностей и перспектив, кто в здравом уме будет думать о том, чтобы стать небесной служительницей и навсегда позабыть о себе и своих желаний во благо остального мира?
Прежняя Эллери никогда бы не согласилась даже подпустить подобную мысль на порог своего разума. Но у теперешней принцессы слова отца никак не выходили из головы. Первым желанием девушки после выздоровления было увидеть Сапфо, прорваться к нему и заставить любыми способами бороться за свою жизнь. Но после разговора с Гидеоном, она вдруг осознала нечто такое, от чего сама же девушка еще месяц назад пришла бы в ужас.
«Ты приносишь только несчастья мужчинам».
О, с какой радостью она бы отвергла эти слова! Как сладко было бы отмахнуться от них, забыть, выжечь из памяти и продолжить жить, как прежде!
Но не получалось. Они подстерегали ее ночами, когда она без сна лежала часами, уставившись пустым взглядом в нависающий полог кровати, встречали по утрам, отражаясь в зеркальной глади, насмешливо звучали в чужих голосах. Они проникли в нее саму, отравляя кровь, пропитывая каждое произнесенное слово, закравшись в каждую мысль.
И чем дальше заводили ее размышления, тем Эллери все явственнее осознавала — прозревала! — что все произошедшее в ее жизни, то, что еще недавно казалось ей сосредоточением всех возможных бед и напастей, вдруг свалившихся на ее голову, произошло неслучайно. Все — начиная с ранения Бродяги, оказавшимся куда серьезнее, чем кто-либо мог представить, ее стремительное замужество, смерть Оркеса, и наконец, лежащий без сознания Сапфо — теперь обрело причину.
Хотелось выть во весь голос от того, что прозрение настигло ее так поздно. Но крохотная надежда на то, что еще возможно было все исправить, поддерживала в ней иллюзию жизни.
Неотвратимое решение крепло с каждым днем, но принять его не хватало сил. Ей нужно, отчаянно необходимо было увидеть Сапфо! Она больше не могла сражаться со скорбью и отчаянием в одиночку, гадая, не разбудит ли ее каждым новым утром сообщение о его смерти.
Все в замке наблюдали за страданиями чахнувшей на глазах принцессы с отстраненным пониманием. Каждый знал о постигшей ее утрате, и потому чувства Эллери не казались чем-то выходящем за рамки. И никто в целом мире не знал истинной причины ее скорби, не ведал, что каждый новый миг существования в полном неведении от ее сердца откалывался очередной кусочек.
В один ужасный момент Эллери невероятно четко осознала, что сойдет с ума, если своими глазами не увидит Бродягу. И решила, что то самое мгновение, которое она всеми силами оттягивала, все-таки пришло.
Стража перед покоями не хотела ее впускать. Принцессе даже пришлось прибегнуть к угрозам, используя свое особое положение, — чего раньше она всегда старалась избегать — прежде чем заветные двери отворились, позволяя Эллери войти.
В просторном помещении царила особая атмосфера лазарета, витал запах горьких настоек и лекарственных трав. Все предметы были сдвинуты в сторону, осталась стоять только широкая кровать в центре комнаты, да стол со стулом, очевидно, используемые лекарем во время осмотров.
Не успела она со стремительно забившимся сердцем разглядеть неподвижно лежащую фигуру, укрытую теплым одеялом, как на ее пути вдруг возник посторонний мужчина, показавшийся смутно знакомым.
Еще один стражник?
— Я - принцесса Эллери, — она решила не тратить время и величественно приказала: — Оставьте меня одну с Его Величеством.
