Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Я буду ставить судьбу Земли Волков на кон в испытании?

— Боишься не справиться? — спрашивает Лекс.

— Боюсь произвола, — парирую я.

— В испытании нет ничего произвольного, — отвечает Агата, спокойная и сдержанная, — могу тебя уверить. Если пройдешь, значит, заслуживаешь нашей помощи. В противном случае — нет.

Я воздерживаюсь от ответа и смотрю вперед, на двери, позволяющие мельком увидеть интерьер. Однако лишь переступив порог и дав глазам привыкнуть к свету, я могу восхититься им во всем его великолепии.

Пространство абсурдно огромно. Галерея опоясывает весь первый этаж, с балконов свисают цветы, а растения карабкаются вверх по стенам. Над ними возвышаются ярусы трибун, еще галереи и бесконечные переходы. Солнечные лучи проникают сквозь витражи куполов, высокие окна башен, балконы и галереи, и этот свет льется на пол, отбрасывая яркие блики, переливчатые и серебристые отсветы, кажущиеся нереальными. А передо мной, за широким проходом, до самого конца зала простирается бассейн. На его воде плавают цветы, упавшие с балконов. Рядом с ними ряд камней ведет от четырех углов бассейна к каменной платформе в центре.

Но самое впечатляющее — не балконы, не красные цветы и не волшебный свет. То, от чего у меня перехватывает дыхание, — это статуя, возвышающаяся в конце, словно председательствующая над этим местом.

Это изображение воина в доспехах, который, однако, не держит меча. Он стоит, мощный, глядя вверх, подбородок приподнят так, что свет падает на половину его лица. Одна его рука тоже поднята ладонью к небу, и это заставляет меня думать, что, возможно, он Сын Мари. Черты его лица, высеченные из белого камня, внушают трепет.

— Кажется знакомым? — Голос Агаты выводит меня из транса.

Я смотрю на неё, но лишь секунду, потому что вынуждена снова повернуться к статуе, на этот раз с сердцем, бешено колотящимся о ребра, и новым взглядом.

— Это мой отец. — Мне не нужно спрашивать.

Я вижу, как Агата кивает.

— Сын Ингрид, бывшей королевы-матери всех ковенов Илуна. Не многие мужчины рождаются с даром магии, но он был Сыном Мари, одним из самых могущественных, как и твоя мать, хотя её мы в школе не почитаем.

Я вынуждена посмотреть на неё. Я не в силах скрыть свою тревогу и жажду. Хочу слушать её, хочу, чтобы она продолжала говорить.

Дремавшая потребность просыпается с хищным голодом. Мне нужно знать. Нужно узнать своих родителей, даже если через слова незнакомки.

Рука Евы, которая успела добраться до меня, спасает меня от того, чтобы показать слишком сильное рвение или, наоборот, безразличие к истинной причине, приведшей нас сюда.

Что подумала бы королева всех ковенов, если бы я придала больше значения воспоминанию, чем самой войне?

Я кладу руку поверх руки Евы и благодарно сжимаю её.

— Что я должна делать?

Агата улыбается, и что-то подсказывает мне, что это уже было частью испытания. Если бы не Ева, я бы его провалила.

Она делает жест, приглашая меня пройти в центр платформы.

— Вы тоже, друзья Одетт, — заявляет она. — Можете подойти все.

Я перехожу первой. За мной следует Ева, затем Арлан и Эмбер. Из других углов приближаются другие люди, несущие предметы, которые я не могу опознать. Над нашими головами я тоже замечаю движение и обнаруживаю, что зрителей у нас будет много. Трибуны начинают заполняться, как и балконы.

Полагаю, всё это было подготовлено заранее. На самом деле, они сказали, что мы опоздали.

Две ведьмы встают в центре, а нагруженные пажи останавливаются перед входом на платформу. Ведьмы в центре поднимают руки, и по движению их кистей, похожему на часть танца, из воды бассейна поднимается камень.

Он глубже, чем я думала.

Камень круглый, большой и выглядит прочным. Они направляют его над нами, и мы все отступаем на несколько шагов, когда они опускают его и устанавливают точно в центре круглой платформы. Тогда подходят пажи и ставят два… сосуда, один напротив другого.

Агата останавливается рядом с нами. Лекс ждет на почтительном расстоянии.

— Здесь, перед тобой, всё, что нужно, чтобы пройти испытание. Если хочешь подать официальное прошение, ты должна победить.

Несмотря на то что всё это выглядит как шоу для ковена, Агата обращается только к нам.

Одна из ведьм выходит вперед и открывает оба сосуда.

Внутри блестит что-то круглое, размером с леденец. По правде говоря, оно так и выглядит. Красное, с виду шероховатое, того же кровавого оттенка, что и цветы, плавающие в бассейне вокруг нас.

— Перед тобой два драже. Одно отравлено, другое — нет. Выиграть испытание просто: ты должна съесть безвредное драже.

Я перевожу взгляд с одного на другое.

— Яд? — спрашивает Ева. — И она должна выбирать? Как? С помощью каких инструментов? И что будет с другим драже?

Агата поднимает руку, призывая к терпению. — У этого испытания не так много правил. — Пажи начинают покидать сцену. Только Лекс и она остаются здесь, рядом с нами четверыми. — Ты можешь участвовать сама, Одетт, или выбрать паладина, который будет представлять тебя. Моим паладином будет Лекс, и он съест то драже, которое ты отвергнешь. Если решишь рискнуть сама, можешь пользоваться помощью своих спутников; и все они смогут входить и выходить из этой школы по своему желанию. Можете посещать библиотеку, советоваться с кем сочтете нужным и использовать любые ресурсы, которые посчитаете необходимыми. Одна из ведьм поможет вам достать всё, что потребуется. У тебя есть время до наступления ночи, чтобы решить, какое проглотить; если же этот момент настанет, а ты не примешь решения, это сделает за тебя мой сын. Он тоже не знает, какое отравлено, и тоже может использовать ресурсы, которые сочтет нужными. Есть вопросы?

У меня пересыхает в горле. — Я просто должна… съесть безопасное драже? И этим выиграю? — Да. — Какой яд в другом? — вмешивается Эмбер с подозрением. — Очень опасный, — спокойно отвечает королева. — Он убьет того, кто его примет? — продолжает Арлан. — Может, да, а может, и нет, — отвечает она. — Можете попытаться выяснить, что это, но я не могу дать вам больше информации.

Ева выдает ругательство, заставившее Агату приподнять брови. — Твоя мать пришла бы в ужас, услышь она, как ты говоришь, юная леди, — произносит она с натянутой улыбкой.

Ева выпрямляется, но королева больше не обращает на неё внимания. Она снова смотрит на меня. — Вы прибыли поздно, а зимой темнеет рано, так что времени у вас немного. Позже преимущество будет у Лекса.

Она ждет, спрошу ли я что-то еще, но я молчу. Агата кивает, кладет руку на плечо сына и покидает платформу.

Ковен хранит молчание, словно их здесь и нет. Они не аплодируют, не разговаривают, словно они часть декораций, скрытые среди цветов первой галереи и чинно сидящие на остальных ярусах. Однако стоит мне поднять голову, как я остро ощущаю устремленные на нас взгляды.

Лекс двигается, и я слежу за ним, пока он не встает по другую сторону камня, прямо напротив меня.

— Почему ты на это соглашаешься? — Потому что моя мать — королева-мать всех ковенов Илуна. — Твой единственный шанс — это моя ошибка. — Я внимательно изучаю его. — Твое выживание зависит от того, совершу ли я ошибку. А если я дам тебе драже, которое считаю отравленным? Ты просто примешь его? — У меня столько же шансов, сколько у тебя. Ровно половина. — Значит, узнать невозможно, — говорит Арлан, наблюдая за всем с рукой на рукояти меча.

Лекс улыбается, но не отвечает. Он нам не поможет. Логично. Его жизнь зависит от моей смерти.

— Так не может быть, — говорю я ему. — Ты не можешь на такое соглашаться. Это ужасно. — Если тебе это кажется настолько ужасным, отзови свое прошение, и пойдемте все домой. — Он указывает подбородком куда-то себе за спину. — Я покажу тебе, где мы чтим твою мать, перед тем как ты уйдешь.

Я сжимаю кулаки. Он меня провоцирует.

— Ева, как поступим?

Она не медлит с ответом, приседает, пока её лицо не оказывается в ладони от сосудов, и внимательно их осматривает. Осторожно берет один из них и подносит к лицу, чтобы понюхать; затем нюхает следующий. Ничего не говорит, но подносит их мне, чтобы я повторила то же самое.