Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Арлан фыркает. — Мы на войне. — Именно, — отвечает он. Он молчит несколько секунд. — Эмбер заходил ко мне перед тем, как отправиться в Эрею. — Еще одна долгая пауза. — Он тебя ценит. Вы близкие друзья, да?

Юноша колеблется. — Да… наверное.

Девин снова кивает. — Хорошо. Это хорошо, — заявляет он, но кажется, будто эти слова скорее для него самого, чем для Арлана. — Береги себя. И вы тоже, Одетт.

Я киваю ему в ответ, и король уходит. Он закутывается в плащ, как только покидает тепло этого уголка, и немного съеживается. Арлан смотрит, как он уходит, как присоединяется к своим людям и доходит до лестницы башни, которая уведет его внутрь дворца, а затем и прочь отсюда, но Девин не оглядывается.

Наш командор уже мобилизовала войска согласно планам, разработанным с королем и его стратегами, и в последние дни я видела её мало. Кроме того, часть флота Эгеона вернулась несколько дней назад с несколькими ротами наших солдат, и теперь Кириан вместе с ними готовится к войне.

Кажущееся спокойствие, которое дарит нам сотрудничество Эгеона, однако, длится недолго. Новости приходят к нам по трем разным каналам. Военные гонцы. Шпионы Эгеона. Ведьмы Камиллы.

«Хиру опустошают территорию».

Все говорят одно и то же. Хиру, чье поведение всегда было хаотичным, теперь проявляют признаки того, что что-то изменилось. В лесу находят трупы, зверски убитых путников обнаруживают спустя дни после исчезновения на дорогах. Города, к которым твари никогда не подбирались так близко, подвергаются нападениям, а целые деревни оказываются стертыми с лица земли.

Только послания Камиллы предупреждают нас о том, о чем мы и сами уже догадываемся. Они не нашли деабру, но полагают, что может быть нечто, что заставляет хиру волноваться, что-то, что зовет их кормиться. Все здесь знают, что магию нельзя творить без определенных защитных мер, без соблюдения безопасности. Что может заставлять использовать магию без контроля? Что может призывать хиру? Способны ли хиру уничтожать целые деревни?

Последние сообщения о нападениях собрали нас в одном из залов дворца Эгеона. Мы шестеро, находящиеся здесь, пережили ужас, предшествовавший вечной ночи, и смотрим на карту, где гонец отметил точное место, в котором исчезло целое поселение, совсем рядом со столицей и перевалом.

— Они приближаются к Илуну, — замечает Ева. Мы все молчим.

— Думаете, это могут быть… — Эмбер не заканчивает, Ева не дает ему. — Это деабру. Никто не говорит о них, потому что они не оставляют выживших. Хиру стекаются к ним, к разрушениям, которые те оставляют, к остаткам… Поэтому их стало больше, поэтому они стали показываться.

— Это вполне логично. Если они покинули Сулеги, чтобы прийти в Илун, это объяснило бы, почему Камилла и её ведьмы их не нашли, — полагает Нирида и откидывается на спинку своего сиденья — кресла из черного бархата с красивыми резными подлокотниками из белого дерева. — Мы должны рассказать об этом Эгеону.

— Ему это не понравится, — вмешивается Кириан, подаваясь вперед в своем кресле, таком же элегантном и роскошном, как и вся мебель в этой комнате. Мы выбрали её, потому что она казалась самой безопасной, чтобы нас не подслушали и за нами не следили. — Он занервничает и, возможно, отзовет помощь из Сулеги.

— Ему нужно сказать, — бормочет Нирида. — Если деабру прорвутся, если доберутся до более густонаселенных центров… Разрушения, которые они могут причинить в крупном городе, будут необратимы.

Мы все обдумываем это в тишине.

— Я пойду на них охотиться, — говорит вдруг Кириан.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но первой, язвительным тоном, вмешивается Ева. — Может, магия Гауэко, что есть в тебе, и дает тебе возможность убивать их, капитан; но даже у человека с твоим талантом и такой возможностью возникнут проблемы против группы деабру, численность которой нам неизвестна. Ты не сможешь перебить их всех.

— Я не собираюсь их убивать, — отвечает он. — Я лишь собираюсь их сдерживать. Мы доложим Эгеону о ситуации, но также предложим решение, чтобы ему самому не пришлось вмешиваться. Одетт все еще должна попросить помощи у ковенов Илуна; когда она это сделает, она расскажет им и о деабру и попросит присоединиться к нам для охоты на них. Тем временем я и мои люди будем следить за ними, сдерживать их и, когда придет время, будем готовы дать им бой.

— Я тоже помогу, — вызывается Арлан, слегка вздернув подбородок. Всегда готов служить. Всегда отважен.

— Рискуя получить по лицу… — начинает Кириан и бросает на меня взгляд, заставляющий меня нахмуриться, — я бы чувствовал себя спокойнее, если бы Ева и Одетт не полагались только на магию, когда пойдут просить помощи у ведьм.

— Мне не нужно бить тебя по лицу, — быстро парирует Ева, — потому что я могу отправить тебя в полет через всю комнату магией.

— Кириан прав, — соглашается Нирида, привлекая её внимание. — У ведьм тоже есть магия. В Илуне тоже есть Дочери Мари, обученные, сильные и опытные. Неплохо бы, чтобы вас сопровождали вооруженные солдаты.

— Солдаты, которых они воспримут как провокацию или знак недоверия, — отвечаю я.

— Тогда я буду сопровождать их один, — предлагает Арлан.

Ева открывает рот, чтобы что-то сказать, но я останавливаю её взглядом. Она тут же умолкает. — Арлан… — мягко начинаю я.

— Я понимаю, что не представляю такой угрозы, как отряд вооруженных солдат, — заявляет он, поднимая руку. — Я не настолько наивен и не настолько самонадеян, чтобы утверждать обратное; но, как ты сказала, отряд был бы воспринят как знак недоверия, а я — лучше, чем ничего.

Я слегка улыбаюсь и киваю. — Тебя будет более чем достаточно, Арлан. Спасибо.

Я вижу, что Кириан колеблется, но тоже не решается мне возразить. Ева изображает улыбку, тоже соглашаясь.

Спустя три дня мы отправляемся в путь к центральному ковену Илуна. В мой дом.

Мы едем верхом до ближайшей деревни и там оставляем лошадей на постоялом дворе. Эмбер тоже сопровождает нас. Он прокладывает путь сквозь снег, доходящий до щиколоток, рядом с Арланом, чьи темные волосы собраны в пучок, но часть прядей выбилась и касается шеи. Он хмурится, не в силах скрыть напряжение, которое вызывает у него эта вылазка. Редко когда он расслабляется настолько, чтобы этот взгляд перестал быть таким мрачным, а выражение лица — таким суровым.

Я смотрю на него искоса, гадая, когда исчезла та мягкость, которая, я знаю, появляется лишь тогда, когда он чувствует себя достаточно комфортно; когда укоренилась эта жесткость и ушла нежная доброта. Может, когда он сбежал со двора Львов, или, может, гораздо раньше, когда убили его спящих родителей.

Сдавленное восклицание заставляет меня отвести от него взгляд и сосредоточиться на виде, открывшемся перед нами по прибытии к месту назначения.

Снег укрывает темный лес; укрывает всё, кроме этого места: нетронутого островка посреди белизны. Здесь нет грандиозности столицы, и это место не ошеломляет так, как она, когда видишь её издалека впервые. То, что передает этот взгляд на мое прошлое и истоки, — нечто иное, более тонкое, звенящее.

Невысокая стена обозначает вход в город. Она не оборонительная, потому что им это не нужно. Та же магия, что сохраняет это место нетронутым, пока снаружи наметает сугробы, защищает его.

Внутри преобладает камень; светлый камень, резко контрастирующий с мрачностью дворца Илуна. Однако земля здесь не обладает стерильностью больших городов. Природа пробивается сквозь творение рук человеческих, и огромные, величественные деревья создают естественные галереи между зданиями, над которыми простирают свои ветви и тени.

Что-то заставляет меня протянуть руку к входу, прежде чем переступить порог, что-то большее, чем просто предчувствие. Я знаю, что Ева тоже это чувствует: она смотрит на меня с интригой, ждет и не делает шаг вперед, пока магия, окутывающая всё вокруг, не уступает нашему присутствию. Интересно, это потому, что мы Дочери Мари, потому что мы ведьмы, или потому что это заклинание, защищающее их, каким-то образом знает, что мы входим в город без злых намерений?