Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Не двигайся, — шепчет он мне в кожу, и этот властный тон толкает меня еще ближе к бездне.

Холод мрамора под моими ладонями не способен остудить того, что происходит внутри. У меня горят щеки и грудь. Горит тело там, где впились его руки, а его рот продолжает лишать меня рассудка быстрыми и интенсивными ласками.

Разряд прошивает меня насквозь. Он раскалывает мир надвое, и меня вместе с ним, и я кусаю губы так сильно, чтобы не закричать, что причиняю себе боль. У Кириана вырывается рык. Он умеет читать ритм моего тела и подстраиваться под него. Я опускаюсь на его плечи, побежденная, пока его поцелуи становятся медленнее, а движения языка — мягче и заботливее.

Когда он опускает мою ногу и отпускает меня, я едва держусь на ногах. Откидываюсь назад, пытаясь восстановить дыхание, и смотрю, как Кириан встает с торжествующей улыбкой. Он проводит большим пальцем по уголку рта, словно наслаждаясь послевкусием того, что только что сделал. В его взгляде — абсолютное удовольствие.

— Теперь можем идти в твои покои.

Я все еще чувствую легкую боль от укуса на шее, когда вхожу в спальню и смотрю в зеркало. Метка от этого поцелуя алеет на коже. Кириан наблюдает за мной с другой стороны зеркала, пока я поворачиваюсь и опираюсь на туалетный столик. Я собираюсь сделать шаг к нему, но он едва заметно качает головой.

— Раздевайся, — просит он бархатным голосом. — Ты слишком раскомандовался.

Он дарит мне полуулыбку, которая скользит по центру моего тела. — Тебе это не нравится?

Этот высокомерный наглец прекрасно знает, что нравится, поэтому я не доставляю ему удовольствия ответом… и повинуюсь. Я развязываю ленту, стягивающую платье спереди, осторожно спускаю бретельки и позволяю ткани упасть к моим ногам.

Кириан уже ослабляет ремешки жилета, когда я делаю шаг вперед, переступая через платье, и целую его. Он не перестает раздеваться. Быстрыми движениями он избавляется от жилета и рубашки, пока я помогаю ему с ремнем, чувствуя, как сильно он хочет затащить меня в эту постель.

Он прикасается ко мне, только когда оказывается полностью обнаженным: хватает за талию, снова воспламеняя кожу, и пытается увлечь к кровати, но я не даю. Не отрывая от него взгляда, я медленно опускаюсь на колени, зная, какой эффект это на него произведет, и замечаю, как он перестает дышать, когда я обхватываю его рукой и беру в рот.

Его пальцы запутываются в моих волосах, и я чувствую напряжение мышц его бедер, пока он пытается сдержаться и позволить мне самой выбирать глубину движений. Я выпускаю его изо рта и игриво кусаю.

— Черт…

Я провожу языком медленно, от основания до головки, и Кириан издает звук, заставляющий меня тут же повторить это движение. Я едва успеваю начать, когда он отстраняется, наклоняется, чтобы взять меня за руку, и рявкает: — В постель. Живо.

Он мягко толкает меня, нависая сверху, и я провожу пальцами по его груди и черным линиям татуировки. Я наслаждаюсь ощущением его кожи и тем, что способна с ним делать, пока он устраивается между моих ног, упираясь предплечьем в матрас рядом с моим лицом; дыхание его сбито, и тут он спрашивает:

— Ты не против, если я буду командовать еще немного? У меня мурашки бегут по коже. — Нет.

Кириан улыбается, и дрожь пробегает по мне сверху донизу, когда он приподнимается, берет меня за руки, слегка тянет на себя и… переворачивает. Он прижимает меня грудью к простыням и хватает за бедра, приподнимая их к себе. Его пальцы мягко гладят мою спину, пока он не сжимает мои плечи и не спрашивает: — Тебе удобно?

Ох, черт, он сегодня точно сведет меня с ума… — Да, — отвечаю я, и понимаю, что это звучит почти как мольба.

Он тоже это понимает, потому что смеется, и прежде чем я успеваю что-то добавить, хватает меня за руки, заводит их мне за спину, полностью обездвиживая меня на кровати, и одной рукой перехватывает оба запястья. Ногой он раздвигает мне колени, а затем удерживает их так, чтобы я никак не могла пошевелиться, прежде чем снова спросить хриплым голосом: — Хорошо?

На этот раз я едва могу пробормотать что-то похожее на «да», и Кириан входит в меня сзади. Это сокрушительно. Я в его власти, и мне совершенно все равно. Давление его сильных пальцев на моих запястьях восхитительно, пока он двигается почти с отчаянием, теряя контроль так же, как и я. Он скользит свободной рукой между моих ног, не переставая двигаться внутри меня, и мне кажется, я сейчас сойду с ума. Я глушу крик в матрасе и слышу, как он произносит мое имя как молитву, прежде чем сделать толчки глубже и интенсивнее, заставляя все мое тело напрячься.

Это приговор, медленный и мучительный, пока я теряю рассудок и всякое чувство приличия, ощущая себя открытой и уязвимой, потому что прямо сейчас Кириан мог бы попросить у меня что угодно… и я бы с радостью ему это отдала.

Когда я больше не могу терпеть, я разлетаюсь на тысячу золотых и темных осколков и теряюсь в вихре наслаждения, выкрикивая его имя. Это всё, что ему нужно, чтобы отпустить себя вместе со мной и раствориться в последних, почти звериных толчках.

Кириан отпускает мои запястья и отстраняется, оставляя меня лежать на простынях, мягкую и обессиленную. Затем он ложится рядом, почти падая, обнимает меня за талию и притягивает к себе. Его пальцы массируют мне запястья, пока я чувствую, как его бешеное дыхание замедляется под моим обнаженным телом, и он дарит мне невесомый поцелуй в губы.

Утром я не помню, как уснула, но просыпаюсь всё так же в его объятиях под одеялом, и что-то теплое и нежное сворачивается клубочком у меня в груди и остается там.

Глава 20

Одетт

Время стало странным понятием с тех пор, как мы ждем. Неминуемая война грозит быстро пожрать каждый миг затишья, и в то же время эта самая опасность, нависшая над нами, заставляет паузу тянуться мучительно медленно. Я хочу жить этими мгновениями. И я хочу сражаться.

Однажды нам сообщают, что войска Эгеона отвоевывают территории, уступленные Львам в Сулеги, и Нирида вздыхает с облегчением. Только тогда Девин покидает этот двор. Он не говорит, чего ждал, но у меня такое чувство, что Принц Скандала не так безмозгл, как некоторые считают… или как он сам хочет заставить всех верить. Он остался, чтобы убедиться, что Эгеон сотрудничает, и когда тот выполнил свою часть сделки, решил вернуться в Нуму.

Я стою с Арланом на одной из многочисленных смотровых площадок дворца, когда король подходит попрощаться. Солнце светит ярко, но этого и близко недостаточно, чтобы помешать Девину кутаться в плащ, пытаясь укрыться от холода, пока он не доходит до нас; и тогда то же тепло, что защищает нас, заставляет его отпустить полы плаща и скинуть капюшон.

Сначала он смотрит на меня. — Не желаете составить мне компанию на обратном пути? Я слегка смеюсь.

— Ты уезжаешь? — спрашивает Арлан. Девин небрежно пожимает плечами, прислоняясь спиной к стене. Рядом с Арланом на скамье из темного камня есть место, но он оставляет его пустым. — Этот двор перестал быть новинкой, — заявляет он. — А ты знаешь, я быстро начинаю скучать.

Арлан смотрит на него. Король устремляет взгляд на море, раскинувшееся перед нами, глубокое и синее. — Здесь еще много работы, — возражает юноша.

Девин внимательно его разглядывает. В этом взгляде есть что-то интимное, что-то, что почти заставляет меня встать, извиниться и оставить их наедине. Я всё еще помню, что услышала в ту ночь, когда мы прибыли сюда. Между этими двумя есть прошлое, о котором, мне кажется, даже они сами не до конца догадываются.

— Хочешь, чтобы я остался? — спрашивает он тогда без обиняков. Он необычно серьезен и, кажется, ждет честного ответа.

— Нет, — отвечает Арлан. Румянец на его щеках — не от холода, которого мы больше не чувствуем, не от ветра и не от солнца. То, как он хмурится, придает ему раздраженный вид. — Я этого не говорил.

Девин кивает. — Тогда я уезжаю. — Он улыбается, и снова становится очень похож на того юношу с ленивыми движениями и полуприкрытыми глазами, который был пьян, когда мы с ним познакомились. — С нетерпением жду, какой праздник устроят в мою честь по возвращении.