Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Вам не нравятся короны?

Я поворачиваюсь и вижу рядом Эгеона; на этот раз он одет в белое с головы до ног. Лишь детали жилета под элегантным пиджаком расшиты изысканной серебряной нитью. Его темная кожа выделяется на фоне белого, а красивое лицо кажется спокойным.

— Короны — для королев, — отвечаю я ровным голосом. — Вы могли бы жить как королева, если бы захотели, — парирует он.

Я смотрю на него в упор, не скрывая веселья. — Да, на самом деле, я и правда могу, — отвечаю я с апломбом, и одного поворота запястья достаточно, чтобы его собственная корона оказалась у меня в руках.

Эгеон улыбается, не пряча своего удовольствия, и я тут же возвращаю ему корону, пока никто не заметил и мы не устроили скандал.

— И платья вам не нравятся. — Мне нравятся мои платья, — отвечаю я.

Эгеон издает низкий, очень тихий смешок. — Понимаю. — Он сует руки в карманы и поднимает лицо, словно погружаясь в какие-то грезы. — А море? Вам нравится море, Одетт?

— Умеренно, — отвечаю я, слегка приподняв брови.

— За Синей линией штормов есть неизведанный мир, который ждет нас. Если бы вы захотели, с моим флотом и моими людьми, ваша сила значительно облегчила бы путешествие.

Когда я смотрю на него, его черные глаза блестят. Больше, чем власть или богатство, больше, чем исход любой войны, его тянет, движет и заставляет действовать то, что находится по ту сторону моря.

— Мне нравится этот мир, ваше величество, — отвечаю я.

Эгеон прослеживает за моим взглядом. — И то, что в нем есть, я полагаю, — замечает он с улыбкой.

Я понимаю, что он засмотрелся на Кириана. Я поворачиваюсь к королю.

— Вы собираетесь жениться на Королеве Королей — союз, который, кстати, я не одобряю. — Я не улыбаюсь. — Вы получите титул, которого не заслуживаете и которого не добились бы, если бы не воспользовались нуждой всей Земли Волков. Вы разбогатеете за счет смертей тысяч людей, их потерь и ужаса. Если вы примете совет от той, кто никогда не будет править: на мой взгляд, вам стоит забыть о подарках, платьях и коронах, почитать вашу будущую королеву и готовить армию, способную искоренить угрозу, с которой мы столкнулись.

Эгеон смотрит на меня, не в силах скрыть, что не ожидал подобного. Я не боюсь того, что он может мне сделать. Он будет королем, но я — Дочь Гауэко.

Он не отвечает, и, поскольку не похоже, что собирается, я прощаюсь коротким кивком, который сбивает его с толку еще больше, и возвращаюсь на праздник.

Я жду на заднем плане, достаточно близко, чтобы Кириан заметил меня сразу же, и, как только он меня видит, его внимание переключается. Он продолжает говорить, не переставая смотреть на меня, так как, должно быть, находится на середине какой-то истории. Он ждет, что я подойду, но я не двигаюсь. Поэтому он дожидается конца рассказа, извиняется, и в тот момент, когда я вижу, что он направляется ко мне, я разворачиваюсь и ускользаю.

Людей так много, что скрыться довольно просто. Я скольжу через танцпол, между группами гостей и официантами, и останавливаюсь, чтобы Кириан, всё еще находящийся слишком далеко, мог меня увидеть. Меня пронзает веселый взгляд. Я замечаю его полуулыбку, заинтригованное выражение, живые и блестящие глаза, и снова исчезаю.

Кириан следует за мной через зал, следя за каждым движением, пока я не отхожу от шума, отступаю в угол и, убедившись, что он знает, где я, начинаю подниматься по лестнице, ведущей на галереи для наблюдателей. Я оставляю позади первый этаж и жду, чтобы удостовериться, что Кириан идет по моим следам, когда замечаю, что он останавливается, колеблется и, в конце концов, продолжает подъем.

Я преодолеваю почти все пролеты и, снова остановившись, чтобы проверить, слышны ли его шаги, понимаю, что он перешел на бег. Я тоже прибавляю ходу, застигнутая врасплох, и слышу его смех. Я думаю, что это прекрасный звук.

Я использую магию, чтобы пролететь последние ступени, и мгновение спустя оказываюсь на галерее. Быстро прохожу немного вперед, нахожу дверь на смотровую площадку и прохожу сквозь нее, чтобы погрузиться в ночные тени, но оставляю стеклянную дверь открытой.

Когда Кириан тоже выходит, он находит меня там, у черного камня, у стен, едва способных укрыть нас от ветра, который тащит за собой шальные снежинки. Жест моей руки — и леденящий ветер исчезает. Словно обходя нас стороной, вокруг продолжает яростно мести снег. Но не здесь. Здесь хлопья мягко падают на пол, на его плечи и темные волосы, и холод немного отступает. За его спиной — золотые огни внутри дворца. За моей — тьма Илуна.

— И теперь, когда я победил… — начинает Кириан, медленно приближаясь. — Победил? — Я вскидываю бровь. — Я тебя догнал. — Он делает еще шаг, оценивая меня, словно прикидывая, не сбегу ли я снова.

Я не могу — теперь, когда он стоит перед входом, и он это знает, потому что смотрит мне за спину, когда я упираюсь в камень балкона, и в его синих глазах вспыхивает веселый блеск.

— Я позволила тебе это сделать, — отвечаю я. Я не двигаюсь. — Детали, — замечает он. Он делает последний шаг ко мне и наклоняется, упираясь руками по обе стороны от моего тела, запирая меня в кольце своих рук. — Теперь, когда я поймал тебя… что дальше?

Мне приходит в голову идея. Она рождается в месте, сияющем тем светом, каким светят самые яркие звезды во тьме.

— Я часто думаю о той ночи, которая изменила всё, — говорю я ему и провожу рукой по его затылку, прямо за ухом. Я немного наклоняюсь к нему, чтобы прошептать: — Теперь, когда ты поймал меня — подарок. Воспоминание.

Я делаю жест, смутное движение, и огни тускнеют: те, что идут изнутри самого дворца, те, что светятся на обитаемом побережье города, тот, что предупреждает корабли об опасности на маяке… Я закрываю глаза на мгновение, ищу в своих воспоминаниях и нахожу там, где позволяю спать приятным моментам. Я почти вижу их. Огни, плывущие вокруг нас, зажженные фонарики, ночь, принимающая это сияние, символизирующее надежду народа.

Я пытаюсь воссоздать это. Тяну за нити памяти и выливаю их на холст сегодняшней ночи. Когда я открываю глаза, то обнаруживаю, что у Кириана выражение лица очень похоже на то, что было тогда, в тот день, когда мне показалось, что он плачет. Он плакал, потому что впервые увидел мой настоящий взгляд, и одновременно с подтверждением того, что Лира мертва, он понял: я и есть та надежда, которую он так долго ждал.

Сейчас его волосы немного длиннее, загар на лице чуть интенсивнее после лета. Он поднял голову к небосводу, где сияют огни, имитирующие те фонарики, блуждающие огни, которые мягко покачиваются, несмотря на ветер, который всего несколько секунд назад сделал бы эту сцену невозможной. Течения больше нет, и ни снег, ни холод не способны погасить эти огни и задушить это пламя.

Фонарики не только над нами, но и дальше: над ближайшими кварталами, на нижних уровнях дворца, на улицах Илуна и даже вдоль побережья. Вдоль скалистой гряды качаются тысячи огней, баюкаемые невидимой рукой.

И Кириан растворился в этой картине. Снизу слышно, как распахиваются окна, как люди выходят на балконы… Слышны крики восторга, удивление и восхищение. В городе многие выходят на улицы, несмотря на холод и поздний час, и поднимают лица к небу, которое принадлежит другому времени.

Внутри дворца тоже заметили. Нижние балконы открываются, и некоторые выходят наружу на мгновение, прежде чем сдаться холоду и вернуться внутрь, чтобы любоваться зрелищем оттуда.

Я не обращаю на них внимания, я смотрю только на него, так же, как он тогда смотрел только на меня.

Кириан опускает взгляд, и его глаза, сияющие ярче, чем когда-либо, встречаются с моими. Мы на расстоянии ладони друг от друга.

— Я не говорил тебе раньше, потому что не был уверен, но… я чувствую твою магию, — произносит он с изумлением и слегка качает головой, снова переводя взгляд на пейзаж. — Я могу распознавать её и чувствовать.

— Правда? Как ты её чувствуешь? — Не знаю. Нет слов, чтобы это описать. Я даже не знаю, где именно я её чувствую.