Лорен Кейт - Страсть
Начало.
Но для Даниэля это не было началом вообще.
Для Люсинды, впрочем, и для персонажа, которого она играла, это была любовь с первого взгляда. При взгляде на Даниэля она чувствовала, что это первые реальные вещи, когда-либо случившиеся с Люсиндой, так же, как это ощутила Люси в Мече и Кресте. Весь ее мир вдруг что-то стал значить, как он не значил никогда прежде.
Люси не могла поверить, столько людей набилось в Глобус. Они были фактически возле актеров, прижаты так близко к сцене в яме, что по крайней мере двадцать зрителей держали их локти на прямо на сцене. Она могла чувствовать их запах. Она могла слышать их дыхание.
И все-таки, как-то Люси была спокойна, даже под напряжением, как если бы вместо того, чтобы паниковать при всем этом внимании, Люсинда возвращалась к жизни.
Это была общая сцена. Люси была окружена леди Анны Болеин — в ожидании; она почти смеялась над тем, как смешно ее "леди" выглядели. Эти кадыки мальчиков подростков, слегка бритые были очевидны под ярким светом софитов. Пот сформировал кольца под мышками их подбитых платьев. Через сцену Даниэль и его двор невозмутимо наблюдали за ней, его любовь отпечаталась на его лице. Она играла свою роль легко, собрав много восхищенных взглядов на Даниэля, чтобы задеть и его, и интерес аудитории. Она даже импровизировала, оттягивая ее волосы далеко от ее длинной, бледной шеи — что давало намек предчувствия того, что все знали, ожидая реальную Анну Болеин.
Два игрока приблизились, окружив Люс. Они были дворянами в пьесе, лорд Сандс и лорд Волси.
— Леди, вы не веселы. Кто тот джельтельмен, который виноват в этом? — Голос лорда Волси быстро рос. Он был хозяином вечара и злодеем, а у актера, играющего его, было невероятное сценическое обаяние.
Затем он повернулся и обвел всех взглядом, остановив его на Люси. Она замерла.
Лорда Волси играл Кэм.
Это было не то место, где Люси могла кричать, проклинать, или бежать. Она была профессиональным актером сейчас, так что она осталась собранной, и повернулась к спутнику Волси, лорду Сандсу, который читал свои строки со смехом.
— Красное вино сначала должно окрасить ее светлые щеки, мой лорд, — сказал он.
Когда настала очередь Люсинды, чтобы говорить ее слова, ее тело задрожало, и она украдкой взглянула на Даниэля. Его фиолетовые глаза успокоили тревогу, которую она чувствовала. Он верил в нее.
— Вы — веселый игрок, мой дорогой лорд Сандс, — Люси чувствовала, что она сказала это громко, высоким, дразнящим тоном.
Тогда Даниэль вышел вперед, и зазвучала труба, сопровождаемая барабаном. Танец начинался. Он взял ее руку. Когда он говорил, он говорил к ней, а не к аудитории, как это делали другие актеры.
— Самая справедливая рука, которой я когда-либо касался, — сказал Даниэль. — O Красота, до настоящего времени я никогда не знал Вас. — Как будто роли были написаны именно для них.
Они начали танцевать, и Даниэль не сводил с нее глаз ни на мгновение. Его глаза были совершенно прозрачными и фиолетовыми, и то, что он не никогда не отводил от нее взгляд, разбивало сердце Люси. Она знала, что он всегда любил ее, но до этого момента, когда она танцевала с ним на сцене перед всеми этими людьми, она действительно никогда не думала о том, что это означало.
Это означало, что, когда она видела его впервые в каждой жизни, Даниэль был уже влюблен в нее. Каждый раз. И всегда был. И каждый раз, она должна была влюбиться в него с нуля. Он никогда не мог давить на неё или подтолкнуть ее к любви к нему. Он должен завоевать ее заново каждый раз.
Любовь Даниэля была для нее одним длинным, непрерывным потоком. Это была самая чистая форма любви, даже чище, чем ответная любовь Люси. Его любовь текла, не нарушаясь, без остановки. Принимая во внимание, что любовь Люси стиралась с каждой её смертью, а Даниэля росла с течением времени, по всей вечности. Какой же она (любовь) должна быть мощной и сильной на этот момент? Сотни жизней любви, сложенных одна на другую? Это было почти слишком массивным для понимания Люси.
Он любил ее так сильно, и все же в каждой жизни, снова и снова, он должен был ждать ее, чтобы наверстать упущенное.
Все это время они танцевали с остальной частью труппы, уходящих и выходящих из-за кулис при перерывах в музыке, возвращающихся на сцену для большей храбрости, для более длинных эпизодов с большим количеством декоративных шагов, пока вся компания танцевала.
В конце сцены, хотя этого не было в сценарии, хотя Кэм стоял там и наблюдал, Люси крепко схватила руку Даниэла и потянула его к себе, вверх, к горшечным апельсиновым деревьям. Он посмотрел на нее так, словно она была сумасшедшей, и попытался стянуть ее на высоту продиктованную ей сценарным предписанием. — Что ты делаешь? — пробормотал он.
Он сомневался прежде, за кулисами, когда она пыталась свободно поговорить о её чувствах. Она должна заставить его поверить ей. Особенно, если Люсинда умрет сегодня, понимание всей глубины её любви будет означать всё для него. Это поможет ему продолжать хранить её любовь за сотни лет, через все страдания и трудности, свидетелем которых она была, вплоть до настоящего времени.
Люси знала что этого не было в сценарии, но она не могла остановить себя: Она схватила Даниэла и поцеловала его.
Она ожидала, что он остановит её, но вместо этого он устремил её в свои объятия и поцеловал её. Тяжело и страстно, в ответ с такой силой, что она почувствовала то же, что когда они летели, хотя она знала, что ее ноги были поставлены на земле.
На мгновение публика молчала. Затем они начали кричать и насмехаться. Кто-то бросил туфлю в Даниэля, но он проигнорировал это. Его поцелуи сказали Люси, что он поверил ей, что он понял всю глубину ее любви, но она хотела быть абсолютно уверена.
— Я всегда буду любить тебя, Даниэль. — Только, похоже, что это не совсем правильно — или не совсем достаточно. Она должна заставить его понять, и плевать на последствия — если она изменила ход истории, так и будет. — Я всегда выбираю тебя. — Да, это ненужное (?) слово. — Каждую жизнь, я выберу тебя. Как ты всегда выбирал меня. Навсегда.
Его губы приоткрылись. Верил ли он ей? Знал ли он? Это был выбор, давний, глубоко укоренившийся выбор, который выходит за что-нибудь, на что еще Люси была способна. Что-то мощный было за этим. Что-то красивое и…
Тени начали кружить в оснащении наверху. Высокая температура дрожала в ее теле, заставляя ее биться в конвульсиях, отчаянно нуждаясь в том чтоб выпустить пламя, которое она знала, подступало.
Глаза Даниэла сверкнули от боли. — Нет, — прошептал он. — Пожалуйста, не уходи пока.
Так или иначе, это всегда заставало их обоих врасплох.
