Энчантра (ЛП) - Смит Кейли

— А ты куда? — спросила она, обернувшись с приподнятой бровью.

Он прошёл мимо и направился к чёрной чугунной ванне, занимающей всю заднюю стену, открыл воду и сказал:

— Грейв не знает о проходе между нашими комнатами. Но даже несмотря на это, я не оставлю тебя одну, пока ты не оправишься.

— Я не позволю тебе смотреть, как я купаюсь, — фыркнула она.

Он ухмыльнулся:

— Тогда остаётся только Умбра. Она, к слову, отказалась покидать тебя с тех пор, как ты её спасла.

Женевьева посмотрела вниз — и действительно, лисица с нежностью тёрлась мордой о её ноги.

Вздохнув с капитуляцией, Женевьева пробурчала:

— Ладно. Пусть лисица останется.

— Полотенца под раковиной. Бери любое мыло, — сказал Роуин и вышел, оставив её с Умброй наедине.

— Хоть отвернись, пока я не залезу в воду, — бросила Женевьева лисице.

Умбра как будто кивнула и развернулась к шкафу со свежим бельём. Женевьева чуть расслабилась и повернулась к ванне, расстёгивая рубашку Роуина. Она стянула с себя горячую ткань, уронив её на пол, и без промедления вошла в ванну, вздохнув от удовольствия, когда горячая вода окутала тело, снимая напряжение с ноющих мышц. Она сразу же потянулась к одному из флаконов с мылом, стоящих на бортике ванны, вылила в ладонь немного перламутровой жидкости и начала растирать по телу. Разглядывая свою кожу, она пыталась найти следы от укусов пираньей — и не нашла ни одного.

Эллин — точно моя любимица.

Но внутренние шрамы остались. Женевьева не знала, удастся ли ей когда-нибудь забыть, как острые зубы впивались в её плоть. И уж точно больше никогда не хотела видеть ни одной рыбы.

Она опустилась глубже в воду, полностью погрузившись под поверхность. Но едва её лицо оказалось под водой, воспоминания о реке и пираньях нахлынули снова. Паника вспыхнула в груди. Она зажала рот, пытаясь закричать, и зашевелилась, хватаясь за край ванны, чтобы вынырнуть.

Но не успела — две сильные руки подхватили её и вытащили на поверхность.

Она закашлялась, с трудом открывая глаза сквозь капли, грудь вздымалась в попытке набрать воздух. Слёзы жгли, но она изо всех сил старалась их не отпустить.

— Женевьева, ты в безопасности, — сказал Роуин, присев рядом, убирая волосы с её лица. — Я здесь. Всё хорошо. Никаких рыб. Никакой реки. Ты здесь.

Его голос действовал как бальзам. Как и его прикосновения. И от этого ей захотелось разрыдаться ещё сильнее.

Она медленно успокаивала дыхание. Он не отвёл взгляда. Ни разу не опустил глаза ниже лица. И только тогда она поняла — она ведь всё ещё была совершенно обнажённой.

Она подтянула колени к груди, обхватив их руками, и попросила дрожащим голосом:

— Можно мне, пожалуйста, полотенце?

Он кивнул и уже через несколько секунд вернулся с самым большим полотенцем, которое она когда-либо видела. Он развернул его и натянул между собой и ванной, отвернув голову в сторону, чтобы ей было комфортнее встать. Когда она выпрямилась, он аккуратно укутал её в мягкую белую ткань.

Когда полотенце плотно облегло её тело, он протянул руку, помогая ей выбраться из ванны. Она взяла её, расплескав воду по белоснежному мраморному полу.

— Прости, — пробормотала она, когда он вздохнул и начал спускать воду из ванны. — Я правда не хочу постоянно всё вокруг превращать в хаос.

Он бросил на неё выразительный взгляд — с сомнением, но без раздражения. Потом взял ещё полотенец, чтобы вытереть лужу. И почему-то это простое, почти домашнее действие заставило что-то потеплеть у неё внутри. Женевьева резко отвернулась к туалетному столику, притворившись, будто занята волосами. Она отодвинула угол полотенца, прикрывающего зеркало, и взглянула на своё отражение. Один взгляд — и она издала пронзительный визг, снова накрыв стекло, пока никто больше не успел увидеть это ужасающее зрелище.

— Что случилось? — спросил он, появляясь у неё за спиной.

Она указала на спутанные комья в своих вьющихся каштановых волосах:

— Мои волосы.

Пальцы вцепились в пряди, она отчаянно пыталась распутать их, но всё только ухудшалось. Ком в животе затянулся. Без ножниц это было не решить — и при этой мысли слёзы, сдерживаемые в ней последние дни, наконец вырвались наружу.

— Нет, нет, нет… — всхлипнула она, трясясь от отчаяния.

Это было слишком. Чересчур в точку. Эмоции — спутанный клубок. Секс — сплошная путаница. Хотя она клялась, что никаких нитей не будет. И теперь вот волосы.

Роуин тяжело вздохнул, отстранив её руки от запутавшихся локонов.

— Магический кинжал в плечо и кровопотеря — ни слезинки. Почти съедена пираньями — всё спокойно. А несколько узлов в волосах — и…

— Легко тебе говорить, когда ты каждый день просыпаешься, выглядя вот так! — огрызнулась она, резко поворачиваясь к нему.

Он приподнял бровь, с дерзкой полуулыбкой:

— Вот так — это как?

Слёзы отступили, но раздражение только усилилось:

— Ты прекрасно знаешь, как. Я не собираюсь стоять тут и говорить тебе, какой ты привлекательный. Ты и так это знаешь.

— Пока это только привлекательность, — кивнул он и положил руки ей на плечи, разворачивая обратно к зеркалу, поверх которого всё ещё было накинуто полотенце. Его слова вызвали в ней укол гнева, но он уже открыл ящик и достал тонкий гребень.

— А что, ужасно, если мне вдруг начнёт нравиться общество собственного мужа? — спросила она с показной иронией, но внутри затаила дыхание, ожидая ответа.

Может, это от того, что она чуть не умерла, или от того, как он потом её ласкал, но рядом с ним она чувствовала слишком много. И дело было вовсе не только в том, насколько он был чертовски красив.

— Не двигайся, — бросил он. — И да, было бы ужасно. По множеству причин. Это игра, Женевьева.

Она снова повернулась к нему, и тут его тени вырвались наружу, обвившись вокруг её запястий и талии, прижимая её к краю раковины. Он наклонился над ней с утомлённым взглядом.

— Перестань вертеться, или станет ещё хуже, — велел он.

Она попыталась вырваться, но его тени не шелохнулись.

— Да твою же… Что случилось, а? Настроение у тебя испортилось ещё до того, как ты выбралась из кровати. Что я сделал?

— Ничего, — сказала она, едва не задыхаясь от слов. — Ты был… есть… чёрт. Я не знаю, когда ты вдруг стал терпимым за эти дни, но мне это не нравится. Я же говорила — я не умею в это. Я не умею притворяться. Не могу делать вид, будто ты только что не подарил мне лучший оргазм в жизни… Ой, только не улыбайся! — Она злобно прищурилась, заметив, как он прикрывает самодовольную ухмылку кашлем в кулак. — Этот брак — всего лишь игра. А я чувствую себя пешкой, а не игроком.

— Скажи, что тебе нужно. И это будет сделано, — спокойно произнёс он.

Она сглотнула. Его близость, его голос, его тени, обвивающие её кожу, — всё это сводило её с ума. Мысли путались.

— Я разрешаю тебе просить что угодно — и ты вдруг решила замолчать? — пробормотал он, приближаясь.

— Я… я не думаю, что мы должны продолжать интимную связь, — прошептала она. — Не уверена, что… смогу…

Справиться с этим — хотела сказать она, но в памяти всплыло предложение Нокса, и она вдруг поняла: может, нужно просто переосмыслить происходящее.

— С этого момента всё, что мы делаем, — только для публики, — сказала она. — Никаких «спасибо», если нет зрителей. Нокс говорил со мной до того, как ты нашёл Грейва в библиотеке — он предложил, чтобы мы с тобой… сделали представление для публики поинтереснее. Так что если ты всё равно собираешься разрушить мне всех будущих любовников, я хотя бы хочу что-то с этого получить. Я хочу выиграть Фаворита.

Хотя бы будет оправдание, почему мне так нестерпимо хочется его прикосновений.

Его лицо стало безмятежным, почти каменным.

— Если этого ты хочешь, — произнёс он.

Она кивнула, и его тени мягко развернули её, позволяя ему снова заняться её волосами. Ленты теней аккуратно сняли полотенца, освобождая обзор, и Женевьева наблюдала в зеркале за тем, как он работает.