Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна
— Рана на шее?
— Да. Три пореза образуют треугольник… Как у меня. — Мэри приподнимает черные волосы, и я вдруг замечаю перевернутый треугольник. Точно такой же, как и у Норин.
— И у меня. — Норин припускает горло свитера.
Мне становится плохо. Я покачиваюсь назад и врезаюсь спиной в тело Мэтта. Он со всей силы сжимает мои плечи. Мне больно, но я благодарна ему, ведь я чувствую, что не проваливаюсь в сон. Что это реально. И что это происходит со мной.
— Выходит, Каролина, то есть перевертыш, или как там его, специально ранила меня.
— Она сделала так, что теперь Люцифер чувствует тебя, чувствует запах твоей крови.
— И он придет за мной? — С вызовом спрашиваю я, скрестив на груди руки. Однако не получается унять дрожь по всему телу.
— Нет. Не придет.
Кажется, тяжесть всего чертова мира сваливается с моих плеч одновременно с этими словами. Правда, потом тетя Норин медленно подходит ко мне, и впервые я замечаю, что раздражение, пылающее в ее глазах, отнюдь не злость. Это страх. Она поджимает тонкие губы, а потом дрожащими пальцами хватается за мою руку. Мнет ее, дергает губами.
— Он не придет за тобой, пока ты не попросишь, дорогая. Но ты попросишь, как и все мы, потому что у тебя нет выбора.
— Как это нет? — Шепчу я, приблизившись к тете. — О чем ты?
— Ты слуга Дьявола, моя милая. Он наделил тебя способностями, которые в течение всей твой жизни развивались и росли в тебе.
— Теперь он знает о твоем существовании, — говорит Мэри-Линетт и оказывается так близко, что я ощущаю запах лаванды, исходящий от ее волос, — потому будет увеличивать твои способности с невероятной силой, в десятки, сотни раз.
— Но зачем?
— Физически тело обычного человека не способно вынести такой объем энергии. — На глазах у тети Норин появляется мутная пелена. Она нервно проходится пальцами по моей щеке и шепчет. — Ты умрешь, если не вызовешь его и не примешь его условия.
Я слышу, как сердце взрывается где-то в горле. Глубоко вдыхаю, выдыхаю. Сжимаю до боли зубы и чувствую, как кипяток проносится по венам с невероятной скоростью.
— Это какая-то бессмыслица! — Неожиданно взрывается Мэттью и подходит ко мне. Я вижу, как парень сводит брови на переносице, чувствую, как он берет меня за руку. — Ари, ты должна пойти со мной, слышишь? Мы уходим.
— Вы никуда не пойдете. — Мертвенным шепотом отрезает тетя Норин.
— Пойдем. И Ари пойдет вместе со мной. Я заберу брата и позабочусь о том, чтобы…
— Что? — С сожалением восклицает Мэри-Линетт. — О чем позаботишься? Ты ничего не понимаешь, мальчик. Вас никто не держит. Но Ари останется.
— Ари сама решит, что ей делать. — Чеканит Мэтт и вновь глядит мне в глаза. Даже не знаю, что и думать. Он встряхивает меня за плечи, а я не шевелюсь. — Идем. Они спятили! Я не оставлю тебя здесь. Мы прямо сейчас должны уйти.
— А если они правы?
— В том, что тебе нужно вызвать Дьявола, чтобы остаться в живых?
— Мэтт, ты сам видел того зверя. Сам видел, на что я способна.
— Ты не собираешься умирать.
— Не собирается. — Соглашается Мэри-Линетт. — Но ей придется.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе будет становиться хуже. — Сообщает Норин. — Твое тело будет слабеть, зрение и слух ухудшаться. Люцифер будет изматывать тебя, чтобы ты сдалась.
— Мы не просто так держали все в тайне, Ари. — Заботливо протягивает тетя Мэри. В ее глазах проскальзывает невыносимая боль; она пытается держаться, но выглядит ужасно измотанной и испуганной. — Джин даже уехала! Забрала тебя с собой, собиралась жить без магии, сделок, Люцифера.
— Но он все равно нашел ее. — Продолжает Норин, и мы все-таки смотрим друг другу в глаза. Моя тетя вскидывает подбородок, но при этом кажется абсолютно беззащитной.
— Вы хотите сказать, что авария была подстроена? — Меня будто пихают в живот. Не знаю, что делать, берусь за край стола, сжимаю его так сильно, что руки взывают от боли.
— Мы не знаем. Может, виной тому не Дьявол, а Судьба. Твои способности — его рук дело, но ничего бы из этого не случилось, если бы она не дала свое согласие.
— Вы пытаетесь меня запутать? Что вы вообще несете! Я не понимаю, я…, — внезапно перед глазами становится мутно. Колени подгибаются, и я неуклюже зависаю около стола, согнувшись в три погибели. Распахиваю рот. Внутри меня творится нечто ужасное, я даже слышу, как сердце стучит, тарабанит по ребрам неумолимо, а голова взвывает ему в такт.
— Ари, дорогая…
— Нет. — Поднимаю руку и перевожу ледяной взгляд на тетю Мэри. — Не надо.
— Это твой выбор, Ари. И ты…, — она надавливает пальцами на переносицу, а затем порывисто опускает руку вниз, — ты можешь поступить так, как считаешь нужным.
— Мы примем любое твое решение. — Тихо обещает Норин, а я вдруг усмехаюсь.
Громко и нервно. Хватаюсь за живот пальцами, полностью обхватываю ими талию и смотрю на этих женщин, на этих самых близких мне людей, едва ли сдерживаясь от крика. Глаза колет. Зажмуриваюсь, а когда распахиваю ресницы, они намокают от пелены.
— Примете любое мое решение? — Спрашиваю я, киваю, а затем неожиданно для себя размахиваюсь и сбиваю со стола горшок с отвратительным, кривым растением. Оно грубо врезается в стену, разлетается на сотни осколков, а мне плевать. У меня сердце разбилось так же безжалостно, как и этот бездушный предмет. — Вы что — издеваетесь? Боже, и какой тут может быть выбор! О чем вы?
— Ари…
— Я не виновата, вы не виноваты. Никто не виноват, но жизнь катится под откос!
— Ты должна решить, что для тебя важнее.
— Что для меня важнее? — Поражаюсь я и стремительно несусь на тетю Норин. Она в ту же секунду отводит взгляд, а я стискиваю зубы, пытаясь унять дрожь в ногах, в груди, в сердце. — Посмотри на меня. — Она не смотрит. — Посмотри! — Норин медленно переводит на меня взгляд, а я непроизвольно хватаюсь пальцами за губы и пожимаю плечами, — мне семнадцать лет. — В глазах у моей тетушки появляются слезы, но она стойко выдерживает мой взгляд, не опустив гордо поднятого подбородка. Я виновато покачиваю головой. — Да, у меня больше нет семьи, я многое пережила, и это эгоистично, но я не хочу умирать.
— Ари, я понимаю.
— Не понимаешь. Ведь я должна хотеть! Я должна присоединиться к ним. Я должна испугаться той жизни, в которой я стану похожей на вас! — Закрываю глаза и неторопливо опускаю плечи. Что я говорю. Мне стыдно за свои слова. Но это правда. Я только начала с нового листа эту жизнь. Только преодолела тот резкий поворот, что норовил забрать все, что было важным. А теперь новое испытание? Новое сомнение? — Как я могу поступить правильно, если нет правильного варианта?
