Клетка для дикой птицы (ЛП) - Фаст Брук

— Уже? — присвистнул Флинт, выходя из системы наград и захлопывая передо мной возможность получить больше кредитов. — Помню день, когда ты впервые сюда заявилась.

Тогда Джеду было одиннадцать, а мне — шестнадцать.

Тюрьма казалась моим наивным глазам чудовищным местом. Безупречно гладкие цементные стены и громилы-стражи, которые орали сквозь запертую дверь, когда заключённые по ту сторону начинали бузить. Капитан Флинт без лишних вопросов распечатал мне список разыскиваемых беглецов. На следующий день я бросила школу и вышла искать свою первую цель.

И при всех его недостатках я была ему обязана. Без Флинта мы с Джедом давно бы подохли на улице, не в силах наскрести на аренду нашей развалюхи.

— Быстро вырос, — выдавила я. И это было правдой. Я отвечала за Джеда с тех пор, как семь лет назад погибали наши родители.

Теперь Джеда официально считали полноценным членом общества, и за любой проступок его судили бы как взрослого, а не ограничивались зарубкой.

Несовершеннолетним позволяли трижды оступиться, прежде чем закон окончательно захлопывался перед ними. Три зарубки — и ребёнка отправляли в Эндлок, где его ставили в очередь на роль мишени в охоте, вне зависимости от возраста.

За каждое преступление ребёнку городская стража проводила на плече длинный, глубокий разрез табельным выкидным ножом — по этим шрамам и считали, сколько шансов у него осталось.

Я машинально потёрла два зарубка, вырезанные на задней стороне моего левого плеча, — толстые, навсегда вздувшиеся рубцы.

— Ладно, беги, — Флинт махнул в сторону двери, уже заскучав и стремясь вернуться к новостям. Он закинул ноги в носках на стол. — Пусть Совет наблюдает за тобой.

Я махнула Флинту и, протискиваясь мимо стражей у входа в городскую тюрьму, пробормотала обязательный ответ:

— И да направит он нас к вечному покою.

Глава вторая

— Налей пинту, Верн.

— Пока к Эгги не зайдёшь — ничего, — прорычал трактирщик, протирая потёртую деревянную стойку масляной тряпкой. — Она в комнате сзади, с остальными.

— Я и с кружкой эля в руке могу с ней поговорить. Даже лучше с кружкой эля в руке, если уж на то пошло, — возразила я, махнув в его сторону браслетом, демонстрируя экран, набитый кредитами. Называть это «элем» было щедрым комплиментом его самогону, который Верн гнал подпольно.

Плотный, взъерошенный мужчина владел этой затхлой подвальной таверной — с очень уж говорящим названием «У Верна» — столько, сколько себя кто помнил. Вечно ворчливый и немногословный, он не задавал лишних вопросов, пока посетители оплачивали счёт и затыкались, когда поблизости показывался патруль. Чем именно они там промышляли под его протекающей крышей, его волновало меньше всего.

Верн сканировал мой браслет и сунул мне в руку кружку; пиво плеснулось через край, заливая кожу.

— А теперь марш назад, — распорядился он, уже переводя колючий взгляд на следующего платящего клиента.

Я подняла кружку в притворном приветствии, но замерла, сузив глаза, когда увидела, как в таверну по ступеням спускается Джед.

В восемнадцать он состоял из одних углов и длинных конечностей — вылитый отец с его светлыми, почти белыми волосами, огромными голубыми глазами и россыпью веснушек, играющих на бледных щеках.

Хотя я была старше на пять лет, нас часто принимали за то, что я младшая.

Мне достались черты нашей матери — серые глаза и длинные тёмно-каштановые волосы, волнами падающие до середины спины. Единственное, что нас с Джедом роднило, — один и тот же цвет кожи.

— Что ты здесь делаешь? — огрызнулась я, хватая его за локоть и утаскивая в пустой угол таверны. — Тебе надо быть на работе. До комендантского часа чуть-чуть осталось.

— Я как раз туда и иду, — Джед закатил глаза, высвобождая руку. — Мне нужно было только по пути заскочить.

— В таверну? — прищурилась я. — Зачем?

Я окинула зал взглядом, но, похоже, никто на нас особенно не смотрел.

Джед попытался протиснуться мимо, но я выставила руку, не давая ему пройти.

— Ты знаешь, зачем я здесь, Рейвен, — прошептал он, кивнув в сторону комнаты для приватных встреч. — Мне уже восемнадцать. Я могу начать посвящение.

— Даже не думай, — прошипела я, едва сдерживая голос. — Ты не будешь с ними связываться. Это слишком опасно.

Паника когтями впилась мне в грудь при одной мысли, что его поймают и отправят в Эндлок. Мне удалось дотянуть нас до этого момента, держась от Коллектива как можно дальше, но, конечно же, он захотел пойти по стопам родителей и вступить к мятежникам.

— Мне не нужно, чтобы ты меня защищала, — голос Джеда дрогнул, ладони сжались в кулаки. — Мне нужно, чтобы ты перестала прикрываться мной, когда сдаёшь людей, лишь бы заплатить за жильё.

— Джед, я…

— Каждый раз, когда ты кого-то сдаёшь, ты становишься на сторону Совета. Принимаешь их сторону. Ты не лучше охотников, которые кончают, когда пускают пулю в голову заключённому.

У меня захлопнулся рот — его слова вонзились в меня, как тысяча острых осколков. Я знала, что ему ненавистна моя работа, но мы почти никогда об этом не говорили. Как и о родителях.

— Другой стороны нет, — прошептала я, чувствуя, как хрупко звучит мой голос. — Есть только сторона Совета и смерть.

— Ты говоришь прямо как они, — выплюнул Джед. — Ты даже не пытаешься сделать что-то по-другому.

— Если бы я не получила зарубок из-за тебя, может, у меня и был бы выбор, — прошипела я. И в тот же миг пожалела, что сказала это вслух.

Правда, я взяла зарубок на себя за Джеда, и правда, два зарубка сделали меня невостребованной на фабриках. Но это была не его вина. Моя. И я бы повторила это не раздумывая. Забрала бы всю его боль себе, если б могла.

Джед пару секунд смотрел на меня, сжав губы в тонкую линию, затем резко развернулся и зашагал к выходу.

— Куда ты? — спросила я, отбрасывая с раскрасневшейся щеки выбившуюся прядь.

— На работу. Не хочу тебя сейчас видеть.

Джед грохнул по ступеням наверх и исчез из таверны, даже не обернувшись. Я залпом допила свой эль, запивая всё внутри кислой жидкостью.

— Напиваешься, чтобы жить с самой собой, Торн?

Я простонала, подняв взгляд — к стойке прислонился сын Эгги, Грейлин. Его каштановые волосы с золотистыми прядями завились на концах от влажного воздуха в подвале, а в пальцах он вертел кинжал.

Самодовольный ублюдок.

Когда-то мои мать и Эгги шептались, прикрывая рты ладонями, и перекидывались заговорщическими взглядами каждый раз, когда видели, как Грей поддразнивает меня и как я при этом краснею.

А потом был украденный поцелуй, через неделю после моего шестнадцатилетия. Душная летняя жара сменилась восхитительно прохладным ветерком, и мы сидели на крыше моего дома, глядя на закат. Голый бетон Грей превратил в почти уютное место — расстелил одеяло и расставил обломки маминых самодельных свечей. Их мягкий свет смягчал его черты, пока небо из синего становилось оранжево-розовым, затем бархатно-чёрным, усыпанным звёздами.

Грей наклонился, изумрудные глаза неотрывно ловили мой взгляд, когда его ладонь легла мне на подбородок. Я выдохнула дрожащим дыханием, и он сократил расстояние, наши губы едва соприкоснулись, когда мы шагнули через границу дружбы во что-то совсем другое.

На следующий день арестовали моих родителей.

Через несколько дней они были мертвы, а я стала охотницей за головами, чтобы обеспечить Джеда.

Выбор, которого Грей мне не простил.

«Если мы будем присматривать друг за другом, у нас есть шанс выжить. Вот как они побеждают, Рейвен — когда мы думаем только о себе».

Сначала его слова звучали искренне, как просьба. Но когда он понял, что во мне что-то изменилось, что я сделаю всё, лишь бы выжил Джед, и только Джед, Грей стал холодным и отстранённым. Будто больше не знал меня. И я его тоже. Будто все эти годы растаяли в никуда, стоило только опустеть шкафам и накопиться долгам по аренде.