Иномир и Мила (СИ) - Широкова Лана

— Отвечу только на один, если потом от меня отстанешь.

Мила вздохнула, вновь огляделась и заметила, как зал отчего-то накрылся легким туманом. Силуэты посетителей расплылись, голоса превратились в один заунывный бубнеж, но на душе было так хорошо. Ноги размягчились, язык потяжелел, думалось с трудом. И она никак не могла понять, о чем же спросить Иномира. Но вдруг в памяти всплыли две девицы у дома знахарки.

— Ты когда-нибудь был влюблен? — произнесла она, с шумом поставив локти на стол.

— Ох, Милослава, — громко протянул Иномир и усмехнулся, — напоил я тебя на свою голову. Девушки у меня, конечно же, были, но чтобы влюблен — даже и не знаю. Наверное, было однажды.

— А я вот даже однажды не влюблялась. — Мила опустила плечи, грустно вздохнула, но все же подняла на него задорный взгляд. — А что за девушка была? Такая, как те, с которыми ты сегодня разговаривал?

— Все тебе расскажи.

— А я бы тебе понравилась? — Мила улыбнулась, повернулась боком и игриво посмотрела на него из-за приподнятого плеча. — Если бы выглядела, как они? — Она осторожно кивнула на женщин в компании мужчин за столиком напротив.

Иномир широко развернулся, медленно их оглядел, а затем посмотрел на нее. Усмехнулся, отпил из кружки, положил руки на стол, привстал с лавки и приблизился к ней. Щеки тут же загорелись, но совсем не от медовухи. Он поднял палец, остановил его около ее лица — все внутри замерло, — а затем щелкнул ее по носу и громко рассмеялся.

— Сказал же: один вопрос — один ответ. — Он сел обратно.

— Какой же ты противный. — Мила чуть съехала под стол и стала смотреть на потолок, который вдруг зарябил. Веки уже слипались, голова тянулась вниз — очень хотелось спать.

— Милослава, — окликнул Иномир, и ей пришлось поднять голову и посмотреть на него. — Ты мне тоже тогда на один вопрос ответь. Если в твоем краю дела, как ты называешь, под одеялом нельзя до свадьбы делать, то что вообще можно?

— Ничего нельзя, — возмутилась Мила, — об этом же потом такая молва пойдет. Хотя, знаешь, — она грустно вздохнула, — почти все мои девушки знакомые с кем-то хотя бы целовались, и вроде про них ничего плохого не говорили. А я как дура, — она протерла глаза, — ни с кем на танцы не ходила. Все одна да одна, или с подругой.

Мила хотела уже расплакаться, только все вокруг окончательно потеряло очертания, и она положила голову на стол.

— Давай-ка ты здесь засыпать не будешь, — сквозь сонную пелену послышался голос Иномира, но было уже поздно: на нее накатила сладкая дрема.

Проснулась Мила вся в слюнях на большой подушке в мягкой постели, укрытая шерстяным одеялом, а ее туфли аккуратно стояли на полу. Ее глаза распахнулись, она с ужасом проверила, вся ли одежда была на ней, но огромная грязная рубашка и штаны — все оказалось на месте. Она с облегчением вздохнула и огляделась. Комната оказалась небольшой, с двумя кроватями, столом и приставленной к нему лавкой.

— Вот стыдоба. — Она приложила руку ко лбу, и постаралась вспомнить вчерашний вечер, но в памяти почти ничего не осталось.

Вторая кровать стояла заправленной, рядом лежали вещи Иномира, но его самого в комнате не было. Мила с трудом встала, на ватных ногах дошла до окна и раздвинула ставни. Яркое солнце ударило в глаза, голова отозвалась невыносимым треском, и она с тяжелым вздохом вернула ставни на место. Хотела уже обратно прилечь на кровать, как в комнату зашел Иномир с большим свертком в руках.

— А вот и наша пьяница проснулась, — широко улыбнулся он. — Храпела так, что всему постоялому двору спать мешала.

— Ой! — Мила закрыла лицо руками, опустилась на кровать и покраснела.

— С кем не бывает. — Он сел рядом и похлопал ее по спине. — Но будущему твоему мужу ох как не повезло. Надо будет предупредить несчастного, что если своей жене нальет, то придется ему ночевать в коровнике. Или брать подушку и уходить в поле — под звездное небо.

— Какой ужас. — От его слов она почувствовала, что даже уши загорелись от стыда.

— А когда ты заснула за столом, — с удовольствием продолжил Иномир, — решил я взять нам по комнате. Правда, одна всего свободная оставалась, но с двумя кроватями. И я уже наивный подумал, что вечер наконец-то закончился и можно будет отдохнуть. Но не тут-то было, ты проснулась и такой шум подняла. Начала кричать, что в одну комнату со мной не заселишься. И все в таверне подумали, что я плохое хочу с тобой сделать, на защиту встали. Но к счастью, — он замолчал, а затем громко засмеялся, — ты начала на мне виснуть и трепать за щеки. И все от нас отстали.

— Прошу, больше ни слова, — выставила она руку и была готова расплакаться, как вдруг Иномир положил на ее колени сверток из темного очень приятного на ощупь сукна. — Это мне? А что это? — удивилась она, быстро позабыв о своем смущении.

— А ты открой, — улыбнулся он.

Мила встала с кровати и склонилась над свертком. Аккуратно развернула тонкое сукно и ахнула от удивления — перед ней лежал наряд из дорогой голубой ткани.

— Ты мне вчера весь вечер про тех девушек жужжала. Вот я и подумал, что ты, наверное, устала в моих шароварах ходить.

— Но сколько же это стоит? — Она взяла в руки голубую повязку, расшитую жемчугом.

— Не думай об этом, это подарок.

— За то, что я тебя спасла?

— Нет, за то, что так сильно меня веселишь, — усмехнулся он, хлопнул по коленям и встал с кровати. — Кстати, ты проспала почти весь день, так что времени у тебя на сборы немного. Скоро пойдем к человеку, про которого я говорил. И Милослава, — он остановился в дверях, — я баню попросил для тебя растопить во дворе, там обычно мужики с дороги моются, но сегодня никого. Вся горячая вода в твоем распоряжении.

Мила хотела побежать скорее мыться, но посмотрела на неразобранный сверток, и любопытство взяло верх. Достала белоснежную рубашку с пышными рукавами из такой тонкой ткани, что та заструилась в ладонях. Развернула голубой сарафан с серебряной вышивкой. К головной повязке были положены голубые ленты для кос и деревянный гребень. Иномир даже про сапоги на небольшом каблуке не забыл. Мила все аккуратно разложила на кровати и внизу свертка заметила маленький холщовый мешочек, а в нем лежала та самая фарфоровая птичка, которая ей понравилась.

— Ну, Иномир. — Она взяла ее в руки и, нежно приложив птичку к щеке, прикрыла глаза.

Баня при постоялом дворе оказалась темной, потолки — низкими, а стены — тесными. Слабый свет пробивался через маленькие оконца почти у самой крыши. Вдоль одной стороны тянулись широкие лавки, у другой — деревянные ведра с горячей водой. Дым уже вышел через дверь. В помещении стоял тяжелый пар с запахом дров. Мила закрылась на засов и наконец-то осталась одна. Стянула с себя грязную одежду, кинула ее у дверей и от облегчения широко улыбнулась. Пар нежно обнял ее голое тело. Она набрала кадку и, присев на лавку, обдала себя обжигающей водой. Намочив соломенную мочалку, стала оттирать всю грязь, что прилипла к ней за долгую дорогу. По коже побежали тонкие струйки воды.

— Какое же счастье, — вздохнула она, расплела засаленные волосы и окунула их в кадку.

Распаренная и румяная Мила вернулась в комнату и начала собираться. Надела тонкую рубашку, села на лавку за стол и принялась расчесывать волосы гребнем. Затем — плести косу, но она, как всегда, у нее вышла неаккуратной. В который раз плюнув на это дело, Мила подвязала их голубыми лентами. Надела на голову повязку. Влезла в тяжелый от украшенной вышивки сарафан, сунула ноги в высокие сапоги и хотела уже выходить. Но сперва выглянула в окно и увидела, как Иномир сидит на лавочке во дворе и чистит меч. Он тоже успел переодеться в красный камзол и такого же цвета длинный плащ, на голове его красовалась шапка с серым пером.

— Надо же, тоже вырядился, — задумчиво протянула Мила, оставила за собой комнату, спустилась на улицу и тихонько подошла к нему.

Он поднял на нее взгляд, замер, а затем мягко улыбнулся.

— Красиво? — спросила она, покрутившись перед ним, немного приподнимая подол юбки, чтобы показать новые сапоги.