Иномир и Мила (СИ) - Широкова Лана

Лана Широкова

Иномир и Мила

Глава 1

— И чего же в пирог добавить? — задумчиво произнесла Мила, заглядывая под крышки берестяных коробков на верхних полках. — Нет, ничего нет. — Она с досадой вздохнула, хлопнула по переднику и чуть не свалилась с табурета.

Рано утром ее братья отправились на охоту, и до сих пор не вернулись. А Мила уже успела переделать все дела по дому: кровати заправила, полы подмела, половики вытряхнула, скот покормила и даже обед приготовила. Только одной каши ей показалось мало, захотела она для братьев сладкий пирог испечь. Тесто замесила, только так и не придумала, чего же в начинку добавить. Ягоды с огорода оказались кислыми, а мед и сушеная клюква закончились.

— Может, ну его? — пробормотала Мила, слезая с табурета. — Может, одной кашей обойдутся?

Этой весной Милославе исполнилось семнадцать лет, и красота ее только начала расцветать. Она была невысокой и стройной девушкой с бойким голосом. По словам братьев, от отца ей достались черные густые волосы, а от мамы — нежные черты лица и голубые глаза. В ее сундуках лежало много нарядных платьев и сарафанов с богатой вышивкой и яркими бусинами. Но когда приходилось хозяйничать по дому, как сейчас, она надевала простые вещи: холщовую рубаху заправляла в серую юбку, а поверх завязывала синий передник. Только с волосами ничего поделать не могла: они постоянно падали ей на лицо и сильно мешали. И каждый раз Мила с грустью вздыхала, когда вспоминала, что делать красивые прически, так и не научилась — за спиной всегда болталась длинная неаккуратная коса.

— Нет, я так не могу, — закачала головой Мила. — Братья для всей семьи стараются, и я должна постараться. — И, отряхнув руки, вышла в сени, взяла маленькую корзинку, прихватила связку холщовых ленточек, впихнула ноги в лапти и отправилась во двор.

Жила Мила с братьями в большом и светлом доме, в котором все было сделано своими руками. Окна и двери, богато украшенные наличниками, словно издалека говорили: здесь живут добрые хозяева, знающие толк в работе. Перед домом раскинулось хозяйство: сараи, полные живности, во дворе кудахтали куры, радостно лаял пес на привязи, виляя хвостом.

— Привет, — улыбнулась Мила и погладила пса по голове. — Подожди мой хороший, вернусь из леса, обязательно с тобой поиграю, а сейчас дом сторожи, пока меня не будет.

Подхватив травинку, она зашагала по деревне, весело напевая себе под нос. И совсем скоро вышла к высокому берегу Серебрянки. Вода в извилистой реке играла в лучах вечернего июльского солнца. У белого берега теплый ветер шелестел камышом, а на крутом склоне в высокой траве только-только начинал расцветать ярко-розовый иван-чай.

— Эх, — вздохнула Мила полной грудью и улыбнулась. Настроение было до того хорошим, что она побежала вприпрыжку.

Умудренные опытом женщины говорили ей, что пора повзрослеть, найти мужа и оставить дом братьев. Но она никогда их не слушала, только скорее бежала к своей подруге, с которой, как и прежде, когда им было помалу лет, продолжала гонять кур, дразнить петухов и кидать камни в воду. Все крутили у виска, а они только отмахивались и продолжали мечтать, что всю жизнь так и проживут в своих семьях на берегу Серебрянки.

Дорога к лесу как раз проходила мимо дома подруги. Мила хотела уже за ней зайти, как увидела, что та стоит у забора и горько плачет. Синий сарафан с розовой каймой красиво подчеркивал ее светлые волосы. На шее висели яркие стеклянные бусы, а на плечах лежал изящно расшитый платок с длинной бахромой. Все в деревне поражались, насколько у нее были золотые руки, а какие же она косы красивые плела — сколько бы Мила ни пыталась их повторить, у нее ничего не получалось.

— Фрося, что случилось? — окликнула ее Мила, но та ничего ей не ответила, только продолжала вздрагивать плечами и громко плакать. Пришлось подойти к ней, оставить корзинку на земле и взять подругу за плечи. — Опять бабка тебя наругала? Так ты ее не слушай. У нее язык острый. Сама знаешь: никогда не думает, что говорит.

— Нет, не бабка. — Фрося покачала головой. — Отец недавно из поездки вернулся. И… — Она только сильнее стала захлебываться слезами, подавилась и громко закашлялась.

— Ну говори же, — с тревогой в голосе произнесла Мила.

— Он сказал, что уже нашел мне мужа! — Тут уже горький плач услышала вся деревня.

— Как мужа? — опешила Мила. — Какого мужа?

— Самого настоящего. — Фрося всхлипнула и стала вытирать рукавом мокрые щеки. — Отец сказал, что скоро на смотрины ко мне приедут. У него, говорит, дом большой, хозяйство свое на двести голов, что я дура и должна счастливая ходить. А как я буду счастливая ходить, если мне за чужого замуж выходить? Мила, — вдруг она подняла на нее взгляд, полный ужаса, — мне же жить с ним придется, в одной постели спать, детей иметь. — Она вся затряслась и покраснела больше прежнего. — Я не хочу никуда уезжать! Здесь мой дом! Мать, отец, все друзья и ты. И даже бабка моя, будь она неладна. Хотя наверняка это она отца и подговорила.

— А деревня-то его далеко?

— Далеко, далеко, — завыла она, — неделя пути. Уеду, больше мы с тобой никогда не увидимся.

— Вот как. — Мила опустила плечи, и ей стало так грустно, что сердце заболело от предстоящей разлуки. — Слушай, ты плакать-то переставай. Скажи мне лучше, когда он на смотрины-то приедет?

— Скоро. — Фрося громко шмыгнула носом.

— Кажется, я придумала, что мы можем сделать, — обрадовалась Мила от внезапного озарения. — Давай мы тебя в тряпье твоей бабки переоденем. Сажей зубы намажем, волосы под платок уберем. Такую из тебя страхолюдину сделаем, что он сам жениться не захочет. Только ты свое рукоделие подальше спрячь и не забывай притворяться слабоумной.

— Правда? — сквозь слезы улыбнулась она. — А вдруг не получится?

— Получится, — твердо ответила Мила. — Я приду к тебе сегодня вечером, и мы все с тобой хорошенько подготовим.

— А может ты никуда не пойдешь? Со мной лучше останешься? — Она взяла ее за руку и посмотрела с мольбой во взгляде. — Пожалуйста, мне так страшно.

— Не бойся, все будет хорошо. — Она погладила ее по плечу. — Только я за ягодами схожу, пирог в печь поставлю — и буду у тебя. Обещаю, я очень быстро вернусь.

Мила дождалась, пока подруга закивала, и, подхватив корзинку, побежала вдоль реки к лесу. Она подумала, что если однажды братья и для нее жениха найдут, то пережить этого не сможет.

— Точно тогда себя утоплю, — тихо решила она и, перед тем как зайти под полог деревьев, оглянулась.

Деревенские дома томились под вечерним солнцем, с полей уже летели звонкие песни о конце дня, а в небо поднимались тонкие столбы дыма от затопленных бань. Мила улыбнулась и скорее скрылась в лесу. Достала из корзинки белые холщовые ленточки и стала их привязывать к ветвям. Она хоть и знала все тропинки, но, когда ходила одна, всегда опасалась заблудиться. Так что на этот раз даже далеко не пошла: остановилась у первой поляны с зарослями ежевики, набрала ягод, парочку слопала и, довольная, решила возвращаться. Представила, какой вкусный пирог у нее получится на этот раз и как братья будут рады. Но затем вспомнила подругу, и на сердце потяжелело.

Над головой давно розовел закат, становилось темнее, и Мила не сразу заметила, что тропинка оборвалась и дорогу ей перегородили влажные кочки, покрытые ржавым мхом. Она подняла голову, и перед ней вдруг оказалось небольшое болото странного багрового цвета. Приглядевшись, Мила заметила, что вдалеке на одном из деревьев развевается белая ленточка.

— Ничего не понимаю. Откуда оно здесь? — покачала головой Мила и задумчиво поднесла палец к губам. Попробовала наступить на кочку, но та громко булькнула, и, испугавшись, Мила отдернула ногу.

Огляделась еще раз и решила, что должна попробовать его перейти, иначе — со страхом подумала — придется ночевать в лесу. Нашла палку потолще и осторожно стала пробираться через топь. Лапти намокли, но кочки держали хорошо. И уже совсем близко оказалась твердая земля, а там и дерево с ленточкой, и тропинка домой. Мила с облегчением вздохнула, сделала последний шаг, как вдруг болото забурлило. Солнце погасло, наступили непроглядные сумерки, корзинка выпала из ее рук, и Мила резко провалилась по самый пояс. Вцепилась изо всех сил в палку, хотела уже себя подтянуть, как та хрустнула и сломалась.