Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)
Мое сердце забилось быстрее. Он увидел страх в моих глазах и устало вздохнул.
— Белла, у тебя все болит. Тебе нужно расслабиться, чтобы выздороветь. Почему ты так упрямишься? В тебя не будут втыкать дополнительных иголок.
— Я не боюсь иголок— проговорила я. — Я боюсь закрыть глаза.
Он улыбнулся одним уголком рта и взял в ладони мое лицо.
— Я же говорил тебе, я никуда не денусь. Не бойся. Пока мое присутствие делает тебя счастливой, я буду здесь.
Я улыбнулась в ответ, хотя от этого заболели щеки.
— Придется остаться со мной навсегда, ты же понимаешь.
— Что ты, все не настолько сурово — я же просто увлечение.
Я недоверчиво покачала головой — комната тут же поплыла перед глазами.
— Поразительно даже то, как легко Рене купилась на эту ложь, но чтобы ты!… Ты-то должен лучше знать меня.
— Это одна из прелестей человеческого бытия — все меняется.
Я прищурилась.
— Не задерживай дыхание.
Когда зашла медсестра со шприцем, он смеялся.
— Прошу прощения, — деловито сказала она Эдварду.
Он поднялся, отошел в противоположный угол маленькой комнаты и оперся о стену. Сложив руки на груди, он стал ждать, а я по-прежнему вопросительно смотрела на него. Он спокойно встретил мой взгляд.
— Ну, вот так, дорогая. — Медсестра улыбнулась мне, вводя лекарство в трубку капельницы. — Теперь тебе станет полегче.
— Спасибо, — без энтузиазма откликнулась я. Лекарство подействовало быстро. Почти сразу я почувствовала, как все тело охватывает сладкая истома.
— Вот и славно, — тихо проговорила она, когда мои веки стали смыкаться.
Она, должно быть, вышла из палаты, потому что я почувствовала, как что-то гладкое и прохладное коснулось моего лица.
— Останься, — неразборчиво пробормотала я.
— Хорошо, — пообещал он.
Его голос звучал мелодично, как колыбельная песня.
— Как я и говорил, пока ты счастлива со мной… Пока это благо для тебя.
Я попыталась покачать головой, но она оказалась слишком тяжелой.
— Этт… не одно и тоже, — промямлила я.
Он засмеялся.
— Не напрягайся, Белла. Доспоришь со мной, когда проснешься.
Надеюсь, я улыбнулась.
— Ладн….
Я почувствовала у своего уха его губы.
— Я тебя люблю, — прошептал он.
— И я.
— Знаю, — он тихо засмеялся.
Я слегка повернула голову. Он понял, чего я искала, и легко поцеловал меня.
— Спасибо, — вздохнула я.
— Всегда пожалуйста.
Я совсем поплыла, но изо всех сил боролась с забытьем. Оставалась еще одна вещь, которую я собиралась сказать ему.
— Эдвард, — я сделала усилие, чтобы ясно произнести его имя.
— Да?
— Я ставлю на Элис, — пробормотала я.
И тут меня накрыла ночь.
ЭПИЛОГ: ВАЖНЫЙ ПОВОДЭдвард помог мне забраться в свою машину, стараясь не причинить ущерба легким волнам шелка и шифона, цветам, которые он только что приколол к моим тщательно завитым волосам, и загипсованной ноге. Игнорируя при этом мои сердито поджатые губы.
Устроив меня, он сел за руль и выехал задним ходом из узкого длинного проезда.
— И когда же именно ты собираешься мне объяснить, что происходит? — ворчливо спросила я. Я ненавидела сюрпризы, и он отлично это знал.
— Я поражен: ты все еще не догадалась?
Он бросил в мою строну насмешливую улыбку, и у меня перехватило горло. Неужели я так никогда и не привыкну к его нереальной красоте?
— Я уже говорила, что ты отлично выглядишь? — проверила я.
— Да, — он снова усмехнулся.
Я еще никогда не видела его одетым в черное, и контраст с бледной кожей придавал его внешности что-то совершенно фантастическое. Это было невозможно отрицать, хотя тот факт, что на нем был фрак, заставлял меня нервничать.
Правда, еще больше я нервничала по поводу своего платья. И туфли. Только одной туфли, потому что моя вторая нога была все еще закована в гипс. Острая шпилька, примотанная к ноге шелковыми ленточками, еще сыграет со мной злую шутку, когда я ступлю на грешную землю.
— Я больше не приду к вам, если Элис собирается и впредь обращаться со мной, как с подопытной куклой Барби, — проворчала я.
Большую часть дня я провела в огромной уборной Элис, изображая беспомощную жертву, пока она забавлялась, играя в косметолога и парикмахера. Стоило мне начать ерзать или жаловаться, как она напоминала, что совсем не помнит себя человеком, и просила не лишать ее невинных радостей. Потом она нарядила меня в какое-то нелепое платье — темно-синее, все в оборках и с открытыми плечами, снабженное нечитаемой этикеткой на французском языке. Такое платье годилось скорее для подиума, чем для Форкса. Ничего хорошего не выйдет из этого маскарада, я была уверена. Если только это не… но я побоялась облечь свои мысли в слова, даже про себя.
Меня отвлек телефонный звонок. Эдвард достал из внутреннего кармана свой мобильник, бегло посмотрев на номер звонившего.
— Здравствуйте, Чарли, — настороженно сказал он.
— Чарли?
Я нахмурилась.
Чарли превратился в постоянную головную боль с тех пор, как я вернулась в Форкс. То, что произошло со мной, вызвало у него две четко разделенные реакции. На Карлайла он был готов молиться. Одновременно он свято верил в то, что вина за случившееся лежит на Эдварде — потому что в первую очередь из-за него я уехала из дома. И Эдвард не мог с ним не соглашаться в этом. Чарли установил множество новых правил: часы посещений, комендантский час…
Чарли сказал что-то, что заставило Эдварда сначала округлить глаза от изумления, а затем расплыться в широкой ухмылке.
— Вы шутите! — засмеялся он.
— Что там? — спросила я.
Он не ответил.
— Может быть, дадите мне его на минутку? — предложил он в явном предвкушении. Прошло несколько секунд.
— Привет, Тайлер, это Эдвард Каллен.
Он говорил вполне дружелюбно, но это было обманчивое впечатление. Я знала его достаточно хорошо, чтобы уловить в голосе легкую тень угрозы. Что Тайлер делал у меня дома? Ужасная правда начала доходить до меня. Я оглядела весьма подозрительное платье, в которое нарядила меня Элис.
— Мне жаль, если имело место некоторое недопонимание, но Белла сегодня не свободна. — Голос Эдварда становился все более грозным по мере того, как он приближался к кульминации. — Если быть совершенно откровенным, теперь она будет занята каждый вечер для любого, кроме меня. Я не хотел никого обидеть. Сожалею за испорченный праздник.
В его тоне не было ни капли сожаления. Он резко захлопнул крышку телефона и самодовольно засиял.
От гнева у меня побагровело не только лицо, но и шея. Я почувствовала, как от злости слезы наворачиваются на глаза.
