Джоанна Бак - Дочь Лебедя
— Вы были сумасшедшей в юности, — говорит он.
Они переходят улицу. Она несет пакет с простынями и думает о том, как носила для него тяжелый реквизит, это было ее работой.
— Можно вас пригласить на ленч? — спрашивает он.
— Я все свободное время провожу с отцом. Я приехала, чтобы повидать его.
— Как он? — спрашивает Делаборд.
— Спасибо, лучше, — отвечает она, пожимает его руку и идет дальше через мост на Левый Берег прежде, чем он успевает спросить ее, почему же она все-таки покинула Париж.
Ей звонит Сильви, просит зайти к ювелиру на Рю-де-ла-пэ и забрать браслет.
— Тебе обязательно нужно купить там что-нибудь, — говорит Сильви, забыв о том, что у Флоренс нет денег. — Алекс — друг, для своих у него невысокие цены.
Флоренс заметила, что Джекоб носит деньги в кармане в беспорядке. Она идет к ювелиру, забирает браслет и вдруг видит зажим для денег.
— Не беспокойтесь, — говорит ей Алекс, — вы можете заплатить в другой раз, когда снова будете в Париже. — Она надписывает зажим.
— Спасибо, моя дорогая, — говорит Джекоб, когда она дарит ему его. Он засовывает зажим в карман и быстро вытирает глаза.
Они возвращаются в отель после обеда. На этот раз платил он.
— Ты нашел письма Джулии? — спрашивает она. — Я хочу прочитать их.
— Еще нет. Клянусь, что видел их несколько недель тому назад, просто не представляю, куда они подевались.
— Я любила ее, — говорит она, — и ужасно по ней тосковала. Когда я вижу тебя, мне ее еще больше не хватает. Я так ее любила…
— Я тоже, — говорит Джекоб. — Для меня она была единственной женщиной в мире.
Она пытается представить рядом с ними Джулию, которой сейчас было бы шестьдесят. В это трудно поверить — шестьдесят. Она бы располнела, ее волосы поседели бы или остались каштановыми? Флоренс почти не вспоминает Джулию в Нью-Йорке. Может быть, поэтому город кажется ей таким пустым. Париж ждет ее возвращения. Здесь, в Париже, Флоренс остро чувствует отсутствие Джулии. Она приехала сюда за советом, и Джулия подскажет ей, что делать, кроме нее никто этого не сможет.
А потом Флоренс вспоминает Розу. Может быть, навестить ее? Слишком поздно — ей нужно было раньше увидеть Розу, чтобы она предсказала ей будущее. Тогда оно, возможно, у нее было бы.
Роза была во всем права. Во всем, если не считать этого таинственного мужчину в машине с Джулией.
— Так и не выяснили, — спрашивает она, погруженная в свои мысли, — кто был в тот день в машине, когда она разбилась? — Она забыла, что это так и осталось тайной.
— С Джулией? — переспрашивает Джекоб.
— Да, когда она погибла.
— Феликс, конечно, Феликс Кулпер, — отвечает он. — Осторожно! Не упади, — говорит он. Джекоб видит, как у дочери подгибаются колени. Она хватает его за плечо.
— Ты носишь слишком высокие каблуки, — говорит он.
— Я должна знать, расскажи мне, пожалуйста.
Ее лицо становится мертвенно бледным.
— Знать что? — спрашивает Джекоб.
— О них, — отвечает она.
— О Господи, — говорит он, — это неважно, все давно уже в прошлом.
— Он был с ней? С Джулией? — Она не хочет произносить его имя. — Они жили вместе?
— Я не хочу говорить об этом… Я стараюсь все забыть. Не вспоминай об этом.
— Но я должна знать… Кем он был?
— Пожалуйста, Флоренс, перестань. Это уже неважно.
— Кто он был?
Джекоб раздраженно вздыхает.
— Ты задира, Флоренс.
— Кто был в машине с Джулией? Прошли годы, теперь ты мне все можешь рассказать.
Он глубоко вздыхает и смотрит на воду.
— Его звали Феликс Кулпер. Он был и моим другом, позже.
Друг — слово, которое покрывает массу грехов.
— Он умер, — немного помолчав, говорит Джекоб.
— Умер, — повторяет Флоренс, слова застревают у нее в горле. — Умер. Как он умер? — Сейчас самое время все узнать.
— О, я не помню. Произошел какой-то несчастный случай.
— Папа…
— Они оба мертвы. И это случилось очень давно.
Он положил руки ей на плечи и смотрит ей прямо в глаза. Она не может выдержать этого взгляда.
— Не смотри на меня, не смотри на меня так, ты же знаешь, что это я убила его.
— Знаю, знаю, дорогая, — спокойно говорит он, утешая ее. — Я знаю, не плачь. Теперь уже ничего не поделаешь, все было так давно…
Ей хочется в покой и безопасность голубой шелковой комнаты, где нет прошлого.
— Ты знаешь? — спрашивает она.
— Я знаю, что он был с Сильви. Ее мать рассказала мне об этом.
— Мне нужно домой, — говорит Флоренс.
В такси она держит руку отца, ее голова покоится на его плече. Если она все расскажет ему, он станет ее ненавидеть.
— Папа, — мягко говорит она, — я тоже его знала.
Он не слышит ее из-за шума мотора. Она глубоко дышит. Ее укачало в машине. Она все расскажет ему в номере.
Портье дает ей ключ, а Джекоб сообщает ему, что утром она улетает.
— На «Конкорде», — добавляет он.
— Ей нужно уехать из отеля в девять, — советует портье.
В номере она открывает окно, чтобы бросить последний взгляд на Пантеон с Наполеоном, повернутым к ней спиной. Джекоб садится на край кровати, положив руки на колени.
— Папа, — говорит она, поворачиваясь к нему. — Я тоже знала Феликса.
Он поднимает глаза.
— Да?
— Я знала его. — Ее сердце так неистово бьется, что она с трудом выговаривает слова. — Я тоже любила его. — Она слышит, как в ушах стучит кровь.
Она подходит к нему и опускается перед ним на колени, обнимает руками его колени. Ей хочется, чтобы он погладил ее по голове, он так и делает.
— Я никогда не была уверена… — начинает она.
— Никто не был в нем уверен, — говорит он, — в этом и было его очарование.
«Очарование… Слишком прозаично для Феликса».
— Скорее колдовство, — шепчет она.
— Всякий, кто был знаком с ним, считал его чародеем.
— Ах, папа, мне так жаль, — говорит она и плачет, сидя у его ног.
Он вдруг начинает смеяться. Она смотрит на него.
— Ты хочешь, чтобы я простил тебя за то, что ты любила Феликса? — Его глаза широко открыты, он смотрит на нее невидящим взглядом, по его щекам текут слезы. — Но что от тебя зависит? Ты же одна из нас, — говорит он.
— Но такое не должно было случиться, это так несправедливо, — говорит она. Она закрывает глаза, и перед ней пляшет длинная вереница ухмыляющихся любовников Феликса, мужчин и женщин.
— Ты случайно не помнишь Фреда Гарднера? Он говорил, что Феликс обычная проститутка. Может быть, и так.
Так вот о ком они говорили в ту ночь!
— Но я не должна была…
