Джоанна Бак - Дочь Лебедя
Флоренс дожидается шести, чтобы позвонить Бену. После ленча с Джекобом она вернулась в «Ритц», домой в «Ритц» — ей нравится, как это звучит, чтобы вздремнуть и проснуться к чаю, который она заказала на пять тридцать.
Она звонит в Нью-Йорк.
— Дорогой! — говорит она, растягивая «а», но голос звучит натянуто.
— Ты где? — спрашивает он.
— В Париже.
— Я знаю. Где ты остановилась?
Флоренс не отвечает.
— В квартире Сильви?
— У нее здесь нет квартиры.
— Тогда где же? Флоренс, я не спал всю ночь. Я вымотан. Не поступай так со мной. Где ты?
— Ты работал?
— Да, — отвечает он. — Я закончил серии. Мои глаза меня убивают, но тебя это не волнует.
— Я в «Ритце», — говорит она.
— Правда? — Он, видимо, чувствует внезапную слабость. А потом вопросы: — А Роджер все еще там? И Андре? На каком ты этаже?
Она отвечает ему, что никак не может запомнить имя портье, сообщает, что сегодня вечером обедает с Джекобом.
Он дожидается ее в холле, как накануне Пол. На ней новое черное «посольское» платье, на шее — черный кружевной шарф, чтобы не выглядеть слишком оголенной за столом.
— Куда мы? — спрашивает она.
Он берет ее под руку и ведет через холл, а потом по длинной галерее, по обеим сторонам которой расположены витрины. Ей хочется остановиться и рассмотреть товары, но теперь его очередь тащить ее за руку, чтобы заставить идти быстро.
Бритвы, бусы, флаконы духов, свитера, туфли, янтарные шкатулки, великолепные халаты, соломенные шляпки, меховые воротники, коралловые ожерелья, вазы…
Они сидят в дальнем конце зала. Стулья в стиле эпохи Людовика XV, с маленькими медными крючками на подлокотниках для дамских сумочек. Джекоб в блейзере и чистой белой сорочке. Он скребет ногтем большого пальца отворот ее платья.
— Что-то пристало, но отчищается, — говорит он. — Ты выглядишь просто чудесно.
— Как Джулия? — спрашивает она.
— Почему как Джулия? — Его лицо покрывается красными пятнами. — Да, как Джулия, — вдруг спохватывается он.
— Я правда похожа на нее? — опять спрашивает она.
— У тебя жизнь счастливее, чем была у нее, — говорит он. — Ты не будешь делать таких же ошибок.
Его лоб блестит от пота. Кажется, он хочет ей что-то сказать, и она ждет этого на протяжении всего обеда, но он так ничего не говорит. После кофе приносят счет, и Флоренс ожидает, что отец заплатит.
— Ты же можешь подписать счет, правда? — говорит он. — Ты же живешь в этом отеле.
Она протягивает руку к счету, как будто именно она и собиралась платить. Флоренс не знает, что подумает об этом Марк; счет на тысячу четыреста франков, а она не поинтересовалась в Нью-Йорке, готовы ли они оплатить подобные расходы. «Флоренс Эллис», подписывает она. Она обводит глазами зал, и ей хочется за соседним столом увидеть Пола. Она все еще ждет его звонка…
Все три дня в Париже она встречается с Джекобом за ленчем и обедом. Она заезжает за ним к его дому, но отказывается зайти в квартиру. Она не хочет видеть комнату, которую они делили два года. Нет. Еда и напитки заносятся на счет; иногда у него бывают наличные деньги, а иногда нет, а однажды вечером он просит у нее двести франков, чтобы доехать до дома на такси. Она дает ему из тех денег, что он подарил ей, считая, что это справедливо. Он хочет познакомить ее с людьми, которые с ним работают, но все как-то не хватает времени. В конце концов он вручает ей еще сотню каталогов, а она клянется, что распространит их в магазинах Нью-Йорка.
Однажды он ведет ее в магазин антикварных товаров.
— Тебе понравится, — говорит он.
— Что? — спрашивает она.
Он толкает дверь и пропускает ее вперед. В дальнем углу магазина стоит мраморная фигура около пяти футов высотой. Она не может понять, что это такое.
— Посмотри внимательно, — советует Джекоб.
— Нет головы, я не знаю, — отвечает она.
— Постарайся, — говорит он.
Тело лебедя рядом с телом женщины, безголовая Леда с тесно прижавшимся к ее телу лебедем, на ее спине, на ногах и на крыльях лебедя пухлые детские ручонки, пиявками присосавшиеся к мрамору.
— Я не понимаю, — говорит она.
— Есть интересная точка зрения, — она рада, что он рассуждает, как и раньше, — что ни Леда, ни лебедь здесь ни при чем, а меньше всего Юпитер. Маленькие ручонки принадлежат купидонам, из-за них-то все и происходит.
— Но почему? — спрашивает Флоренс.
— Спроси скульптора, — отвечает Джекоб.
За день до отъезда она заходит в «Самаритэн» за простынями. Стоит привезти домой хотя бы парочку настоящих льняных простыней. Даже если их испортят в китайской прачечной, по крайней мере, неделю или две она будет спать на настоящих простынях.
Она выбирает пару белых простыней, наполовину из льна, наполовину из хлопка с мелким узором по краю. Флоренс стоит в очереди, чтобы заплатить, и вдруг видит знакомое лицо.
Коренастый мужчина с бородой и темными бровями. Короткий, как будто невыросший.
— Привет, — говорит она по-французски.
Делаборд смотрит на нее.
— Я Флоренс Эллис.
Он слегка прищуривается:
— Я не узнал вас. Вы постарели. Никогда бы не подумал.
Это прозвучало для нее как удар грома. Постарела, она?
— Что вы покупаете? — спрашивает она.
— Простыни, — отвечает он. — Я не видел вас сколько, лет десять?
— Шестнадцать, — поправляет она.
— Вы уехали. Вы были больны. У вас была какая-то трагедия.
«Знает ли он?» — думает она.
— Андре тоже в Нью-Йорке, вы случайно не встречали его? — спрашивает Делаборд, протягивая кассиру кредитную карточку.
— Андре, — говорит Флоренс, — я не вспоминала о нем все эти годы.
— Он так и не стал фотографом, — говорит Делаборд, как будто это было трагедией. — Он иногда присылает мне поздравительные открытки.
— Вы все еще работаете? — спрашивает она. Она хочет сделать ему комплимент, несмотря на то, что он так прошелся по ее внешности. Но он воспринимает это как оскорбление.
— Почему бы мне не работать? Вы видели мою выставку в Гранд-пале?
— Я живу в Нью-Йорке, — снова повторяет Флоренс.
Она расплачивается; он дожидается ее, чтобы окончить разговор.
Они идут через магазин.
— Все еще живете за счет доходов с антиквариата отца? — спрашивает он.
— Нет, я замужем. Мой муж модельер, — лжет она.
Они спускаются вниз по каменным ступеням.
— Итак, вы счастливы? — говорит он. — Жизнь в Нью-Йорке хороша? — Они уже стоят на мостовой.
— Да, все в порядке, — отвечает она. — Обыкновенная.
— Вы были сумасшедшей в юности, — говорит он.
