Джорди Риверс - Во Имя Закона
– Да, искала, – ответила она вслух.
– Королева-мать к твоим услугам, – Аделаида мягко, но почтительно кивнула.
От чувства протеста Фло потеряла дар речи.
Все должно было быть не так. Не пристало королевам кланяться своим подданным. И не она должна была быть к их услугам.
Не в силах выразить свое несогласие словами, девушка опустилась на одно колено и склонила перед Аделаидой голову. Секунду спустя Флоренс почувствовала пальцы королевы в своих волосах.
– Встань, дитя мое. И расскажи мне о своей печали.
– Я не знаю, как мне быть.
Вскоре Флоренс уже вытянулась на лавочке, положив голову королеве на колени.
Та внимательно слушала её, опустив горячие ладони на лоб и плечо девушки.
– Вы ведь знаете Гемму? – спросила Фло, ловя взгляд Аделаиды, загадочно блестящий в тусклом свете факелов.
– Сестру Фредерика? Да, конечно.
– Мне кажется, я влюбляюсь в неё.
Флоренс следила за реакцией королевы. Но та молчала, ожидая продолжения.
– Не вижу в этом ничего предосудительного, дорогая, – произнесла Аделаида, поняв, что девушка ждет от неё чего-то.
– Дело в том, что я уже люблю. Уже люблю другого человека. Как я могу влюбиться опять?
Флоренс следила теперь за каждым мускулом на красивом королевском лице.
Аделаида опустила глаза. Её ресницы были густыми и длинными. И тень от них описывала красивые полукруги на полных щеках.
– Любовь в твоем сердце – это содержание. А человек, которого ты любишь, всего лишь форма для этого содержания, – ответила она вскоре, встречаясь с Флоренс взглядом, который стал серьезным и потерял прежнюю мягкость. – Форма не может быть вечной.
– Вы так изъясняетесь, – сказала Фло, неуютно поежившись. – Как будто на уроке физики.
– Мой муж был ученым, – улыбнулась Аделаида. – Его прозвали Длинноносым за неутомимое научное любопытство.
– Вот как, – протянула девушка. – Что же мне делать?
– Любить, – произнесла королева.
Флоренс вдруг поняла, что другого ответа для этой женщины не могло быть.
Несмотря на весь свой королевский вид, Аделаида была женой своего мужа. Того, кто открыл Поднебесье. Того, для кого Закон был превыше всего остального.
А то, что Закон и Любовь взаимосвязаны, Фло уже давно уловила.
– Гемма говорит, мы здесь не для того, чтобы любить, – грустно произнесла девушка.
– Она не могла такого сказать, – произнесла Аделаида, убирая с высокого лба девушки короткую челку. – Мы все здесь именно для этого. Любить можно по-разному.
– По-разному?
Флоренс подумала, что королева-мать начнет ей сейчас говорить что-нибудь про любовь к мужчине и к женщине, про правильность одной и неправильность другой. А Фло так не хотелось вступать в этот извечный и уже поднадоевший ей спор.
– Твоя любовь может сменяться злостью, обидой или недовольством. Особенно, когда любимый человек причиняет тебе боль. Или твоя любовь может ни от чего не зависеть. Чтобы ни происходило. Она будет литься из твоего сердца, невзирая на боль и неутоленные желания.
– И тогда можно? – спросила Фло несмело.
Она опять посмотрела женщине в глаза.
– Чем независимее твоя любовь, тем ближе она к вечности, и тем самым, она ближе к Закону, – ответила Аделаида. – Нет ничего сильнее такой любви. Это и есть Закон.
«Это и есть Закон».
Эти слова опять сильно взволновали Флоренс. Как те, что произнесла Милана на уроке детям.
Зрячее сердце. Это и есть Закон.
Фло захотелось вдруг плакать. В горле образовался ком.
Аделаида опять улыбнулась. Столько материнской заботы и ласки было в её мягкой улыбке.
– Поплачь.
Флоренс плотно сомкнула веки.
***
Перед самым восходом солнца Бартомиу прервал нервный беспокойный сон Фло. Старец тряс девушку за плечо. Он заглядывал ей в лицо. Его серые глаза хитро блестели.
Фло заморгала на старика. Потом села и осмотрелась. Через окна в университетский коридор проникали первые еще очень слабые лучи солнца. Даже не солнца, а просто белого света.
– Сколько времени? – спросила Флоренс, уставившись на Бартомиу.
– Раннее утро, – ответил он, прищурившись.
Седые пряди падали на высохшее испещренное морщинами лицо старика. Но его взгляд горел. Как у безумца. Какой-то ему одному ведомой мыслью.
– Аделаида просила присмотреть за тобой, – пояснил он, когда они вместе с Фло вышли на улицу.
Падал мягкий снег. Снежинки невесомо кружились в воздухе.
Флоренс повела бровью, поднимая воротник куртки.
– Мне кажется, эта зима никогда не кончится. Такое ведь может быть? – спросила она вдруг у старца, который уверенно шагал впереди неё, ступая в снег.
Они шли через поле к его жилищу. В экспериментаторскую. Шли не по тропе, а по насту, утопая по колено в снегу. Бартомиу задирал свой балахон, чтобы не наступать на его полы.
– Всякое может случиться, – ответил старец, не оборачиваясь. – Но эта зима уже на исходе. Я чувствую её предсмертное дыхание.
Флоренс покачала головой. Пушистые жизнерадостные снежинки, которые мягко ложились на высохшие плечи старца, говорили о чем угодно, только не о смерти.
– Садись-садись, испробуй моего чаю, – приговаривал Бартомиу, когда они, наконец, пришли.
В экспериментаторской горело несколько керосиновых ламп, и была затоплена печь. Фло еще на подходе заметила дым из низкой трубы на покатой крыше хижины.
Старик поставил перед девушкой блюдце, на него изящную фарфоровую чашку, а затем налил в чашку бурлящей пузырящейся жидкости из колбы, которую взял с полки.
– Я… – захлопала глазами Фло, глядя на лопающиеся на поверхности пузырьки, – я не буду это пить, простите меня.
– С чего так? – удивился Бартомиу, подходя к столу семенящим шагом.
Он заглянул в чашку и растерянно погладил седую бороду.
– Ты права, дитя моё. Чуть не отравил. Посмотрите на старика.
Флоренс зажала ладони между коленей и неуютно поерзала на низком деревянном стуле.
– Я не очень-то хочу пить, – произнесла она, наблюдая за передвижениями Бартомиу по каморке.
– Может, ты голодна? – быстро спросил он, выглядывая на неё одним глазом из-под свисающих ему на лицо прядей волос, словно попугай.
– Нет-нет, – замахала руками девушка.
– Тогда чай.
– Логично.
– Зачем ты искала Аделаиду? – спросил Бартомиу, когда они уселись за столом.
Перед Флоренс стояла чашка с крепким травяным напитком.
– Это важно? – спросила девушка, осторожно отхлебывая кипяток.
Бартомиу хитро прищурился.
– Не хочешь говорить мне?
– Простите, нет, – призналась Фло.
– Можешь не говорить. Я знаю. Аделаида сказала мне.
