БАРБАРА КАРТЛЕНД - Ожерелье из звезд
— Ревновали? — воскликнула Беттина.
— Я же знал, что твой отец хочет, чтобы ты вышла за него замуж. Он уже говорил мне о своих планах, и поначалу я решил, что это был бы удачный брак. Он мог бы сделать из Юстеса не чудовище, в которое он себя превратил, а нормального человека. Но потом….
Герцог замолчал.
— Расскажите мне! — настоятельно прошептала Беттина.
— Я понял, что сам хочу на тебе жениться.
Он снова вздохнул.
— Я говорил себе, что слишком стар для тебя и что ты никогда не сможешь принять ту жизнь, которую веду я.
— Я… тоже очень этого боюсь, — призналась Беттина.
— Дело в том, что поначалу я просто не понял: то, что я называл своей жизнью, кончилось. Ее просто больше не существовало! — решительно ответил герцог. — С каждым годом она все сильнее мне надоедала: бесконечные однообразные увеселения и… да, дорогая, сменявшие друг друга женщины.
Герцог увидел, как в ее глазах промелькнула боль, и наклонился, чтобы снова ее поцеловать. Поначалу его губы были нежными, но потом, когда он ощутил ее робкий, неуверенный ответ, его поцелуй стал более властным и настойчивым.
Отстранившись от Беттины, он сказал:
— Нам с тобой предстоит сделать множество разных дел — таких, каких прежде я не предпринимал. И все они будут захватывающе интересными, словно мы вместе пустимся в новое приключение.
— Кажется, мне все это просто снится, — тревожно проговорила Беттина. — Я так мечтала услышать от вас именно такие слова. И в то же время я была уверена, что никогда их не услышу.
— Нам предстоит так много узнать друг о друге, — сказал герцог. — И мы начнем с кругосветного плавания на «Юпитере». Так мы увидим много новых мест и найдем новых друзей.
Беттине не было необходимости ничего ему отвечать, такой радостью осветилось ее выразительное личико. Прерывающимся голосом она спросила:
— А что, если… вам со мной наскучит?
— Если это случится, — ответил герцог, — или если я наскучу тебе, то это будет означать, что мы не любим друг друга по-настоящему. Но я почему-то уверен, дорогая Беттина, что нас связала очень сильная любовь. По-моему, наши сердца знали это еще тогда, когда мы вдвоем любовались звездами на борту яхты.
— Я поняла, что люблю вас… только когда вы не дали мне упасть за борт, — призналась Беттина.
— Мне невыносимо даже думать о том, что такое могло случиться! — снова ужаснулся герцог.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее глаза, щеки, нежную шею.
— Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя! — воскликнул он. — Но, дорогая, сегодня тебе пришлось пережить такой ужас, что мне следует поскорее уйти и дать тебе отдохнуть.
— Я… не хочу… чтобы вы уходили.
Беттина была слишком наивной, чтобы понять, что именно она сказала. С необычайно нежным выражением лица герцог сказал ей:
— Очень скоро настанет такая минута, когда я больше не буду с тобой расставаться. Мы будем вместе дни и ночи, мое сокровище, так что я смогу оберегать тебя. В моих объятиях ты всегда будешь в безопасности. — Еще раз поцеловав ее, он добавил: — Я не стану закрывать двери между нашими комнатами, на тот случай, если тебе вдруг станет страшно. Если ты меня окликнешь, я сразу же услышу и приду.
— Вы не могли бы проверить… заперты ли окна? — прошептала Беттина.
— За этими окнами — отвесная стена в тридцать футов, — успокоил ее герцог. — Уверяю тебя, что Юстесу сюда не добраться — если только он не превратится в паука!
Эти слова рассмешили Беттину — на что он и рассчитывал. Пройдя через комнату к окнам, он убедился в том, что все три окна действительно заперты. Возвращаясь обратно к кровати, он проговорил:
— Завтра мы обсудим планы относительно нашей свадьбы. Давай не будем откладывать это событие.
Беттина кивнула и нерешительно обратилась к нему: — А мне можно попросить вас об одной вещи?
— О какой? — спросил он.
— Вы не станете сердиться?
— Я обещаю, что никогда не буду на тебя сердиться.
— Тогда, пожалуйста… можно, чтобы церемония была очень скромной? — спросила Беттина.
Герцог ничего не ответил, и, подождав секунду, она добавила:
— Мне невыносимо было бы чувствовать, что ваши друзья… ненавидят меня за то, что я — ваша жена. И еще…
— Говори!
— Мне не хотелось бы в день нашей свадьбы думать о том, что вы, влиятельный герцог, не пара такой девушке, как я. Я хочу, чтобы вы были просто мужчиной. Мужчиной, которого я люблю и которого Господь дал мне в мужья!
Герцог молчал. Беттина испугалась, что ее просьба показалась ему оскорбительной, и она поспешно сказала:
— Но, конечно, если вы желаете чего-то другого… Я не стану возражать и сделаю все, как вы хотите!
Герцог взял ее руку и прижался к ней губами.
— Я не ответил тебе сразу, чудесное ты создание, потому что был потрясен тем, как мне повезло. Я просто счастливейший из смертных! Именно такое отношение мне и хотелось бы видеть от моей жены. Относись ко мне просто, как к Вэриену Вестону. И как Вэриен Вестон я еще раз повторю, что люблю тебя всем сердцем.
— Ох… Вэриен!
Беттина обвила руками его шею. И когда его губы снова взяли ее в плен, она поняла, что Бог исполнил все се молитвы.
Глава седьмая
Проснувшись, Беттина несколько секунд не могла сообразить, где она находится. Но потом расслышала удары волн о корпус судна и ощутила, как раскачивается яхта.
Вчера бушевал шторм, и герцог настоял на том, чтобы она оставалась в постели, но сегодня ей показалось, что море стало менее бурным.
Она сладко потянулась.
Поперек ее тела лежало что-то довольно тяжелое.
Беттина, не открывая глаз, протянула руку и дотронулась до чего-то мягкого. По-прежнему не глядя, она попыталась определить, что это такое. В эту минуту рядом с ней раздался голос ее мужа:
— С Рождеством тебя, дорогая!
Ощутив прилив несказанного восторга, она открыла глаза и заглянула в лицо герцогу, низко склонившемуся над ней, так что его губы были совсем близко.-
— С Рождеством! Ох, Вэриен! Я собиралась поздравить тебя первой!
— Ты очень крепко спала, — ответил он. — И казалась, как всегда, прекрасной!
Она продолжала попытки на ощупь определить, что лежит у нее на одеяле, — и вдруг радостно вскрикнула:
— Чулок! Ты приготовил мне к Рождеству чулок!
Она быстро села в постели, полная по-детски радостного нетерпения и любопытства.
— Мне не дарили чулка с двенадцати лет! — сказала она. — Я так огорчилась, когда мама и папа сказали, что я стала слишком взрослой для таких подарков.