Дарлин Гарднер - Приглашение на праздничный ужин
— Я сказал, что не согласен с тем, что сделала моя мать. Пожалуй, мне понятно, почему она так поступила. В то время ей казалось, что она принимает правильное решение.
Коул ожидал, что ему будет трудно продолжить рассказ, но слова потекли сами собой:
— Когда ей было девятнадцать лет, она прилетела в Питтсбург из Сан-Диего, чтобы быть подружкой на свадьбе у девушки, с которой училась в Калифорнии. Мой отец — родной отец — был шафером жениха. В то время он играл в футбол. Он был высоким, мускулистым, красивым парнем, а она — хорошенькой девушкой, наслаждающейся тем, что, впервые, уехав из дома, почувствовала себя самостоятельной и свободной. Все закончилось постелью. После свадьбы мама улетела в Сан-Диего.
— Вряд ли ей было бы трудно разыскать его, когда она узнала, что беременна, — возразила Анна.
— Вероятно. Но к тому времени она влюбилась в отца, который воспитал меня. Он сказал, что для него не имеет значения, что ребенок не от него, и попросил ее выйти за него замуж. Они убедили себя, что ничего ужасного не произойдет, если они не расскажут моему родному отцу о беременности. Мне было труднее смириться с тем, что они не сказали мне.
— Но как ты узнал?
— Случайно. — Эту часть истории было особенно трудно вспоминать, но Коул уже зашел так далеко, что отступать было некуда. — Отцу, тому, который в Сан-Диего, понадобилась операция по замене коленного сустава, пораженного артритом. А он человек с причудами. Ужасно боится уколов, до смерти обеспокоен сохранностью национального банка крови.
Он чуть с ума не сошел, когда узнал, что после операции ему понадобится переливание крови. Я слышал о прямом переливании, но у меня не было уверенности в совместимости нашей крови, и поэтому мне не хотелось заранее обнадеживать его. Я пошел в больницу и попросил, чтобы меня обследовали, так как я хочу стать донором для отца.
Во время его рассказа Анна постепенно приближалась к его половине кровати, так что теперь их разделяло всего несколько сантиметров. Она сжала его руку, и это дало ему силы продолжить нелегкий рассказ.
— У меня оказалась первая группа крови, — сказал Коул, — а у него — третья.
Он услышал тихий вздох Анны: она поняла.
— Невозможно для человека с первой группой крови иметь отца, у которого третья группа, — сказала она, придвигаясь еще ближе к нему.
— Правильно, — подтвердил Коул. — Я сразу понял, что он — не родной отец.
Анна положила голову ему на плечо.
— Наверное, он был так же потрясен, как и ты, когда узнал, что тебе все известно. А уж твой родной отец…
Коул вспомнил, как у него дрожал голос и потели ладони, когда он впервые позвонил Артуру Скиллингтону. Так как он родился ровно через девять месяцев после свадьбы, на которой встретились его родители, он не боялся, что отец не поверит ему. Его страшило, что Скиллингтон не захочет иметь с ним ничего общего.
— Вполне понятно, что он был рассержен на мою мать и сильно потрясен, — сказал Коул. — Но, потрясен в хорошем смысле. Он долго был холостяком, потому что считал, что не хочет быть мужем. Оказалось, что ему всегда хотелось иметь сына.
— Судя по твоим словам, он замечательный человек, — вырвалось у Анны. — Мне бы хотелось когда-нибудь познакомиться с ним.
Сознание того, что она не только знает Артура Скиллинггона, но и работает у него, поразило Коула, как острый нож в сердце. Даже то, что она доверчиво прильнула к нему, не помешало Коулу проклясть себя за то, что он попал в такую безвыходную ситуацию.
Он не заслуживает ее спокойного понимания и в то же время не имеет права снимать с себя груз прошлого, рассказывая ей свою историю. Ему вообще нельзя находиться с ней здесь.
Совесть заставляет его сказать Анне правду, но он не может сделать это, потому что дал отцу слово скрывать их родство.
Ему следовало прислушаться к предостережению Артура об опасности личных взаимоотношений с сотрудниками и не сближаться с Анной.
Теперь слишком поздно, грустно подумал Коул.
Но, может быть, ему еще удастся поправить дело.
— Я должен извиниться перед тобой за неожиданное появление в шале, — сказал он. — Мне не нужно было приезжать сюда, потому что я знал, как ты отнесешься к этому.
— Принимаю твое извинение.
Его желание потеряло остроту, пока он рассказывал свою родословную, но, когда Анна уютно устроилась у него под боком, он понял, что это было только временное затишье.
Коул утвердился в своем решении проявить максимальную выдержку. Ему по силам справиться с этим. Он сможет.
— Завтра утром, — объявил он, — как только расчистят дороги, я уеду.
Анна подняла голову с его плеча. В комнате не было света, но его глаза привыкли к темноте, и он заметил на ее лице испуг.
— Но ты не можешь уехать!
— Разве не ты вчера срывала злость на снеге, потому что он завалил дороги и запер меня здесь? — удивился Коул, пытаясь пошутить.
— То было вчера, — возразила она. — Сейчас все по-другому.
— Нет, — сказал он. — Ничего не изменилось. Ты все еще в одной спальне с мужчиной, с которым не намереваешься вступить в любовные отношения.
У Коула перехватило дыхание, когда он почувствовал ее ладонь на его груди, недалеко от сердца.
— В данный момент, — прошептала Анна, и он почувствовал на губах ее свежее и теплое дыхание, — мне трудно вспомнить, почему я сказала, что не буду спать с тобой.
— Я помню, — неохотно сказал он. — Ты сказала…
— Ш-ш-ш, — Анна приложила кончики пальцев к его губам, заставляя замолчать. — Разговоров на сегодня достаточно.
— Но… — начал он.
На смену пальцам Анны пришли ее губы.
Нерешительные протесты Коула были прерваны таким нежным поцелуем, что его сердце отозвалось на него болью.
Теплые мягкие губы почти благоговейно скользили по его рту. Они знакомились, дразнили… и вызывали у него дьявольское чувство вины.
Сквозь шелк, облегавший груди Анны, Коул ощутил их мягкость, и его тело отозвалось сладостной болью. Глухой стон вырвался у Коула, когда он почувствовал, как его мышцы напрягаются от усилия сдержать нетерпение тела.
Анна плотнее прижалась к нему и провела ладонью по его напрягшимся грудным мышцам.
У него лихорадочно забилось сердце, заставляя забыть принятое им решение.
Борясь с собой, он не позволял своим рукам ласкать влекущее его тело Анны, которая по собственной воле устремилась в его объятия. Но как можно устоять? Не сумасшествие ли пытаться противиться неизбежному?
Губы Коула манили Анну, но она не прильнула к ним. Прижав руку к голове, она пыталась разобраться в потоке пугающих мыслей.
