Дарлин Гарднер - Приглашение на праздничный ужин
Брэд Перримен и Ларри Липински — классические примеры. Коул, напротив, кажется исключением: он честный, открытый человек.
От тихого стука в дверь она едва не свалилась с кровати. С опозданием сообразив, что кто-то находится в холле за комнатой, она села в постели, и дверь открылась.
Едва различимая в темноте фигура остановилась в дверях. Это был Коул.
— Надеюсь, я не разбудил тебя, но дело в том, что диван занят, — сказал он. — Питер опередил меня. Я бы поднялся сюда раньше, но он начал разговор о предстоящем повышении индексов на фондовой бирже, и мне никак не удавалось уйти.
Коул закрыл дверь, погрузив комнату в полную темноту. Анна машинально включила лампу и заморгала, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Когда нормальное зрение вернулось к ней, она увидела, что Коул не сдвинулся с места.
— Коул? — начала Анна и внезапно заметила, что у него отвисла челюсть, а могучая грудная клетка вздымается от учащенного дыхания. Он пожирал глазами ее грудь.
Она быстро поднесла руку к тонкой полупрозрачной ткани и поняла, что от его голодного взгляда у нее затвердели соски. Ей пришлось поспешно натянуть одеяло до самого подбородка.
Громкий вздох Коула разнесся по комнате.
— Я бы предложил тебе провести ночь в комнате твоей тетки Миранды, если бы Питер не упомянул, что она заперла дверь, — сказал он.
Не услышав ответа, он положил постельные принадлежности на пол и принялся расстилать одеяло на ковре.
— Неужели ты собираешься спать на полу? — испуганно вскричала Анна. — Ведь там так холодно и неудобно!
Коул поднял темноволосую голову.
— Если ты не передумала и по-прежнему не хочешь спать со мной, у меня нет другого выхода.
Анна закусила губу, надеясь, что ей не придется пожалеть о своих словах.
— Глупо спать на полу, когда у нас есть огромная кровать. Вот что я предлагаю. Ты ложись на свою сторону, а я останусь на той, где я сейчас, и мы будем просто… спать.
Его брови поползли вверх.
— Ты уверена? — с сомнением спросил он.
— Нет, но я готова сделать попытку, если ты тоже постараешься.
— Хорошо, — проворчал Коул сквозь зубы.
Предвкушая, что он обнажится так, как предыдущей ночью, Анна предусмотрительно отвернулась.
Не нужно искушать себя зрелищем такого великолепного тела. Она услышала, как он положил очки на столик, и подождала, когда он ляжет в постель, чтобы выключить свет.
— Спокойной ночи, Коул.
Он откликнулся после небольшой паузы:
— Спокойной ночи, Анна.
Шелест простыней, когда он устраивался удобнее, прозвучал в тихой комнате чересчур громко. Анна безуспешно пыталась расслабиться. Мысли у нее путались.
Она заставляла себя лежать совершенно неподвижно, боясь того, что может произойти, если ее одолеет сон. Что, если они проснутся, обнимая друг друга? Что, если сон сметет все преграды?
Ей показалось, что она дышит слишком громко, поэтому она попыталась дышать медленнее. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Всего пятнадцать минут назад ей казалось, что от усталости она валится с ног. Почему же сейчас ей совсем не хочется спать?
Прошло пять минут. Десять. Двадцать.
— Анна! — раздался в темноте низкий голос Коула. — Ты ведь не спишь?
Она поняла, что притворяться бесполезно.
— Нет, — сказала она.
— Мне никак не удается уснуть.
— Мне тоже, — призналась она.
— Вчера я тоже не мог уснуть. Я все время думал о том, что ты рядом. Мне так хотелось заняться с тобой любовью!
Анна закрыла глаза под наплывом охвативших ее чувств, но ощущение, жгучее, словно пламя, и сладкое, как мед, затопило ее тело. Иногда честность не самая лучшая политика, но она, как Коул, не может отделаться от привычки говорить правду. Ее признание было неизбежным.
— Мне тоже.
Ей показалось, что он приподнялся на локте.
— Что же ты предлагаешь делать? — спросил он таким низким и чувственным голосом, что по ней снова пробежала дрожь.
Анна облизнула губы.
— Я думаю, нам нужно поговорить.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Поговорить?! — возопил Коул, исступленно надеясь, что ему послышалось, и с упавшим сердцем сознавая, что слух никогда в жизни не подводил его. Он намекнул ей на обольщение, а в ответ она предлагает поговорить! С трудом переведя дух, Коул попытался скрыть свое разочарование. — Прекрасно.
— О чем ты хочешь поговорить?
— Когда развелись твои родители? — спросила она.
— Они не развелись, — не подумав, ответил Коул.
— Но ты сказал, что у тебя две пары родителей и твой отец живет в районе Питтсбурга.
О, какую сеть обмана мы должны сплетать, когда по воле случая приходится нам лгать, — вспомнились Коулу слова сэра Вальтера Скотта. На самом деле у него нет намерения обманывать Анну или лгать ей. Во всяком случае, по-крупному.
— Мой родной отец живет в Питтсбурге, — пояснил он, чувствуя ее смущение. — Это долгая история.
— Мне бы хотелось услышать ее, — сказала Анна, и от этой просьбы Коул потерял дар речи. Прошло несколько секунд. — Если, конечно, у тебя есть желание говорить об этом. Если нет, то ничего страшного.
Он не должен рассказывать Анне удивительную историю своей жизни, ведь основа рассказа — Артур Скиллингтон. Никто не знает о нем, даже друзья детства, которые остались у него в Сан-Диего. Ему самому еще не все понятно.
Но слова уже вертелись у него на языке. Если он проявит осторожность и не упомянет Артура Скиллингтона, возможно, ничего страшного не произойдет.
— Об этом нелегко говорить, — признался Коул, удивляясь своему порыву. — Дело в том, что только семь месяцев назад я узнал, что у меня в Питтсбурге есть отец.
— Ты приемный сын, да? — догадалась Анна.
Хотя в комнате было так темно, что он мог различить лишь светящийся циферблат часов и неясные очертания лица Анны, у него возникло ощущение, что она пристально смотрит на него.
— Мой родной отец только недавно смог заявить на меня свои права, — Коул сделал паузу, собираясь с духом, чтобы произнести трудное для него признание, — так как мать не сказала ему о том, что была беременна.
— Ужасно! — воскликнула Анна, не сумев скрыть своего возмущения — Прости! Я не должна была говорить это. Я понимаю, что она твоя мать и у нее, наверное, были веские основания, но…
— …но, тем не менее, лишить сына отца — ужасный поступок, — договорил он. — Поверь мне, я совершенно, согласен с тобой.
— Ты ведь ее простил?
— Я сказал, что не согласен с тем, что сделала моя мать. Пожалуй, мне понятно, почему она так поступила. В то время ей казалось, что она принимает правильное решение.