Мэрили Андерсон - Любовь может все
Одна она могла пройти милю за пятнадцать минут, сегодня за это время они не прошли и одного квартала. Марк, взяв ее за руку, отстегнул ее часы и положил их себе в карман.
— Никогда не думал, что стану ревновать к неодушевленным предметам, — проворчал он, — ты все время смотришь на часы с тех пор, как мы вышли из дома. Я только что попал снежком прямо в глаз памятнику, а ты этого даже не заметила. Я вложил всю душу в этот удар, надеясь на похвалу, и что же я получил? Да ничего!
— Выходит, что я подарила тебе за это часы.
Он убрал прядь волос с ее лица.
— Как прекрасно играть в детстве на заснеженной улице.
Ее сердце на минуту перестало биться, когда он прикоснулся пальцами к ее щеке.
— Я никогда не играла на улице зимой, когда была маленькой.
— Давай наверстаем это упущение. Разве мама не учила тебя кататься на коньках?
Представив себе, как Кэтрин в элегантном шелковом платье и увешанная драгоценностями носится кругами по замерзшему пруду, Селия расхохоталась.
— Нет, такого не могло быть. Вообще Харгрейвы предпочитают менее подвижные игры, такие, как бридж и трик-трак.
— Я думал, что каждый житель Новой Англии проводит свободное время, катаясь на коньках.
— Шеннон любит кататься на коньках.
— Я тоже. Давай завтра поедем куда-нибудь, и я продемонстрирую тебе свое искусство.
— Может быть.
— По-моему, у тебя совсем нет авантюрной жилки.
— Члены нашей семьи не имеют этой черты.
Марк присвистнул.
— Тогда твоя тетя Луиза — исключение из общего правила. Как же ее полеты на биплане и роман с пилотом?
— Она не говорила тебе, что овдовела через три недели после свадьбы, когда биплан вместе с ее мужем врезался в телеграфный столб?
— Но она рада, что были эти несколько недель счастья. Она сама сказала мне об этом.
Селии стало интересно, как ему удалось вызвать тетю Луизу на такие откровения, но она решила, что лучше не затрагивать эту тему.
— Многие из нашего семейства вполне довольны своей теперешней жизнью.
Она ожидала возражений, но он только улыбнулся и протянул ей снежок, который только что слепил.
— Подержи-ка.
— Я уже не в том возрасте, чтобы играть в такие игры. Да и ты тоже. — В голосе Селии послышались интонации ее бабушки.
Отойдя в сторону, он размахнулся, и Селия почувствовала, как снежок слегка ударился о плечо. От второго удара ей удалось увернуться.
— Прекрати! — крикнула она, но расхохоталась, когда Марк испуганно выронил снежок.
— А что будет, если не перестану?
— Тогда я…
Прицелившись, он бросил в нее снежок. Она увернулась, потом подняла руку. Точно брошенный снежок попал Марку прямо в лицо. Он покачнулся и упал в снег.
— Марк? — испуганная тем, что он не отвечает, она подбежала и опустилась на колени рядом. Марк лежал неподвижно, и она почувствовала, как бешено бьется ее сердце.
Он неожиданно повернулся, схватил ее за плечи и притянул к себе. Она услышала счастливый смех, когда стала барахтаться в его руках, пытаясь вырваться.
— А это тебе ото всех социально необеспеченных!
Его поцелуй согрел ее холодные губы.
Он повалил ее в снег, прижав к земле тяжестью своего тела.
— А как же твоя рана?
Рассмеявшись, он вскочил и протянул ей руку.
— Я видел это однажды в кино. Действует безотказно.
— В следующий раз это не пройдет.
— В следующий раз?
Не желая поддаваться его шаловливому настроению, она пошла вперед. Никто из ее поклонников не вел себя так по-детски. Она не могла припомнить случая, чтобы кому-то в голову пришло играть в снежки. Но Марк, падающий в снег, чтобы она подумала, что с ним что-то случилось. Неужели он считает, что ее так легко провести?
Улыбка тронула уголки ее губ.
— Ты должна улыбаться почаще, — проговорил он, — моя бабушка говорит, что улыбка очищает душу.
— А если мне не нужно очищать свою душу?
Он поправил ее сбившуюся набок шапочку и взял Селию под руку.
— Когда ты прогонишь меня, с кем ты будешь играть в снежки?
— С Шеннон.
— Это совсем не то. Тебе нужен тот, кто мечтает вместе с тобой, плачет вместе с тобой, смеется вместе с тобой. Близкая душа.
— Насколько я понимаю, ты имеешь в виду себя.
— Да, это единственно верный вариант для нас обоих. Тебе не хватает меня, а мне — тебя.
— Я предназначена тебе, а ты предназначен мне. Не слишком ли это примитивно?
— Это предопределено судьбой. Ты можешь протестовать, можешь взбрыкивать своими изящными копытцами, но в конце концов ты будешь принадлежать мне.
— Я не верю в судьбу.
— Ты воспитана по пуританским законам. Нужно много работать, соблюдать предписанные правила и довольствоваться теми скупыми радостями, которые выпадают на твою долю.
— Жизнь совсем не так проста, — заметила она.
— Она проста или сложна в зависимости от того, какой мы ее делаем. Он остановился, чтобы полюбоваться кривобоким снеговиком, слепленным ребятишками. — Нужно слепить такого же, когда мы вернемся домой. Кстати, если следовать всем правилам ухаживания, то ты должна купить мне рождественский подарок.
Она расхохоталась.
— Но мы не говорили о правилах ухаживания, и я не собираюсь дарить тебе рождественский подарок.
— Прекрасно. Лучший подарок для меня то, что я нахожусь здесь. Это даже лучше, чем лошадь, которую отец подарил мне на день рождения, когда мне исполнилось семь лет. У тебя когда-нибудь была лошадь?
— Пони, — сказала она и пожалела, что ответила на вопрос, который касался ее прошлого.
— Как ты назвала ее?
— Чистокровные животные уже имеют клички с рождения. — Она забыла, как звали пони, и не хотела признаться в этом.
— А я назвал свою лошадь Спот[3].
— Но Спот — это собачье имя.
— Мой отец назвал его Дурень, потому что он был полукровкой с невозможным окрасом — рыжие и коричневые пятна там и здесь. Мне казалось, что Спот звучит благозвучнее, чем Дурень.
— Немного. — Сознавая, что не стоит слушать дальше о его отце и лошади или о чем-либо еще из его прошлого, Селия повернулась, чтобы перейти улицу. — Мы уже почти пришли.
Марк потер покрасневшие руки.
— Тебе бы следовало надеть перчатки, — пробормотала Селия, — не хочешь зайти в магазин или кафе, чтобы согреться?
Он стал изучать меню, прикрепленное к окну одного из кафе.
— Горячий шоколад — звучит неплохо в такой мороз.
Войдя внутрь, она зажмурилась, привыкая к яркому освещению, а Марк в это время оглядывал столики.
— Нет ни одного свободного, похоже, что нам придется сидеть за стойкой.
