История Деборы Самсон - Хармон Эми
Кто-то вообще не верит, что я служила в армии. Меня называют лгуньей; с тех пор, как я начала рассказывать свою историю, обо мне ходят разные не самые пристойные слухи. Но Джон знает правду, я тоже знаю ее, и мы вместе по-прежнему лелеем надежду на будущее.
Агриппа Халл тоже знает правду, а еще любит напомнить, что перемены происходят медленно, но уж если перемена произошла, она никуда не денется. Он так и остался в Стокбридже. В наших краях он известен не меньше меня, а даже, пожалуй, и больше, хотя о нем никто никогда не говорит ничего дурного. В теплые дни люди по-прежнему собираются вокруг него, а он сидит на лужайке и рассказывает о войне.
Он нашел женщину, на которую ему приятно смотреть, такую, которой приятно смотреть на него. Их дети тоже давно выросли: они свободные люди, рожденные от свободных родителей, но рабство по-прежнему существует, даже спустя столько лет после войны. Рабство все еще не отменено, и женщинам по-прежнему надлежит знать свое место и не стараться что-то изменить. Быть может, причина – в том, что мы ценность, как когда-то сказал Джон, но одно дело быть ценимой, и совсем другое – быть ценностью: первое – искреннее чувство, а второе – собственничество. Но люди не собственность.
Я попросила назначить мне солдатскую пенсию и отправила в Конгресс десятки писем, требуя, чтобы меня признали солдатом. Джон говорит, что я это заслужила, так же как и все остальные, и потому должна получать эту пенсию, но, хотя меня поддержали Пол Ревир, ставший мне дорогим другом, и президент Джон Куинси Адамс, Конгресс уступил мне лишь в 1818 году, и я наконец получила свои деньги. Пол Ревир лично привез их мне, а в газетах написали, что когда-то я выпивала с мужчинами в тавернах, и давнишний казус, имевший место в таверне Спроута в Мидлборо, снова всплыл на поверхность.
Я заставила Джона пообещать, что, если я уйду первой, он потребует назначить ему пенсию как супругу солдата. Я записала его обещание и вынудила подписаться: «Генерал-майор Джон Патерсон». Он больше не спорит со мной – не на подобные темы, – но, когда я позволяю себе слишком многое, называет меня рядовым Шертлиффом и напоминает, что по званию он выше меня. А потом улыбается своей таинственной улыбкой, той, от которой у меня перехватывает дыхание, и мы вспоминаем, что было, когда я перестала быть Шертлиффом, а он стал моим возлюбленным Джоном.
Я была солдатом и горжусь этим. Но еще я мать и жена: я последовала вашему давнему совету и не сбросила со счетов преимущества нашего пола. Я перепробовала все роли, сыграла их и оставила свой след в этом мире.
Но и мир тоже изменил меня.
Иаков, тот, что в Писании боролся с Господом, в результате охромел на всю жизнь. Я тоже хромаю. Годы научили меня, что, какой бы достойной ни была наша битва, мы никогда не выходим из нее целыми и невредимыми. Всякое дело имеет цену, и слишком многие заплатили эту цену сполна. Слишком многие. Но большинство из тех, кто живет в этом мире, никогда не узнают, какую цену пришлось заплатить мне, девушке, которую прозвали Самсоном.
Порой я закрываю глаза и снова участвую в марше. Мгновения из тех дней выступают передо мной яркими пятнами, словно красный платок, что висит на бельевой веревке в окружении блеклых тряпок. Воспоминания радостно машут мне и проникают в мои сны, и я будто бы снова там, и босые ноги мужчин, которые окружают меня, оставляют кровавые следы на снегу. Красные следы, белый фон, синие мундиры. Они все шагают и шагают, возвращаясь с войны, навстречу будущему, которого мы никогда не увидим.
Но мне больше не снится Дороти Мэй Брэдфорд. И юбки больше не липнут к моим ногам и не тянут на дно. Я научилась выпутываться из них. Научилась, когда нужно, носить штаны. И скоро я снова побегу наперегонки.
Я почти слышу, как братья зовут меня.
Дебора
Примечание автора
Я узнала историю Деборы Сампсон (или Самсон) лишь в 2021 году, когда наткнулась на статью о женщинах, принимавших участие в Американской революции. Статья была опубликована ко Дню независимости в одном женском онлайн-журнале, за которым я слежу. Я была потрясена. Я ведь преподавала историю! Я работала учителем в школе, где история и культурное наследие США были основой учебной программы, и все же ничего не знала об этой женщине. Я тут же принялась копать, так глубоко, как только могла, учитывая, как мало сохранилось источников о ней и о ее жизни. А потом предложила своим издателям книгу о ней, понадеявшись, что ее история заинтересует их так же, как меня. Так и случилось, и «Историю Деборы Самсон» внесли в издательский план.
Тогда-то и началось самое сложное. В начале 1800-х годов историю Деборы записал некий Герман Манн, утверждавший, что он подробно расспросил ее обо всем. Он не слишком здорово справился с этой задачей. Читать его книгу почти невозможно, Дебора лишь изредка скользит по этим страницам, и все же мне удалось ее разглядеть.
Я стала изучать другие источники того времени, в том числе отчет доктора Джеймса Тэтчера, военного врача, который в последние годы службы был приписан к бригаде генерала Патерсона. В книге Манна говорится, что Дебора в детстве была знакома с Джеймсом Тэтчером, но на сотнях страниц дневников и отчетов, которые доктор составлял на протяжении всей войны, о ней не сказано ни единого слова. Судя по всему, вдова Тэтчер, у которой Дебора жила с восьми до десяти лет, приходилась ему родней – как и сказано в моей книге, – но я не знаю наверняка, в каких родственных отношениях состояли доктор и эта вдова.
В дневниках Тэтчера приводится множество сведений не только о бригаде Патерсона и о войне в нагорье, но и о полке, в котором числилась Дебора. Доктор пишет о ее командирах и сослуживцах, об операциях, в которых она могла участвовать. Тэтчер хорошо знал генерала Патерсона и часто упоминает его. Неизвестно, раскрыл ли доктор Тэтчер тайну Роберта Шертлиффа, но он, без сомнений, был знаком и с девушкой, и с солдатом. Через много лет после окончания войны доктор дополнил свои записи и внес в текст множество пояснений, но ни разу не упомянул Дебору, хотя ее личность была раскрыта, когда она, оказавшись в Филадельфии, заболела желтой лихорадкой.
Кстати, доктор Тэтчер пишет о докторе Бинни. Тот был штатным врачом в госпитале, куда привезли Дебору – в солдатской форме, никому не знакомую, – когда она потеряла сознание на улице. Он-то ее и выходил – он даже перевез ее к себе в дом и оставил там, пока она не поправилась. Судя по книге Манна, Дебора, выздоровев, пешком вернулась в Уэст-Пойнт и передала генералу Патерсону письмо от доктора Бинни, в котором говорилось, что она на самом деле женщина. После этого, как утверждает Манн, генерал Патерсон дал ей почетную отставку, сохранил ее тайну и еще много лет после окончания войны оставался ей верным товарищем.
По словам Деборы, Джон Патерсон был ее старым, дорогим другом.
Старым он вовсе не был, но в том, что она им дорожила, сомнений нет. Когда я читала книгу Германа Манна, то не могла избавиться от чувства, что их что-то связывало – что-то особенное, пусть и не нежные чувства. То, что Дебора Сампсон стала адъютантом генерала Патерсона, казалось чудом; генерал оставался ее защитником и покровителем. Еще важнее – особенно для тех времен – то, что он верил в нее, восхищался ею и всем, что она сумела совершить.
О Джоне Патерсоне я тоже никогда прежде не слышала. В 1894 году его правнук Томас Эглстон написал его биографию: в основу книги легли письма и отчеты, которые он отыскал среди архивных документов времен Американской революционной войны, прежде всего письма в Конгресс и к другим офицерам, а еще истории, которые сохранились в семье. В книге правнука тоже нет ни слова о Деборе Сампсон.
Быть может, Джон Патерсон не говорил о ней, – хотя мне в это верится с трудом. Девушка притворилась мужчиной, записалась в солдаты и стала его адъютантом! И все же на двухстах семидесяти девяти страницах напечатанной мелким шрифтом биографии, составленной Эглстоном и подробно освящающей восемь лет верной службы Патерсона во время Революционной войны, о ней нет ни единого слова. Ее отсутствие бросилось мне в глаза.