Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец
Обзор книги Джон Мильтон - Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец
Джон Мильтон
Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец
Вступительная статья А. Аникста.
Иллюстрации Гюстава Доре.
А. Аникст. Джон Мильтон
Мильтон следует в английской литературе почти сразу после Шекспира. Когда родился Мильтон, Шекспир был в расцвете творчества. Гений Шекспира осенил юного поэта, и он оставил вдохновенное свидетельство духовной связи с ним — стихотворение памяти великого драматурга, которое читатель найдет в этом томе.
Творчество Мильтона завершает большую историческую полосу развития художественной культуры Англии, возникшей в эпоху Возрождения. Его связи с этой эпохой многообразны, но не менее значительны и отталкивания от нее.
Скажем сначала о том, что связывает Мильтона с Возрождением.
Он сам, как личность, обладал чертами, свойственными выдающимся деятелям Возрождения, и принадлежал к числу тех, кого Ф. Энгельс определил как «титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености».[1] Мильтон более, чем многие другие, воплотил в себе ту действенность, которую Энгельс высоко ценил в характере великих людей Ренессанса: «…они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются, кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми».[2] Характер — важная сторона таланта, особенно если художнику приходится жить в сложное и бурное время, подобное той революционной эпохе, когда жил Мильтон. Он в полной мере проявил силу и цельность своего характера, и это восхищало Пушкина, который решительно осудил искажение героического облика Мильтона в произведениях В. Гюго и А. де Виньи.
Поэзия Мильтона, его главные творения проникнуты героическим пафосом, духом борьбы за гражданские идеалы, которой он отдавал все свои силы. Мильтон — один из ярчайших примеров поэта-борца, поэта-гражданина.
Он унаследовал от писателей Возрождения глубокое убеждение в том, что искусство и поэзия — высшие формы выражения человеческого духа. В конце эпохи Возрождения это уже не считалось столь безусловным, как в начале. В годы юности Мильтона появились главные труды Ф. Бэкона, родоначальника философского материализма и опытных наук нового времени. А когда Мильтон завершал жизненный путь, уже считалось безусловным, что первой в ряду других форм духовной деятельности является наука. Поэт не враждовал с наукой. Наоборот, он ее глубоко почитал, но до конца сохранял веру в то, что самое главное, в чем нуждается человек, может дать ему поэзия, искусство.
Поворот в сторону философского осмысления жизненных процессов по-своему захватил и Мильтона. Он первый поэт-мыслитель нового времени, сочетавший в своем творчестве силу мощного поэтического звучания и впечатляющую образность с глубоко философским подходом к коренным вопросам жизни. Поэзия для Мильтона не внешняя форма, в которую он облекал мысли. Мысль и образ у него неотделимы. Он поэт тончайших интимных переживаний и вместе с тем художник поистине космической масштабности. Величавая образность, драматическая картинность, богатейшая звуковая оркестровка словесных средств — таковы характерные черты поэзии Мильтона.
Мильтон не только поэт-мыслитель. Его творчество — последний взрыв могучих страстей революционного времени. Но он создавал произведения в преддверии эпохи, когда победа рационализма превратила поэзию в рифмованные рассуждения и многословные описания, освещенные холодным светом наблюдающего и анализирующего рассудка. В поэзии Мильтона разум и чувство еще не разошлись в разные стороны, хотя разлад между ними уже замечается и волнует художника, стремящегося сохранить цельность нравственную и интеллектуальную.
Мильтон — наследник ренессансного индивидуализма. Для нас теперь понятие «индивидуализм» связано с антиобщественным противопоставлением личности коллективу. Мильтон жил в эпоху, когда прогресс в духовном развитии состоял именно в выделении индивида из массы сословия, державшего человека в тисках отживших законов и норм. Он принадлежит к плеяде тех, кто гордо отстаивал право каждого человека на большую, прекрасную и свободную жизнь. Утверждая великую ценность человека, Мильтон отнюдь не выступает как сторонник произвола личности.
Современник переломной, революционной эпохи, Мильтон остро чувствовал противоречия жизни, и это обусловило внутренний драматизм всего написанного им. К драме в собственном смысле слова он имел некоторое отношение как автор ранней пьесы-маски «Комос» и драматической поэмы, завершившей его творческий путь, — «Самсон-борец». Но даже их Мильтон писал для театра. Во всяком случае, они не принадлежат к числу произведений, естественно входящих в общую струю драматургии, предшествовавшей буржуазной революции XVII века, или той драматургии, которая возникла уже после нее. Мильтон по преимуществу поэт лирический и эпический. Драматизм его произведений состоит во внутреннем напряжении, обнажении противоречий, в борьбе чувств и стремлений, что постоянно ощущается во всем написанном им.
Вместе со всем этим — и тут мы переходим к тому, что отличает Мильтона от гуманистов Возрождения, — творчество поэта проникнуто несомненным религиозным духом. От этого никуда не уйдешь, но отношение Мильтона к религии можно правильно понять лишь с исторической точки зрения.
Гуманизм, эта передовая идеология Возрождения, возник в позднее средневековье, когда над мышлением и творчеством тяготела власть церкви. Не только у Данте, первого поэта нового времени, но даже у Петрарки и Боккаччо еще сильно сказывалось влияние религии. Начиная с XV века в некоторых странах гуманистическая мысль стала освобождаться от духовной власти католицизма. Это проявилось в движениях за реформацию церкви (протестантство, кальвинизм), а также в развитии свободомыслия, в научной критике богословия и в светской философии. Однако не многие гуманисты осмеливались дойти до откровенного атеизма. Церковные установления и в XVI веке еще были достаточно сильны, притом не только в католических странах, но и там, где произошла реформация. Если часть гуманистов лишь формально придерживалась установленного вероисповедания, то другие были искренни в своих религиозных чувствах или, по меньшей мере, считали христианство необходимой сдерживающей уздой в нравственной жизни.
В гуманистическом движении было течение, сочетавшее новые общественно-нравственные идеалы с религиозностью, очищенной от церковного догматизма. В XVI веке представителем этого христианского гуманизма был Эразм Роттердамский. В XVII веке — Джон Мильтон.
Мильтон не сразу стал поэтом, сосредоточившимся на библейской тематике и сюжетах. Он начинал как поэт светский, но исторические условия сделали неизбежным его обращение к религии. Прогрессивное антифеодальное и антимонархическое движение в Англии XVII века развивалось под религиозными лозунгами. Идеологией воинствующей буржуазной демократии стало пуританство (английская ветвь кальвинизма). Пуритане возглавили политическую борьбу против монархии и дворянства. Мильтон примкнул к ним и стал одним из главных идеологов буржуазной революции.
Как же случилось, что буржуазная революция в Англии получила религиозное идеологическое облачение? На этот вопрос дал ответ К. Маркс, который писал: «…как ни мало героично буржуазное общество, для его появления на свет понадобились героизм, самопожертвование, террор, гражданская война и битвы народов».[3] Борцы за новый социальный строй должны были найти «идеалы и художественные формы, иллюзии, необходимые, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии. Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета».[4] Вполне естественно, что и Мильтон проникся этим духом. Шедевры его поэзии окрашены библейским колоритом. Из Ветхого завета заимствованы сюжеты «Потерянного Рая» и «Самсона-борца», из Нового завета (Евангелия) — основа «Возвращенного Рая».
Это надолго обусловило то, что его стали воспринимать как религиозного поэта. На протяжение всего XVIII века «Потерянный Рай» считался благочестивым чтением. В начало XIX века узкое понимание Мильтона подвергли пересмотру. Революционный поэт-романтик Шелли увидел в «Потерянном Рае» его мятежный дух. Пушкин в статье «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного Рая» (1837) писал о нем как о поэте-революционере. В. Белинский определил «Потерянный Рай» как «апофеозу восстания против авторитета».[5]
