Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува
– Но ведь люди будут интересоваться, почему она вдруг бросила работу в Зоннеберге, – с тревогой заметила Гризельда. – Что ты им скажешь?
Ответа на этот вопрос Петер не знал.
Чуть позже он отправился в Зоннеберг, чтобы поступить так, как должно. Он дождался обеденного перерыва и лишь затем явился к Штробелю, что стоило ему немалых усилий воли. И только убедившись, что все клиенты вышли из магазина, молодой человек вошел внутрь.
Когда вскоре он вышел оттуда, на теле скупщика не осталось ни одного живого места.
9Когда Мари не вышла на работу, Рут решила зайти к ней во время перерыва, чтобы узнать, что стряслось. Потрясенная, она выслушала рассказ Мари. Молодая женщина пришла в замешательство, от которого долго не могла оправиться. Она плакала, кричала, а Ванда следовала примеру матери. Мари с трудом сумела успокоить обеих.
– Почему ты не позвала меня вчера вечером? – снова и снова спрашивала Рут, то и дело всхлипывая. – Почему Гризельда ничего не сказала мне с утра?
После этого ее просто невозможно было оттащить от постели Иоганны. Только около полудня она примчалась с Вандой на руках к Хаймерам и сообщила всем собравшимся за столом, что Иоганна подхватила в Зоннеберге тяжелую форму воспаления легких и что они с сестрой будут по очереди за ней ухаживать.
Старик поморщился, проворчал что-то вроде «нет работы, нет и зарплаты», но Рут уже бежала вниз по лестнице.
Весь день Иоганна смотрела на стену прямо перед собой, Мари и Рут сидели у ее постели и лишь время от времени перекидывались парой слов. Казалось, Ванда чувствовала, что происходит нечто ужасное, и вела себя тихо.
Рут несколько раз пыталась расспросить Иоганну, но та, не желая отвечать ей, тут же закрывала глаза.
За весь день она не произнесла ни слова. Когда ближе к вечеру Мари предложила ей тарелку супа, девушка только головой покачала. Лицо у нее было мрачным, она сосредоточенно рассматривала дырки в стене. Она не хотела ни есть, ни пить. Не чихала, не кашляла, не испражнялась. Не плакала. Лежала неподвижно и даже не всхлипывала.
С каждым часом тревога Рут и Мари все возрастала. Казалось, Иоганна распростилась с собственным телом.
* * *Ни Рут, ни Мари, ни Петер не были готовы к тому, что вечером Иоганна все же заговорит. Они втроем сидели вокруг ее постели, когда Иоганна вдруг обернулась к ним.
– Он сошел с ума, – произнесла она странным голосом, который мог бы принадлежать ребенку, и с удивлением оглядела собравшихся.
Все молчали, не смея сказать ни слова, не смея вздохнуть, – лишь бы она не замолчала снова.
– Штробель сошел с ума. Взял и сошел. – Она истерически расхохоталась. – Внезапно. – Веки девушки трепетали, словно в глаз ей попала соринка.
Собравшиеся в комнате переглянулись.
Ничего не приукрашивая, несколькими скупыми фразами, торопливо, словно спеша как можно скорее покончить с этим, Иоганна рассказала о случившемся. Не вдаваясь в подробности, но и не умалчивая ни о чем существенном.
– Штробель сошел с ума, иначе я не могу это объяснить, – повторила она, судорожно комкая одеяло. – Ну? Почему вы молчите? – спросила она, и в голосе ее прозвучал упрек.
Рут бросилась ей на шею и разрыдалась.
– Ах, Иоганна, это моя вина! – причитала она. – Ты из-за меня опоздала! Никогда, никогда я не прощу себе этого…
– Что за чушь ты несешь? – Петер резко оторвал ее от сестры.
Иоганна непонимающе смотрела на Рут.
– Ты не виновата. Никто, кроме Штробеля, не виноват, я уверена в этом! Объяснить это невозможно, ведь правда? – Иоганна перевела взгляд на Петера. – Что? Почему ты такой сердитый?
– Потому что я вот-вот лопну от злости, – едва не срываясь на крик, отозвался тот.
Мари дернула его за рукав.
– Я злюсь не на тебя, боже упаси, – уже мягче добавил он, сжимая руку Иоганны. Все заметили, что девушка не сопротивлялась этому. – Но я считаю, что Штробель не просто сошел с ума: он очень опасен. Он преступник. Насильник. И кто знает, что еще он скрывает! Я думаю, что он способен на все и даже большее. Эта бесчувственность, с которой он на меня смотрел, и…
– Ты был у него? – Иоганна резко села на постели. – Почему? Когда? Зачем? Ты ведь не мог знать, что это он!
– А кто же еще? – удивился Петер. – Он даже не спорил! Только сказал, что его слово весит побольше твоего.
Иоганна поджала побелевшие губы, тонкие, словно бумага.
– Петер, – с угрозой в голосе начала Мари, – Иоганна устала, разве ты не видишь?
Петер неодобрительно посмотрел на нее:
– Я вижу только одно: этот негодяй получил по заслугам!
– Что ты сделал? Петер, ты взял грех на душу? – в ужасе вскричала Иоганна.
– Он так надрал Штробелю задницу, что тот теперь неделю присесть не сможет, – ответила за него Рут. На глазах у нее сверкнули с трудом сдерживаемые слезы.
– Если бы я мог, то сделал бы это снова!
– А я бы тебе палку подала! – вдруг воскликнула Мари.
На лице Иоганны промелькнула грустная улыбка.
Последующие недели прошли в исцеляющей повседневной рутине: Мари и Рут работали, Иоганна весь день оставалась в родительском доме. Время от времени заглядывал Магнус, который с некоторых пор стал считать себя защитником Иоганны. Мари и Рут находили это трогательным, однако Иоганне он скорее мешал. Иногда она шла в гости к Петеру, садилась на скамью, стоявшую у него на кухне, и наблюдала за тем, как он работает. Но чаще всего она не занималась ничем. Впервые в жизни она не хлопотала весь день, а пребывала в покое, и это было хорошо. На то, чтобы исцелить ее раны, и физические, и душевные, требовалось время.
«Ты сама виновата в этом!» – кричал Штробель, брызгая слюной ей в лицо. Но чем дольше думала Иоганна об этом, чем чаще вспоминала то утро, когда он изнасиловал ее, тем больше укреплялась в уверенности, что никак не могла это предотвратить. В дни перед отъездом Штробель не проявлял никаких признаков сумасшествия, совсем даже наоборот: он несколько раз повторил, что очень рад возможности покидать Зоннеберг, которая появилась у него благодаря Иоганне. И выглядел он не более странно, чем обычно. То, что она опоздала в то утро, никак не могло спровоцировать нападение. Она видела только одну причину: во время путешествия Штробель окончательно спятил. Девушка упорно повторяла эту фразу снова и снова. Если быть до конца честной – а в те дни она была очень честной с собой, – то в глубине души она всегда чувствовала, что с этим скупщиком что-то не так. И все равно стала работать на него. Если что и было ошибкой, то только это!
– Если в каждом чудаке подозревать преступника, то останется не так уж много людей, с которыми вообще можно иметь дело, – отозвалась Мари, когда Иоганна поделилась с ней своими соображениями.
