Мэри Гилганнон - Мечта Дракона
Сон, всего лишь сон. Раньше ему снилось нечто подобное, но никогда сновидение не заканчивалось так ужасно. Прежде то, что протягивала Эсилт, оказывалось отцовским мечом, и, принимая его, Мэлгон понимал, что Кадваллон умер, и теперь пришло время сменить отца на престоле. Таков был его прежний привычный кошмар. Король крепко зажмурился, но видение не оставило его в покое. Беззащитное, невинное дитя... И он потерял его, позволил ему утонуть.
Он дотащился до стола, оперся на него ладонями и почувствовал приступ тошноты. Эсилт никак не оставит его в покое. Без сомнения, это она послала дурное видение, чтобы извести его окончательно, чтобы отравить и без того постылое существование чувством невосполнимой утраты, чувством вины. И это ей удалось, о, как же прекрасно удалось!
Мэлгон глубоко вздохнул и побрел к двери. Распахнув ее, он набрал полную грудь свежего холодного воздуха. Шел дождь, благословенный, очищающий дождь. Король шагнул под небесные потоки, наслаждаясь ледяными струями, коснувшимися горячей кожи, и замер на месте, чтобы предоставить им до корней вымочить волосы и омыть каждый дюйм измученного тела. Лишь поодаль, на сторожевой башне, трепетал огонек факела. Мэлгон криво усмехнулся: что может подумать страж, если вдруг посмотрит в сторону крепости и увидит своего короля под потоками ливня и без единого лоскута, прикрывающего наготу.
Мало-помалу дрожь, вызванная сновидением, уступила место дрожи от холода, и король вернулся в палату совета. Насухо обтеревшись шкурами, взятыми с постели, он принялся разжигать огонь в жаровне. Когда наконец удалось раздуть пламя, зубы уже выбивали дробь. Он собрал разбросанную повсюду одежду и, для тепла приблизившись к огню, быстро оделся. Неприятные телесные ощущения заглушили душевную тревогу; больше он не чувствовал себя полупомешанным от тяжких раздумий. Но совесть мучила по-прежнему.
Наконец, накинув плащ, он выбежал из комнаты и, стремительно прошагав по крепостному двору, внезапно остановился возле опочивальни. Все внутри у него перевернулось. Именно здесь, в этой самой комнате, он набросился на Рйаннон и ранил ее. Там, на полу, все еще темнели пятна ее крови. И не важно, что накануне слуги дочиста скоблили каменный порог – Мэлгон все равно видел на нем зловещие следы. Он вновь заторопился к воротам.
– Мабон, спустись ко мне.
– Что такое, мой король?
– Я должен выйти наружу. Помоги с воротами.
Часовой спустился с башни, и вскоре Мэлгон уже устремился вниз по тракту. Мабон окликнул своего господина:
– Милорд, если меня спросят, куда вы отправились, что я должен ответить?
Король не обернулся.
Ноги сами привели его к тому месту, где лес с холма спускался в долину. Все еще стояла ночь, и мир был создан из теней. Фигуры выступали из мрака, только когда путник вплотную приближался к ним. Он не боялся ни дикого зверя, ни прочих опасностей, которые могли подстерегать одинокого путника, покинувшего надежные стены крепости. Ничто в этой тьме не пугало его сильнее, чем собственные мысли.
Он шел вслепую, он почти бежал, и ужас следовал за ним неотступно. Полоска зари показалась на горизонте, когда он ступил под сень деревьев. Призрачные серебристые плети берез и серые дубовые сучья светились на темном фоне елей. Может, хоть под шатром ветвей ему удастся спастись от наваждения?
Тут и там слышался под снегом веселый, бурливый звон первых весенних ручьев. Кроме этого звука, ничто не нарушало мертвой тишины. Птицы еще не вернулись с юга, да и животные, вторя окружающей природе, до поры хранили молчание. Но в воздухе уже запахло ожиданием чего-то нового. С запахом сырой земли смешался другой аромат – то было еще слабое дыхание прораставших из-под земли побегов и лопающихся под снегом семян. Вскоре зелень брызнет по ветвям деревьев, изгоняя из леса серо-коричневые зимние краски. Нежно забелеют лесные ветреницы, способные устоять даже против жесточайших бурь ранней весны, появятся фиалки, прячущие свой чудный пурпурный наряд в маленьких укрытиях под низкими ветвями елей.
И вновь тоска захлестнула Мэлгона. Как страстно желал он прихода весны, возвращения тепла и ветра, напоенного запахами жизни, первого раннего цветения... и Рианнон. О, как же похожа она была на лесной цветок, застенчивый и нежный.
Вдруг он замер, словно оглушенный ужасной мыслью. Что за чушь лезет ему в голову? Ведь Рианнон – ядовитый отпрыск самой Эсилт! Память о ней – все равно что добровольные поиски страдания и бед. Он должен забыть...
С глубоким вздохом Мэлгон призвал воспоминание о том, как в последний раз застал Рианнон и Гвеназет. Он уже ждал, что им вновь овладеют ненависть и отвращение. Но, как ни странно, эти чувства где-то заплутали и не пришли к нему. Король огляделся, словно искал кого-то. Здесь, на чистом, омытом струями дождя воздухе, среди блестящих от влаги деревьев, насмехающийся над ним образ сестры казался далеким и туманным. Возможно, на эти места ее власть не распространяется? Призрак Эсилт был соткан из тяжкого, как хмельной бред, дыма костров, из удушающих пряных благовоний и зловещего смеха. Наверное, ей самой, как и сопутствующему ей проклятию, нет дороги сюда, в этот непорочный тихий лес? Может, хотя бы здесь он свободен?
Мэлгон продолжал углубляться в чащу, все еще не веря в избавление. Казалось просто невероятным, что кошмар, изводивший его последние два дня, теперь наконец отвязался от него. Эсилт охотилась за ним так долго, отравляя все его помыслы, высасывая жизнь из тела. Неужто она действительно готова оставить его в покое?
Снова пошел дождь, и король то и дело конвульсивно вздрагивал от холода. Ничего удивительного, что Эсилт выбыла из этой жестокой игры: он был полумертв от усталости и страданий. Наверное, даже привидению трудно отыскать его теперь. Он горько рассмеялся, потом затих.
В глубокой лесной чаще Мэлгон остановился. Прямо перед ним стоял древний дуб – священное дерево друидов. Глядя на этого могучего великана, король преисполнился тревожными предчувствиями. Ведь он и не собирался приходить сюда. Ноги сами привели его к этому месту. Какой-то потаенной частью своего сознания он уже догадывался, что должно сейчас произойти. Он не случайно оказался тут – в конечном итоге его ведь подгоняли мысли о сестре. Значит, именно здесь, под этим дубом, надо искать развязку в их отношениях, нечто такое, от чего он добровольно отвернулся, что похоронил под собственной яростью и болью. Теперь, на этом самом месте, неуловимая ниточка дастся ему в руки, и тогда отчаянию придет конец.
Мэлгон замер, лишь только перед ним явственно встал этот образ: он видел лежащую на ворохе пожелтевших дубовых листьев Рианнон, преисполненную жизни и особой робкой красоты. И ему вспомнилась сладость ее губ, ощущение двух тел, движущихся как единое целое.
