Ричард Глостер, король английский (СИ) - Воронина Виктория

В Чизвелл Грин Ричард не застал ее, тогда он спросил о сэре Роберте Шелтоне, надеясь получить все необходимые сведения из его рук,

- Сэр Роберт находится вместе с королевой в церкви, чтобы вместе с нею вознести благодарственную молитву богу за благополучное выздоровление принцессы Маргарет, - объяснил ему дворецкий.

Король счел добрым предзнаменованием то, что его первая встреча с женой после размолвки произойдет в церкви перед всевидящим богом, смягчающим и облагораживающим самые грешные сердца, и поспешил в церковь Чизвелл Грин. Обстановка святого места в самом деле способствовала умиротворению страстей. В свете немногочисленных свечей люди представали неясными призраками; на лице сэра Роберта Шелтона, стоявшего возле королевы, Ричард заметил новое благоговейное чувство. Сама Екатерина всецело была погружена в общение с благодатной силой, откликнувшейся на ее призыв унять жар у ее маленькой дочери. В отличие от Ричарда, облаченного в богатую одежду с золотым шитьем, она была одета в простое будничное платье с фиолетовым покрывалом. Но именно эта простота волшебным образом подчеркивала красоту одухотворенного облика Екатерины, и украшала ее так, как других женщин украшают драгоценные камни. Картину довершали ее придворные дамы и помощники сэра Шелтона, застывшие неподвижные стражи сокровенной молитвы королевы.

Первым заметил короля Роберт Шелтон, издавший приглушенно-радостное восклицание. Екатерина невольно оглянулась, и присутствие любимого мужа показалось ей продолжением чудесного видения ее грез, вызванного ее молением. Отсутствие Ричарда сделалось для нее настолько невыносимым, что два дня назад она решилась ехать к мужу и умолять его снова принять ее как жену, заранее согласившись с его возможным плохим обращением. Сэр Шелтон в последнее время сделался настолько преданным юной королеве, что по ее просьбе содействовал бы этой поездке. Только болезнь дочери остановила Екатерину, но теперь встреча с мужем наполнила ее сердце двойной радостью. Ричард, подавал ей святую воду, невольно сжал ее пальцы, и не желал выпускать ее руку даже тогда, когда они вышли из церкви. Их приближенные, сознавая всю важность примирения короля и королевы, держались на значительном расстоянии от них, не мешая их разговору. Но Ричард и так потерял способность замечать кого-либо кроме своей жены. Он рассказал Екатерине все, что он пережил, начиная с рокового дня их пре­дыдущей встречи, и закончил так:

-- Возможно, это я виноват в том, что вы изменили мне: может я что-то сделал не так. Обещаю, Кэти, я приложу все усилия к тому, чтобы вы были верны мне по собственному своему желанию, а не по принуждению, и смогли добровольно отдать мне свое сердце.

-- Мое сердце и так было вашим, Ричард, - невольно сказала на это Екатерина, но муж нахмурился при этих ее словах. Он не любил когда люди изворачивались, не признавая своей вины вместо того, чтобы исправить свою ошибку, и он не поверил Екатерине. Но Ричард пересилил себя, вновь поклявшись ей в своей любви.

-- Ричард, посмотрите на свою дочь, - предложила ему Екатерина, невольно досадуя на свой промах.

- Конечно, - спохватился Ричард, удивляясь, как он умудрился совсем забыть про свою маленькую дочь.

Но долго общаться с нею ему не пришлось. Маргарет все время кричала, недовольная тем, что ее вытащили из колыбели. Ее скоро пришлось положить обратно и оставить в покое. В оставшееся время дня Ричард наслаждался обществом Екатерины, сознавая, что оно необходимо ему как воздух, и он не хотел надолго отпускать ее от себя. После ужина Екатерина все-таки ушла к дочери, чтобы накормить ее и уложить спать.

Ричард долго дожидался жены, пока, не выдержав, сам не отправился в детскую. Представшее перед ним зрелище немало обескуражило его. Екатерина укачивала на руках не желавшую отпускать ее малышку с таким самозабвением, что Ричарду стало ясно, все его страхи насчет соперников-мужчин ничто перед безграничным материнским чувством его жены. Дочь всегда будет занимать первое место в сердце его Екатерины, если только он не войдет в бескрайнее море любви, окружающее их обеих, и не сольется с ними в едином чувстве бытия их мира.

Наконец Маргарет позволила себя убаюкать, и Екатерина, утомленная прошлой бессонной ночью, проведенной возле постели больной дочери, и волнениями этого дня, быстро уснула в объятиях Ричарда, усыпленная его нежностью и трогательной заботой. Сам Ричард чутко прислушивался к би­ению сердца жены, ее пульс разносил живительную силу и по его телу.

На следующий день королева вместе с маленькой дочерью и своим двором переехала жить в Вестминстер к Ричарду Третьему. И хотя король относился к жене так, как и до их размолвки, прежней доверительности в их отношениях не было. Вдобавок их жизнь по-прежнему омрачала не избытая до конца вражда сторонников Йорков и Ланкастеров. Король Ричард доверял своим родственникам и испытанным людям, предпочитая их ставить на важные государственные должности. Приверженцы дома Ланкастеров снова сказались оттесненными от управления страной, что не могло не вызвать их недовольства. Екатерина все больше переживала за них, но ничем не могла помочь им, поскольку ее мужу не нравилось, когда она просила за кого-то из них, Особенно Ричард возмутился, когда застал Екатерину оплакивающей своего кузена Генриха Тюдора в годовщину его гибели.

-- Не годится поминать плохим словом умершего, но я настолько стыжусь родства с Тюдором, что вовсе не упоминал бы о нем, в отличие от вас, - резко сказал король жене. - Как вы можете оплакивать человека, который не гнушался никакими средствами борьбы против меня, строил коварные козни мятежника при дворах европейских государей, и отдал приказ об убийстве моих несовершеннолетних племянников?!

Само имя этого сына сводного брата Генриха Шестого, чуть не погубившего весь род Йорков, так и осталось кошмаром для Ричарда Третьего.

-- Генрих приходится мне братом, и потому Господь повелевает мне любить его и печалиться о нем, не смотря ни на что, - сквозь слезы ответила ему Екатерина. - Он мог бы быть гораздо лучшим человеком, ес­ли бы не наша злополучная семейная вражда.

- Очень сомневаюсь, - сухо проговорил Ричард.- Ваш кузен Тюдор слишком явно обнаруживал свою жестокость, коварство, расчетливость, скупость, злопамятность и неумение прощать. К моменту нашей встречи на поле битвы Босворта в нем почти не осталось человеческой души. Порывы сердца он заменил сухим расчетом, стремление к подвигу - тщательно взвешенным регламентом, возвышенный дух - мертвыми догматами. Горе и притеснение он нес англичанам, и я молил бога, чтобы он послал мне силы одолеть его и избавить от него Англию. Этот человек вообще был опасен тем, что свои злые умыслы он без колебаний приписывал другим, и позорил их...

Ричард продолжал свою обвинительную речь, стремясь, чтобы жена была всецело на его стороне, а Екатерина вспоминала свою последнюю встречу с кузеном в Провансе. Тогда Генрих Тюдор был двадцатилетним юношей, вечно подавленным своим униженным положением изгнанника, и все же не окончательно потерявшим добрых чувств к остальным людям. К ней же он проявлял искреннюю привязанность и обещал, что не пожалеет своей жизни ради того, чтобы вернуть ей ее законное наследство. Екатерине Генрих Тюдор казался самым благородным, отважным и самоотверженным рыцарем на свете, и ей немало горя причинили ужасающие метаморфозы, произошедшие в его душе. Кузен не мог одолеть искушения властью, предложенной ему мстительной Маргаритой Анжуйской ради победы над Йорками, и переступил почти через все нравственные законы. Но, не смотря на его моральное падение, Екатерина упорно не желала отказываться от своей лю­бви к нему, и продолжала искать в нем хорошие черты.

-- Ты во многом прав, Ричард, но мой кузен имел свои положительные качества, о которых ты можешь не знать, - мягко обратилась Екатерина к мужу, стараясь в свою очередь заставить его принять ее точку зрения. - Генрих также радел о благе Англии, мечтал видеть ее сильной, процветающей, думал привлечь в Лондон самых знаменитых ученых Европы. Он собирался реформировать исполнительную и судебную власти в тот порядок, который привлек его внимание во Франции.