Ричард Глостер, король английский (СИ) - Воронина Виктория
-- Ох, отец, Сиси, я еле вырвался, чтобы прийти к вам, - выдохнул Джон, с опаской посматривая на жену.
-- От кого вырвался, - от Уорика или от медведя? - презрительно спросила Сесиль.
-- От обоих, - признался Джон.
-- Ладно, остальные небылицы ты мне расскажешь дома, - нетерпеливо отмахнулась Сесиль. - Теперь ты должен поведать отцу как крошка Маргарет тронула твое сердце.
-- Отличная девчонка, отец, - оживился Джон. - Цапнула меня за палец, которым я тыкал ей в нос. Такая малышка может за себя постоять, будьте уверены.
- Боже мой, Джон, вечно ты умудряешься сказать что-то не то, - простонала Сесиль.
-- Да, Джон, от излишнего почтения ты никогда не будешь страдать,- Ричард пытался напустить на себя суровый вид, но чувствовал, как на душе у него становится легче от его любви к его непосредственным детям.
-- Не понимаю, чем вы возмущены, - Джон пожал плечами. - Королева Екатерина, напротив, осталась довольна моим поведением. Она заявила, что рада тому, что мне понравилась моя сестра, если я веду себя так непринужденно.
Чувствуя, что дальнейший разговор о Екатерине может лишить его самообладания, Ричард перевел беседу на другую тему, тем более что ему было, что сказать сыну и невестке.
-- Джон, ты сегодня опоздал на праздничное богослужение, - сделало он замечание сыну.
-- Разве? - удивился Джон. - Мне кажется, я пришел в церковь одновременно со всеми благочестивыми собратьями по вере.
-- Тебе это действительно показалось, поскольку ты не выспался, как следует после вчерашнего кутежа со своими беспутными приятелями, - вставила Сесиль.
-- Такое небрежение к собственной душе не пойдет тебе на пользу, сын мой. Тебе нужно много молиться и каяться, - стремясь выглядеть как можно внушительнее, сказал Ричард
-- Постараюсь, отец, но бесов так просто не одолеть, - беспокойно отозвался Джон, опасаясь рассердить отца, известного своим благочестием.
-- Я прибавлю к своим молитвам еще одну, за твое исправление, мой сын, - пообещал ему Ричард.- И если я увижу, что твои бесы сильнее тебя, то засажу тебя вместе с ними в Тауэр на хлеб и воду. Там ты поразмышляешь на досуге, чего стоит пьянство и разгул.
-- Я исправлюсь, отец, исправлюсь, - горячо заверил его Джон.
-- Буду на это надеяться, - отозвался король, и обратился мыслями к своей старшей племяннице. К тому времени Елизавета Йоркская уже стала королевой Португалии, и Ричард еще больше начал принимать близко к сердцу ее проблемы, зная тяжесть венца. Он охотно устроил бы ее судьбу на родине, поскольку был очень привязан к Елизавете, и считал ее подлинным украшением Англии, но ее честолюбивая мать настояла на том, чтобы дочь стала королевой. - Теперь, дети мои, скажите, почему вы забыли о вашей сестре Елизавете? Вы ее очень любили, пока она не вышла замуж за короля Мануэля, души в ней не чаяли. Теперь только я интересуюсь судьбой бедняжки и переписываюсь с ней.
-- Что переживать за Елизавету, у нее добрый заботливый муж, - высказался Джон.
-- Государь, мы не любители писать письма. Вот если бы вы пригласили Елизавету с ее супругом в Англию, тогда бы мы обо всем с нею переговорили, - добавила Сесиль.
-- Отличная мысль, Сесиль, нам, Йоркам, нужно всем собраться на семейном празднике и обновить наши родственные связи - одобрил идею племянницы Ричард Третий. - Веселитесь, дети мои, танцуйте, а я должен сейчас переговорить с канцлером и отдать ему необходимые распоряжения.
Ричард отошел, но Сесиль не смогла воспользоваться его приглашением, поскольку поранила свои незащищенные ноги. Она поспешила уехать, и Джон, которому бал был неинтересен без жены, последовал за нею.
Дома принцесса Сесиль дала волю своему негодованию на самоуправство мужа. Когда он вошел к ней в спальню в сопровождении своры своих охотничьих псов, Сесиль громко крикнула:
- Ну-ка, убирайся отсюда поскорее, Джон! Иди и спи со своим медведем, если он тебе дороже, чем я.
Нисколько не обескураженный нелюбезным приемом жены, Джон широко улыбнулся ей и сказал:
- Да полно тебе сердиться, Сиси, ничего страшного не произошло. Твои туфли в целости и сохранности, вот они... - молодой граф Вустер полез за пазуху, достал пару изящных туфелек, тщательно вытер с них несуществующую пыль, и с поклоном передал их своей дражайшей половине. Но Сесиль нисколько не умиротворил его смиренный вид, она одной туфлей хлопнула по лбу мужа, приговаривая при этом:
- Что по твоему лбу стучать, что по стене, все едино. Ты даже не думаешь о том, что ты мне испортил этот чудесный вечер!
- Так ты из-за танцев горюешь, Сесиль, - наконец догадался Джон. - Не печалься, мы и здесь можем устроить танцы с тобой, так даже лучше будет.
Граф Вустер принялся напевать застольную песню и пританцовывать на месте, а его охотничьи собаки в совершенном восторге запрыгали около него.
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
Милый мой, милый мой!
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
Ты, Робин, пьешь неплохо - ты и плут и выпивоха!
Сидеть же с постной рожей за столом, - вот что плохо
Робин, ты налей себе еще, да не закончится вино!
Эх, давай-ка чашу, качнем веселье наше...
Сесиль не могла не улыбнуться, глядя на эту забавную сцену, и все же сокрушенно заметила:
-- Ах, Джон, ты любишь только свои развлечения!
-- В таком случае, моя маленькая женушка, я люблю тебя больше всего на свете, поскольку ты самое главное мое развлечение, - захохотал Джон и потянул Сесиль за руку: - Ну же, пошли танцевать, Сиси!
-- Я не могу, Джон, у меня болят ноги, - призналась Сесиль. В это время вошла служанка с тазом воды, и начала осторожно разматывать окровавленные повязки на ногах своей госпожи. Увидев раны жены, Джон изменился в липе. Он отослал служанку прочь, занял ее место и сам начал осторожно обмывать раны Сесиль, покрывая нежными поцелуями ее ноги. Подобное доказательство любви не могло не тронуть Сесиль, и она окончательно простила мужа, находя беспрестанную радость в его объятиях. Теперь только одно беспокоило принцессу, - убедила ли она своего дядю помириться с королевой Екатериной. Сесиль от всего сердца желала, чтобы это было именно так.
Надеждам принцессы Сесилии не были напрасными, разговор с нею усилил в Ричарде Третьем желание увидеть свою жену. Король понял, что больше не может терпеть неопределенность своего отношения к Екатерине, и ему нужно либо решительно порвать с нею, как того требовала его мать, либо помириться и продолжить супружескую жизнь. Но сама мысль о разводе с Екатериной Ланкастер оказалась для Ричарда Третьего невыносимой, ему оставалось только простить ее, даже поступившись своими понятиями о чести и морали.
Решившись ехать к жене, Ричард ощутил заметное облегчение, даже перспектива людских насмешек над ним, как над обманутым мужем, не могла смутить его. Любовь подсказывала королю явиться перед Екатериной не в обличье судьи, порицающего грех, а предстать перед ней в качестве влюбленного, завоевывающего сердце своей дамы. Ричард, подобно жениху, решил максимально приукрасить свою внешность. Он позвал к себе двух парикмахеров и приказал камердинеру облачить его в самое красивое и нарядное платье из своего гардероба. Камердинер достал упланд из узорчатого бархата - наряд с открытым передом, ниспадающий крупными складками от плеч. Складки фиксировались поясом, к которому прикреплялся кинжал, украшенный мелкими драгоценными камнями. Жесткий воротник, очень высокий сзади, застегивался на серебряные пуговицы сразу же под подбородком. К упланду прикреплялись рукава, выходящие из обычной проймы и расширяющиеся до воронкообразного раструба. Шерстяные чулки прикреплялись к поясу с помощью шнурков с металлическими наконечниками, мягкие сапоги из эластичной кожи для верховой езды облегали ногу как чулок и натягивались за колено. Головной убор "шаперон" плотно облегал голову, и его конец спускался на спину длинным "хвостом". Парикмахеры подстригали волосы Ричарду ниже линии челюсти, и после их работы волосы Ричарда ровными прядями выбивались из-под "шаперона". Тщательно подобрав себе свиту, король поехал к Екатерине.
