История Деборы Самсон - Хармон Эми

Я шагала, стиснув зубы, пока не убедилась, что меня никто не увидит и никто не пошел за мной следом. Тогда я присела за кустом, привалившись спиной к стволу дерева, и распустила пояс, стараясь, чтобы струя мочи не попала мне на башмаки и на одежду. За последние месяцы жизнь в Красном доме, собственная уборная и засов на двери меня разбаловали, и я расслабилась. Я сидела на корточках куда дольше, чем обычно осмеливалась: убедившись, что мочи больше не осталось, я вытерлась тряпочкой, которую носила в кармане на случай, если начнутся месячные, и оправила одежду.

Буря прошла, и воздух казался холодным и свежим. Уже рассвело, и я начала узнавать местность. Где-то поблизости был вишневый сад, из которого выгнали мой отряд, и большое имение, принадлежавшее Йеруну Ван Тасселу. Капитан Уэбб прогнал нас по этим землям, утверждая, что здесь полно лоялистов-голландцев. У меня не было оснований не верить ему, особенно после того, как мы узнали о тайном складе провизии и сожженных возах.

Я распустила волосы, пригладила их пальцами и снова собрала в хвост. Моя шляпа осталась в амбаре, а фляга – возле седла. Я не знала, как еще привести себя в порядок, и медлила, опасаясь вернуться назад после того, как кинулась в кусты, будто безумная. В это утро адъютант из меня вышел прескверный.

Когда я вышла из укрытия за деревьями к западу от амбара, меня уже ждали. Все сидели верхом, а Гриппи держал моего коня в поводу: тот был оседлан, а моя шляпа лежала поверх луки. В груди у меня волной поднялось смущение, и я замерла, собираясь с духом. Но никто не смотрел в мою сторону. Все глядели на небольшой холм к востоку от широкого, пустого луга. Со всех сторон луг окружал густой лес, за деревьями едва виднелась неприметная хижина.

Лошади вдруг заплясали, задергались, сверкнула молния, грянул гром. У моего уха просвистел шмель, за ним другой. Я отмахнулась от них, не понимая, что происходит. Стоял март, а не июль, так что грозы и быть не могло. Свистели совсем не шмели, а пули.

Группа ожидавших меня мужчин вмиг рассеялась, рванувшись по направлению к полю, и я вскрикнула, боясь, что меня оставят.

– Шертлифф! – выкрикнул генерал. – Беги, парень!

Но я застыла на месте, наблюдая за разворачивавшейся перед моими глазами картиной. Лошадь Гриппи ринулась к деревьям на севере, за ней скакал Здравый Смысл. Спроут пытался собрать людей, но они тоже мчались к деревьям, кто-то стрелял, кто-то просто искал убежища. Спроут наконец оставил попытки и пустил кобылу галопом, пригнувшись к самой ее шее и стреляя на ходу в невидимых врагов. Одну лошадь ранило, и ее наездник вылетел из седла. Уиллиби свалился на землю, не успев доскакать до леса. Генерал, по-прежнему удерживавший Ленокса на месте, дал залп из ружья, выхватил висевший на боку пистолет и снова выстрелил.

Раздался треск, и пуля сбила шляпу у него с головы, а я вскрикнула, очнувшись от ступора. Он тяжело покачнулся, не выпуская пистолета из рук, и Ленокс, почувствовав, как ослабели поводья, рванулся вперед. Где-то посреди широкого поля генерал безвольно соскользнул у него со спины.

Я побежала к нему со всех ног, размахивая руками, но не успела. Два резких щелчка вспороли воздух, словно кто-то хлестнул плетью мне по щиколотке и по бедру, друг за другом, и я покачнулась, упала и осталась лежать, прижимаясь щекой к земле.

Больно не было. В паху разливалось странное давление – мне снова хотелось помочиться. Но это был страх, а не боль.

– Переломов нет, – успокаивала я себя. В этом я почти не сомневалась.

Я поползла к генералу Патерсону, ожидая, что еще одна пуля просвистит над головой или вопьется мне в тело, но вокруг стояла тишина.

Он не шевелился, но дышал спокойно, и его грудь под моей ладонью мерно вздымалась. Я ощупала его голову, провела рукой по волосам. Кровь залила ему лицо и перепачкала мундир, но единственными повреждениями, которые я сумела найти, были длинная рана под волосами и шишка размером с гусиное яйцо на затылке. Руки и ноги у него были целы, но он лежал как мертвец, по-прежнему сжимая пистолет, и я не могла сдвинуть его с места – не смогла бы, даже если бы у меня в левой ноге не сидела пуля, а то и две. Нога онемела, но, когда я пошевелила пальцами, почувствовала, что башмак у меня полон крови. Я приподнялась на колени, оперлась на руки и уставилась на холм, откуда по нам стреляли. Я не смогла бы дойти туда.

Мой конь ускакал. И конь генерала тоже. Я оглядела лес, обдумывая, что делать. Я не знала, появятся ли нападавшие и смогут ли вернуться за нами Спроут и остальные, так что приходилось рассчитывать только на себя.

Если я права, имение Ван Тассела находится прямо за поворотом реки. Я отправлюсь туда. Это всего в полумиле, не дальше.

Но имение могло с тем же успехом находиться и в тысяче миль. Я не смогла бы одолеть и десятка футов.

– Элизабет, – проговорила я. – Элизабет, помогите мне.

Не знаю, чего я ждала, но больше мне не к кому было обратиться. Я вновь огляделась и стала молить генерала очнуться, вслушивалась в его дыхание, в биение сердца. Слева от меня раздались тревожное ржание и стук копыт, и я перезарядила пистолет генерала и приготовилась к худшему. Но в следующий миг ко мне подошел Ленокс. Он ступал робко, низко опустив голову.

– Боже, спасибо, – выдохнула я и поднялась, отказываясь думать о том, что раненая нога меня не удержит.

Ленокс перебирал копытами и, словно извиняясь, тыкался мордой в распростертого на земле генерала. Я взялась за поводья, велела коню стоять смирно, сунула здоровую ногу в стремя и, собравшись с силами, закинула себя в седло.

– Я вернусь, – пообещала я генералу и пустила Ленокса галопом, цепляясь за его спину и за свой безнадежный план.

Все вышло так, как я и думала, хотя каждая минута тянулась для меня вечность. Большой белый дом среди деревьев, за ним поля и хозяйственные постройки – таким я и запомнила это имение. Во время перехода в Уэст-Пойнт мой отряд останавливался отдохнуть и наполнить фляги водой у широкого ручья, что впадал в реку в миле к северу от этих мест.

Молодая женщина в платье, казавшемся еще более ярким на фоне свинцового неба, сидела верхом на пятнистом пони, словно собираясь прокатиться верхом. Завидев меня, она развернула пони к дому и закричала, оповещая всех о моем появлении. У ее бледной щеки качалось птичье перо, по спине рассыпались черные кудри, а она громко звала: «Отец!»

Мне снова повезло. Если бы мне пришлось спешиться, я вряд ли сумела бы снова усесться в седло.

Из дома с озабоченным видом вышел мужчина в алом сюртуке и темно-желтых штанах. Его огромный живот раскачивался на каждом шагу. Девушка, объявившая о моем приближении, слезла с пони и укрылась за спиной мужчины, улыбаясь с таким видом, словно нас ждали веселые приключения. Мужчина велел ей уйти в дом, но она не послушалась его. Я приблизилась, стараясь держать спину прямо и говорить низким голосом:

– Сэр, я солдат из Континентальной армии. Мой офицер был ранен и лежит в поле неподалеку отсюда. Нас обстреляли, и наш отряд рассеялся. Я не могу сам поднять его и прошу приютить нас и оказывать ему помощь до тех пор, пока он не будет в состоянии уехать.

Я не знала, можно ли мне разглашать его имя и звание. Генерал был ценным военнопленным. В 1776 году британский полк окружил генерала Ли в сельской таверне в Нью-Джерси, к великой радости и восторгу лоялистов. Это событие деморализовало американцев. Но теперь мы находились на нейтральной земле, где гражданские обязаны были соблюдать определенные правила, вне зависимости от того, каких политических убеждений они придерживались.

– Я требую помощи, – повторила я. – Мне нужны лошадь, телега и человек, который поможет переложить в телегу раненого офицера.

– Мне нечего больше дать, – произнес мужчина, задрав подбородок и сложив руки поверх гигантского живота. – Долгих семь лет я помогал армии. Я сделал достаточно.

Я направила ему в лицо пистолет. Я его не боялась. Но боялась, что генерал Патерсон умрет прежде, чем я вернусь.