Томас Шерри - Ночные откровения
Элиссанда в тонких лайковых ботиночках поджала пальцы ног. Размышляющий голос дяди всегда вызывал у нее озноб. Именно таким тоном он произносил: «Мне кажется, в библиотеке слишком много бесполезных книг» или «Твоя тетя, благослови Боже ее добрую душу, не пожалуется, но сегодня вечером, когда тебя не было дома, она очень нуждалась в твоем обществе. Ты должна хоть немного думать о ней, а не только о собственном удовольствии». Первое высказывание предшествовало уничтожению книг, после чего девушка неделю по ночам рыдала в своей спальне, а второе превратило ее почти в такую же узницу, как Рейчел.
Подали чай. Дыша осторожно, чтоб не дрожали руки, Элиссанда принялась разливать его. Лакей ушел, тихонько притворив за собой дверь.
Мужчина вернулся к столу. Племянница протянула ему чашку. Чай даже не всколыхнулся: годы дядиной науки не прошли для нее даром.
Элиссанда увидела отлетающую в сторону чашку прежде, чем почувствовала жгучую боль на щеке. Еще одна пощечина, на этот раз более сильная, сбила ее со стула. В ошеломлении Элиссанда осталась лежать там, где упала. Она всегда подозревала жестокое обращение с тетей, но на нее дядя до сих пор руку не поднимал.
Рот наполнился привкусом крови, один из зубов шатался, слезы застилали глаза.
— Вставай, — приказал мужчина.
Сморгнув слезы, Элиссанда привстала на колени. Но прежде чем она успела подняться, дядя схватил ее за шиворот, протащил через всю комнату и шмякнул об стену.
Девушка внезапно ощутила, что ее кости очень хрупкие: их легко сломать, приложив достаточное усилие.
— Считаешь себя очень умной? Надеешься так просто уйти от меня с моей женой — моей женой?!
Жесткая рука стиснула шею, перекрывая доступ воздуха.
— Не спеши, Элиссанда, подумай хорошенько!
О чем тут думать… Сейчас она была рада, как никогда, что наконец-то спасла от тирана тетушку Рейчел.
— Ты привезешь миссис Дуглас обратно, и быстренько. А если нет…
Мужчина улыбнулся, и на этот раз она не смогла сдержать дрожь. Дядя слегка ослабил хватку, но когда Элиссанда судорожно хватанула воздух, сжал еще сильнее.
— А если нет, — продолжил он, — то, боюсь, как бы с этим смазливым идиотом, которого, по твоему уверению, ты так любишь, не приключилось что-нибудь ужасное.
Сердце застыло. Девушка крепко стиснула зубы, чтобы те не стучали.
— Подумай об этом несчастном великовозрастном недоумке. Ты им уже и так бесстыдно попользовалась, вынудив дать тебе руку и имя. Он что, на самом деле, должен потерять из-за тебя конечность? Или зрение, например?
Элиссанде хотелось быть высокомерной. Ей хотелось показать мучителю, что плевала она на его угрозы. Но как можно оставаться сильной и уверенной, если нечем дышать?
— Вы не посмеете, — сдавленно выдохнула она.
— Ошибаешься, милая. Нет ничего, что я не сделал бы во имя любви.
И он говорит о любви! Так дьявол мог бы вещать о спасении души.
— Вы не любите тетю. И никогда не любили. Вы жестоко обращались с ней.
Размахнувшись, мужчина наградил ее таким ударом, что Элиссанда даже испугалась, не сломал ли он ей шею.
— Ты ничего не знаешь о любви! — рявкнул он. — Ты не знаешь, что мне пришлось… — и умолк.
Элиссанда сглотнула кровь, потрясенно глядя на него. За всю свою жизнь она не слышала, чтобы дядя повышал голос.
Похоже, тот и сам удивился своей вспышке. Несколько раз глубоко вдохнув, мужчина заговорил снова, теперь почти шепотом:
— Слушай внимательно, дорогуша: я даю тебе три дня, чтобы привезти сюда тетю. Ее место здесь, и любой суд в стране подтвердит мои супружеские права. Верни ее, и можешь радоваться своему идиоту до конца ваших дней. Или можешь до конца жизни глядеть на него — слепого и искалеченного, зная, что именно ты повинна в этих увечьях. Но помни — что бы ты ни решила, я свою жену верну…
И, подчеркивая сказанное, он сжал истерзанное горло обеими руками. Элиссанда слабо затрепыхалась. Ей необходимо вдохнуть. Оказаться бы сейчас внутри воздушного вихря, высоко в свободном небе, посреди воздуха, океана воздуха…
Воздух появился — это вернувшийся муж оторвал от нее дядю: просто поднял и отшвырнул в сторону. Прокатившись по полу, тот с грохотом опрокинул вазонную подставку. Маркиз притянул Элиссанду к себе:
— Все в порядке?
Она не смогла ответить. Только накрепко вцепилась в мужа — хоть какое-то убежище посреди бури.
— Стыдитесь, сэр, — обратился лорд Вир к ее дяде. — Ваша племянница посвятила уходу за вашей супругой свои юные годы! И так-то вы благодарите ее за преданность?!
Дуглас негромко засмеялся.
— Мы отложили медовый месяц, чтобы навестить вас. Теперь я вижу, что это было ошибкой: вы не достойны, чтобы тратить на вас время и хорошие манеры, — распалялся маркиз. — Считайте, что мы с вами более не знакомы!
— Мне очень жаль, дорогая, — поцеловал он в лоб жену. — Нам не следовало приезжать. Но теперь вам нет нужды здесь появляться.
* * *
Виру с трудом удалось успокоиться и собраться с мыслями.
Он отправил с телеграфа три депеши: одну — леди Кингсли, с просьбой отслеживать любые передвижения подозреваемого, вторую — в гостиницу «Савой» для миссис Дилвин, с распоряжением перевезти миссис Дуглас в его городскую резиденцию, и последнюю — Холбруку, с запросом на наружную охрану дома.
Вроде бы все необходимое на данный момент сделано. Однако в подсознании ворочалось что-то, могущее оказаться важным связующим звеном, если бы только Виру удалось с полчаса трезво поразмыслить.
Но как раз к этому он сейчас был не способен. Повернувшись к окну телеграфного агентства, маркиз посмотрел на поднятый верх коляски, в которой, словно в норке, съежившись, сидела его жена.
Когда Вир увидел Дугласа, схватившего племянницу за горло, умом он, разумеется, понимал, что тот не собирается убивать ее прямо здесь и сейчас — это не соответствовало его манере тщательного планирования и не менее аккуратного выполнения. Тем не менее, в маркизе вспыхнула такая ярость, что пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не избить мерзавца до полусмерти.
Давняя ярость, никак не находящая себе выхода.
Он покинул телеграф и забрался в коляску. Элиссанда сидела с опущенной вуалью, побелевшими от напряжения пальцами скручивая перчатки. Вир приподнял вуаль, но тут же опустил — на лице жены темнели отпечатки ладоней Дугласа.
— Я телеграфировал слугам, — объяснил он и приказал кучеру. — На станцию, Гиббонс.
Спустя несколько минут они уже стояли на перроне вокзала, вне досягаемости ушей любопытной челяди.
— Дядя часто себе такое позволял? — наконец спросил Вир.
