Томас Шерри - Ночные откровения
Элиссанда была безумно напугана.
Но в тот момент, когда появился Дуглас, словно отдернулся занавес, и перед всепоглощающей важностью исполняемой роли ее страх превратился не более чем в призрак за спиной.
— О, дядюшка, здравствуйте, — приподняв юбки, Элиссанда взбежала по ступенькам и расцеловала родственника в обе щеки. — Добро пожаловать домой. Когда вы вернулись? Как съездили?
Дуглас окинул племянницу ледяным взглядом, под которым дрогнул бы и крепкий мужчина.
— Съездил хорошо. Но десять минут назад, возвратившись и предвкушая радостное воссоединение с семьей, я обнаруживаю, что дом пуст. А миссис Рамзи повествует мне историю «Тысяча и одной ночи» о шумных празднествах и разрушениях, закончившихся вашим внезапным исчезновением.
Ее смех был легким и игристым, как бочонок шампанского.
— Ох, дядюшка, миссис Рамзи такая ворчунья. Не было никаких шумных празднеств: леди Кингсли и ее друзья очаровательные и воспитанные люди. Хотя должна признаться, что когда лорд Вир сделал мне предложение, я от волнения опрокинула один из корабликов.
Протягивая левую руку со скромной полоской обручального кольца, племянница горделиво похвасталась:
— Сэр, перед вами новоиспеченная маркиза Вир. Позвольте представить вам моего супруга.
И кивком подозвала мужа:
— Не стойте же, милорд. Подойдите и познакомьтесь с моим дядей.
Жена по-прежнему считала его непроходимым тупицей. Не будь Элиссанда так смущена, напугана и пьяна, она заметила бы разницу: маркиз совершенно не походил на себя почти весь прошлый день — и всю ночь. Но ему повезло: она была смущена, напугана и очень, очень пьяна.
Перескакивая через ступеньку, Вир приблизился и затряс мужчине руку с азартом треплющего старый носок бассет-хаунда.
— Очень приятно, сэр.
— Вы поженились?! — отдернул ладонь Дуглас.
Вопрос был адресован скорее племяннице, но маркиз энергично вмешался.
— О да, церковь и цветы, и … Ну, и все остальное, — хохотнул он.
— Ах, сударь, ведите себя прилично, — зардевшись, шлепнула мужа по плечу Элиссанда.
И, повернувшись к дяде, добавила более серьезным тоном:
— Простите меня. Но мы были так влюблены, что просто не могли ждать.
— Зато поспешили обратно, чтобы лично сообщить вам приятную новость, — добавил Вир. — Если честно, леди Вир переживала, как вы меня примете. Но я уверил ее, что не могу не получить вашего одобрения: с моими-то связями и моей внешностью!
И легонько толкнул жену бедром:
— Ну что, я был прав?
Элиссанда обрушила на мужа улыбку, способную повернуть к себе целое поле подсолнухов.
— Разумеется, дорогой. Мне не следовало в вас сомневаться. Больше никогда не буду.
— Элиссанда, где же твоя тетя?
Невзирая на шутливую перепалку супругов, лицо Дугласа сохраняло бесстрастное выражение. Но вот тон… За фасадом слов бурлила чудовищная ярость.
— Она в Лондоне, дядюшка, в «Браунсе», вашей любимой гостинице, окружена заботой и вниманием.
Вир с трудом представлял себе состояние нервов жены. Элиссанда не могла знать, что муж поддержит ее ложь, но не выказывала ни капли нервозности или неуверенности.
— Более того, — вмешался он, — именно я предложил миссис Дуглас остаться в Лондоне и не подвергать свое здоровье опасности, снова отправляясь в путь. Леди Вир пришлось признать разумность этого совета.
Дуглас, прищурив глаза, зловеще безмолствовал. Вир глянул на Элиссанду. Она взирала на дядю с таким обожанием, словно тот только что пообещал свозить ее на показ дома мод в Париже.
Вот уже несколько дней маркиз считал свою жену лучшей из виденных им актрис. Но если за время их недолгого знакомства ее исполнение было неплохим, то перед дядей стало просто великолепным. Все, что Вир видел до сих пор, равнялось не более чем генеральной репетиции. Теперь же она блистала, словно гениальная примадонна на залитой светом сцене перед застывшей в креслах публикой.
— Что же мы тут стоим, — наконец промолвил Дуглас. — Давайте присядем и выпьем по чашечке чая.
* * *
Не успели они расположиться в гостиной, как лорд Вир начал смущенно ерзать. Минутой позже он крепко сжал губы, словно от этого зависела целостность его пищеварительной системы. Наконец, отирая вспотевший лоб, прохрипел:
— Прошу меня простить, я на минуточку. Мне надо… Боюсь, я должен… — и пулей вылетел из комнаты.
Дядя не произнес ни слова, будто маркиз был не более чем мухой, благоразумно убравшейся вон. Зато Элиссанда остро ощутила его отсутствие. Как же в ней осталось мало жизненных сил, если присутствие даже слабоумного мужа укрепляет ее смелость!
Поддавшись безумной мысли о браке как о пути к спасению, Элиссанда не предусмотрела ни того, что муж окажется бесполезным, ни встречи с дядей без какой-либо защиты. И теперь ей придется принять на себя весь тот гнев, который до сих пор обрушивался на тетю.
— Как тебе понравился Лондон? — вкрадчивым тоном осведомился дядя.
В суматохе последних суток она и внимания не обратила на Лондон.
— О, огромный, грязный, слишком людный, но, должна признать, зрелище захватывающее.
— Так говоришь, вы остановились в гостинице «Браунс»? А персоналу известно, что ты моя близкая родственница?
Сердце затрепетало чаще, чем крылышки колибри. От страха закружилась голова. До того, как тетя превратилась в полного инвалида, они часто семьей сиживали за вечерним чаем, и дядя этим же ласковым, заинтересованным тоном начинал задавать супруге такие же обычные безобидные вопросы. С каждым вопросом, словно с ударом ножа, тетины ответы становились все тише и короче, пока она совершенно не умолкала, а из глаз не начинали катиться слезы.
На этом дядя отводил жену в ее комнату, а Элиссанда убегала на самый край усадьбы, перебиралась через ограду и бежала дальше, притворяясь, что не вернется — никогда больше сюда не вернется.
— Ох, до чего я бестолковая, — простонала она. Только не заламывай руки. Пускай спокойно лежат на коленях. — Мне и в голову не пришло, что, сошлись я на родство с вами, к нам бы относились иначе. Как неумно с моей стороны.
— Ты еще молода, научишься, — заметил мужчина. — А твой супруг — хороший ли он человек?
— Самый лучший, — пылко заверила Элиссанда. — Такой добрый и заботливый.
Поднявшись со стула, дядя подошел к окну.
— Даже не знаю, что сказать. Моя малышка выросла и вышла замуж, — задумчиво проговорил он.
Элиссанда в тонких лайковых ботиночках поджала пальцы ног. Размышляющий голос дяди всегда вызывал у нее озноб. Именно таким тоном он произносил: «Мне кажется, в библиотеке слишком много бесполезных книг» или «Твоя тетя, благослови Боже ее добрую душу, не пожалуется, но сегодня вечером, когда тебя не было дома, она очень нуждалась в твоем обществе. Ты должна хоть немного думать о ней, а не только о собственном удовольствии». Первое высказывание предшествовало уничтожению книг, после чего девушка неделю по ночам рыдала в своей спальне, а второе превратило ее почти в такую же узницу, как Рейчел.
