История Деборы Самсон - Хармон Эми

Я покрыла его плечи накидкой, взбила пену на кисточке и принялась сбривать двухдневную поросль с его подбородка и щек.

– Быть может, это только на время. К тому же мне придется поговорить с полковником Джексоном. Вдруг он не захочет лишиться хорошего солдата, – пробормотал он, пока я его брила.

– Мне бы очень хотелось получить эту должность, сэр. Здесь куда больше пригодятся мои способности.

Он поджал губы, а я едва удержалась от того, чтобы взглянуть ему прямо в глаза, хотя мои щеки вновь заалели. Я брила десятки мужчин, но теперь с неожиданной ясностью осознала, что стою слишком близко к генералу. Я давно по-настоящему не мылась, а утром в тот день у меня начались месячные. Крови было немного, к тому же я использовала повязку, которая удерживала на месте, под штанами, специально для этого приготовленную тряпочку, и все же я чувствовала влагу и отчетливо ощущала мускусный запах, исходивший от моего тела. Я боялась, что и генерал его почувствует. Я делала все возможное, чтобы содержать себя в чистоте и опрятности, но это едва ли представлялось возможным.

От генерала же пахло льняным маслом и чаем с медом, а его жилет не уступал белизной жилету Агриппы Халла. Я понадеялась, что запах пены, которой я густо намазала кожу у него под носом, перебьет мой запах, и приказала себе успокоиться. Чудом было уже то, что мне представилась такая возможность. Я не стану умолять и настаивать, но не поддамся страху, вызванному тем, что генерал оказался ко мне слишком близко.

Быть адъютантом – значит иметь свою постель и право на личное пространство, которого я была лишена с тех пор, как поступила на службу. Я смогу мыться или справлять нужду без лишних хитростей и уловок. Я больше не буду спать в окружении множества мужчин.

Мне нужна эта должность.

– Ты неплохо бреешь, Шертлифф, – сказал генерал, когда я расправилась с большей частью щетины.

– Да, сэр, знаю, – тихо ответила я. Я думала вовсе не о том, что говорю, но о пене у него на левой щеке и о том, как скребет лезвие, которое я сжимала в руке.

Он дернулся, рассмеявшись, а я ахнула и в ужасе встретилась с ним взглядом.

– Не двигайтесь, сэр!

– Прости, – отвечал он. – Меня изумляет такая уверенность в себе. Особенно в человеке столь юном.

Я сжала зубы и, сдержав смятение, которое поднималось в моей груди, обдумала брошенные мною слова. Я не хвалилась. Я лишь отвлеклась и не думая сказала правду.

– Я хорошо справляюсь со многими вещами лишь потому, что всегда и во всем прилагаю большие усилия. Вовсе не потому, что у меня особый дар.

– М-м.

– Подожмите губу, пожалуйста, сэр, – попросила я, сосредоточившись на деле.

Он повиновался, и я придержала большим пальцем его подбородок. Он не проронил больше ни слова, пока я не закончила. Его глаза были закрыты, густые ресницы касались щек, он ровно, мерно дышал. Его молчание взволновало меня сильнее, чем сказанное: близость, к которой принуждал процесс бритья, вызвала чувство задушевности, которого я не должна была испытывать.

Едва закончив, я отступила на шаг назад и глубоко вдохнула, собираясь с духом. Генерал моргнул и открыл глаза. Казалось, я его почти усыпила. Он выглядел изнуренным, и сердце у меня сжалось от сострадания – не менее сильного, чем наполняющая меня надежда. Если мне выпадет возможность, я стану прекрасным адъютантом и позабочусь о нем.

– Готово? – спросил генерал.

– Да, сэр. Солдаты из моей роты могут подтвердить, что я умелый брадобрей.

Он провел ладонями по лицу, поднялся и взглянул на себя в небольшое овальное зеркало, висевшее на стене кабинета.

– Неплохо. Рука у тебя легкая, но в то же время уверенная.

– Спасибо, сэр.

Он смотрел на свое отражение в зеркале, словно обдумывая решение. А потом расправил плечи и, сняв накидку, бросил ее мне.

– Тогда идем, Шертлифф.

Я поймала накидку, встряхнула ее и аккуратно сложила.

– Куда мы идем, сэр?

Он вышел из комнаты, и я послушно последовала за ним. Дверь напротив его кабинета ничем не отличалась от остальных дверей, выходивших в коридор, но он раскрыл ее и пригласил меня войти.

Эта новая комната размером и формой скорее напоминала салон, но почти всю ее занимала большая кровать с резными столбиками, покрытая темно-красным покрывалом. Перед камином громоздились два массивных кожаных кресла, обстановку довершали комод, письменный стол и столик для умывания, на котором стояли таз и кувшин. Единственной личной вещью был висевший над кроватью портрет темноволосой женщины.

– Это моя спальня, – сказал генерал. – Когда в Уэст-Пойнт прибывает генерал Вашингтон, спальня переходит к нему. Пока он здесь, мы с тобой будем переселяться наверх.

– Мы с вами, сэр?

– Если ты хочешь получить эту должность, Шертлифф. За этой дверью – комнатка для прислуги. – Он указал на чуть выступавшую стенную панель. Среди резных завитков и ветвей пряталась потайная ручка. – Здесь спал мой прежний адъютант. Комнату проветрили, белье на кровати сменили. Там есть оконце, таз для мытья и, конечно, крючки и полки. Уверен, тебе этого хватит.

Он сдвинул в сторону стенную панель, и я заглянула внутрь, едва веря своей удаче. Комнатка для прислуги оказалась больше каморки, которую я занимала у Томасов. Под высоким окном тянулось обитое синим бархатом сиденье, к стене крепилась узкая койка, над которой располагались полки; еще здесь был небольшой столик. Судя по шкафу, закрывавшему одну стену, забота о гардеробе мистера Мура требовала значительных и постоянных усилий. Синий парадный мундир генерала Патерсона, два его жилета, три рубашки и вторая пара штанов занимали в нем совсем немного места.

– Ты умеешь читать, писать и знаешь наизусть декларацию. Ты умеешь брить. И ездить верхом…

– Я очень хорошо справляюсь с большинством дел, – перебила я. – А если чего-то не умею, то учусь. И быстро схватываю суть.

Он вскинул брови и чуть скривился. Я не моргнула. Я хотела получить эту должность и знала, что другой такой возможности мне не представится.

– Да. Это ты мне уже доказал. – Он прокашлялся. – Мистер Аллен – штабной офицер – ответит на все вопросы, которые у тебя могут возникнуть относительно этого дома. Он нечасто бывает в хорошем расположении духа, но работает хорошо. Я сообщу капитану Уэббу, что ты до дальнейших указаний выбываешь из его роты.

– Правда? – выдохнула я.

– Да. Сегодня же. Не думаю, что я слишком требователен… но чем меньше мне придется думать о мелочах, тем будет лучше. Моя форма. Сапоги. Порядок в моих комнатах. Мелкие поручения. Работа разнообразная и кажущаяся бесконечной… и неблагодарная.

– Я понимаю задачи адъютанта, сэр. И для меня большая честь их выполнять.

– Хорошо, – оборвал он. – Но прежде всего я должен тебе доверять. Тебе нельзя подглядывать и подслушивать. Нельзя распускать слухи. Нельзя повторять то, что ты увидишь или услышишь здесь или где-либо еще, пока будешь находиться при мне. Я могу доверять тебе, Шертлифф?

Сердце у меня оборвалось, внутри все сжалось, но я твердо кивнула и так же сдержанно, как и он, отвечала:

– Да, сэр, можете.

Он действительно мог мне доверять. Никто не работал так же усердно, как я, и никто не хранил тайны лучше. То, что я женщина, не могло помешать мне выполнить любые поручения, которые он мне даст.

– Тогда забери вещи из барака, а я сообщу мистеру Аллену, что отныне ты работаешь в доме. Он будет ждать твоего возвращения.

– Спасибо, генерал. – Мой голос прозвучал ровно, взгляд был твердым, и он лишь коротко кивнул, отпуская меня.

– Сообщи, когда устроишься здесь, – прибавил он.

Он вывел меня из спальни и направился в кабинет, а я прошла по коридору, пересекла просторный холл и вышла из Красного дома спокойным, размеренным шагом, хотя мне хотелось прыгать. И скакать. И мчаться по лесу, перемахивая через кусты и огибая деревья, как я часто делала, когда была маленькой.

Я дошла до середины дорожки и лишь тогда не удержалась и побежала вперед, счастливая, сильная, опьяненная новой надеждой.