Оливия Уэдсли - Миндаль цветет
Он был чист как по природе, так и вследствие здорового влияния Джи. И если он был немного педант, то вместе с тем он был самостоятелен и смел.
В нем пробудилось безумное желание излить то, что жгло его ум и сердце: сказать Доре о своей любви.
– Дора, – начал он, и ему показалось, что голос его звучит ровно.
Дора высвободила свою руку и спросила:
– Ты что-то сказал, Рекс?
Этот простой вопрос подействовал на него хуже насмешки; он не мог продолжать.
Она уже поднималась по лестнице, по красному ковру, он шел за ней; момент был упущен.
Ион стояла у входа в зал с немного утомленным видом, но прекрасная, как всегда. На ней было платье, которое Николай непочтительно называл «карманным экраном». Часть гостей уже собралась, музыка играла.
Рекс поспешил пригласить Дору на несколько танцев: позднее она должна была петь.
Ожидали на этот вечер также Рекамес, а Кавини должен был играть.
– Здорово! – воскликнул Николай, услыхав перечень всех этих знаменитостей и красавиц.
Он танцевал с Ион, которая любила его, как никого на свете, и все еще видела в нем не молодого человека, а своего маленького сына, появление которого на свет было ее самой большой радостью в жизни. Они оба танцевали прекрасно, и рядом с ним она казалась его сестрой.
– Ты красавица, мама, и прямо персик, – сказал он ей.
– А ты – мой дорогой бэби, – ответила она, смеясь и вся сияя от удовольствия.
Рекс, танцуя с Дорой, чувствовал себя опять рабом своей мечты. Ему на самом деле казалось, что он видит Дору в первый раз; все прочитанные им стихотворения и романы, в которых говорилось о любви и о любимых женщинах, вставали в его памяти; все мысли его были точно окрашены в золотой цвет.
Во время танца Дора случайно наклонила голову и задела его щеку своими волосами. От этого прикосновения все существо его так радостно содрогнулось, что он бессознательно крепче прижал ее к себе и рука его, которой он держал ее, задрожала.
Неужели она не испытала того же? Она должна была испытать!
Когда он выпустил ее, сердце его усиленно билось, а молодая кровь играла как вино.
Он не хотел больше танцевать ни с кем другим и выскользнул на балкон.
Лондон сверкал и шумел вокруг него, полный напряженной жизни, и он сразу почувствовал себя заодно со всем этим приливом жизни, с золотым светом внизу, с серебряным наверху и с сияющей голубой ночью кругом.
На улице захохотал мужчина, голос девушки ответил ему смехом; сирень качала своими лиловыми кистями и наполняла теплый воздух сладким ароматом; ракитник блестел как бледное золото.
Юность Рекса также пылала в нем, подобно факелу на горе, внезапно вспыхнувшему во всем своем пышном блеске.
– Я живу, я живу… – твердил он себе с возбужденным и юным смехом.
Ему страстно захотелось очутиться опять в саду Джи около табачных цветов и снова насладиться их опьяняющим запахом.
Сидеть там около них с Дорой и целовать, целовать ее!..
Он вдруг заметил, что оркестр умолк, что все направились в музыкальный зал.
Кто-то должен был петь – Дора или Рекамес, во всяком случае, он хотел послушать.
Он увидел Дору рядом с Ион; Кавини стоял около них, несуразно размахивая руками и глупо улыбаясь.
Вдруг все стихло. Кавини перестал жестикулировать, уселся за рояль, и первые звуки «L’Heure Exquise» упали в тишину, как лепестки цветка.
Рекс слушал, полный упоения; каждая нота голоса Доры находила отклик в его душе.
Романс был окончен; наступила минута полной тишины, затем раздался взрыв аплодисментов.
Когда они смолкли, Рекс услышал за собой голос, который показался ему знакомым. Стараясь припомнить, чей это голос, он обернулся и встретился взглядом с темно-золотыми глазами Паскаля.
– А, Рекс!
Они холодно кивнули друг другу. Рекс отвернулся и продолжал слушать, но, хотя пение по-прежнему доставляло ему наслаждение, радость покинула его.
И сразу в его голове завертелся вопрос: как отнесется к этому Дора?
Ему недолго пришлось ждать ответа. Взглянув на Дору, он увидел, что и она заметила Пана и приветствует его своими чудными зелеными глазами, мерцающими так, как будто за ними зажглись свечи; на лице ее отразилось страстное упоение. Рекс почувствовал себя как земной житель, видящий другого у врат рая. Но Дора достаточно овладела собой, и восторг на ее лице сменился официальной улыбкой.
А он?
О, несомненно, он тоже заметил радость Доры. Когда Рекс увидел его впервые, лицо его было спокойно, а теперь он страшно побледнел.
Рекс стал присматриваться к нему.
Пан постарел, его густые темные волосы на висках подернулись легкой сединой, около глаз и в углах рта протянулись бесчисленные морщинки, и все-таки, несмотря на все это, он был еще чертовски красив, и Рекс чувствовал, что ненавидит его за это.
Желая соблюсти вежливость, он направился к Пану.
– Когда возвратились? – спросил он.
– Только сегодня днем; из Парижа, Петербурга, Пекина.
– Интересное путешествие. По-видимому, вас побудило к нему созвучие названий? Надолго сюда?
– Не имею понятия.
– Где вы остановились?
– У «Ритца». Ты должен как-нибудь у меня пообедать.
– Благодарю, я уезжаю завтра. Мы с Николаем Лассельсом в Магдалене.
– А! Бледные тени моей юности!..
– В самом деле?
Им больше нечего было сказать, и они враждебно взглянули друг на друга.
– Ну а в Гарстпойнте что слышно? – небрежно спросил Пан.
– Все благополучно. Я недавно был там. Застал моего отца и Джи здоровыми.
Пана бесило, что Рекс употребил местоимение «мой», говоря о Рексфорде. «Надменный щенок», – подумал он и, растягивая слова, сказал:
– А Дора, кажется, сделала успехи?
И, не дожидаясь ответа, он воспользовался свободным проходом в толпе и направился к роялю.
У Рекса не хватило мужества тотчас выйти; сознавая свою слабость, он тем не менее остался в своем уголке и стал наблюдать их встречу. Снова он увидел, как мгновенно озарилось лицо Доры, но оно тотчас же изменилось и приняло холодное, насмешливое выражение. Рекс повернулся и пошел в другую комнату со смутным и горьким чувством в душе.
Глава 4
Когда Дора встретилась с Паном, ее охватила какая-то нервозность; ей хотелось смеяться; она не знала, что сказать.
Она машинально подала ему руку, и это прикосновение освободило пружину, державшую в напряженном состоянии ее мозг; на нее сразу нахлынули воспоминания об их последней встрече, о той памятной зимней ночи несколько лет назад. Она обратилась к нему с банальной фразой:
– Итак, вы вернулись?
– Блудный сын вернулся, – ответил Пан. – Хотите помочь мне заколоть упитанного тельца завтра у «Ритца»? Я остановился там. А вы где живете?
