Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Нотт замялся:

— Думаю, мы можем оба согласиться, что волшебник внизу чрезвычайно опасен для общественной сохранности. Почему ты не дал ему умереть? Если бы ты оставил его достаточно долго, он бы задохнулся в собственной крови, и тебе не надо было бы и пальцем пошевелить.

В этом же и заключался вопрос? Почему Том оставил свою палочку, ведь в недавнем прошлом он не был таким скромным?

Он полагал, что это было по причине авроров в Хогвартсе. Они шатались по территории и коридорам замка с туманной осведомлённостью, что угроза где-то подстерегает волшебников и волшебниц Британии, но они были абсолютно в неведении, чем она была. Он, Том Риддл, искоренял угрозу под их носами, не загребая никакой признательности за свои исключительные деяния, хитрости и доблести. Проходили дни, угроза продолжала подстерегать, а авроры не заработали никакой осведомлённости. А Том не заработал большей признательности.

Это расстраивало. Он ожидал, что кто-то в Министерстве магии бы выяснил всё к этому времени, растущий лист совпадений, которые слишком маловероятно произошли по случаю, как хватило понимания Нотту. Это могло бы быть сигналом Тому выйти из тени, сорвать маску тайны и объявить себя Храбрым Защитником, о наличии которого нация и не знала. После этого придут аплодисменты, бурные овации стоя, вызов на поклон, где он склонит голову и даст скромное объяснение, пожимая руки важных людей и получая справедливо заработанную медаль Ордена Мерлина: «О, я совсем не думал о себе, я просто выполнял свой долг перед Британией».

Он знал, что Гермиона называла бы эту его часть «наигранной», но он не находил это оскорбительным. Пышное зрелище было ожидаемой частью общественной жизни, и он был публичной фигурой. Ну, его журналистский псевдоним Томас Бертрам был, а Том Риддл не был… пока.

— Я не убил его, потому что хотел, чтобы это сделало Министерство, — сказал Том. — Мы сдадим его аврорам вместе с бумагами, макетами и книгами. Если ты нашёл какое-то золото, я приберегу его для сохранности.

Нотт уставился на него:

— Почему ты так долго к этому шёл? Ты мог сделать всё это с самого начала. В прошлом году, до того, как решил, что лучшим курсом действий будет приключение с «соком из петрушки».

— В прошлом году у меня был только список имён. Министерство бы ничего не сделало, только отправило бы его в архив, если бы я передал его им, — Том знал это наверняка, ведь он достал список в архиве Министерства. — К сожалению, если бы я сказал им, что некоторые люди что-то замышляют и это было бы подтверждено только моей исключительно точной интуицией, это бы не сочли приемлемым доказательством, чтобы что-то предпринять.

— Непостижимо! — перебил его Нотт. — Как бы кто-то мог счесть твою интуицию ничтожным доказательством?

— Но теперь у нас есть вещественные улики, — продолжил Том. — Министерство, которое всегда создаёт видимость бурной деятельности для газет, не сможет не обратить внимание, если мы доставим их к ним на порог. Они не отмахнутся от них и не решат, что это просто какое-то эксцентричное хобби ремесленника, потому что волшебник внизу, сознавшись с приставленной к нему палочкой, что он планировал сделать, — Том начал расхаживать в размышлениях, быстро разговаривая. — Я напишу записку, добавлю обрывки воспоминаний в бутылке от нас обоих, наш разговор, — под взглядом замешательства Нотта Том прояснил. — Только наши разговоры, когда мы заходили в дверь, пока у него не случился припадок. Я не собираюсь компрометировать себя, что использовал Непростительное вот так в открытую. И в результате Министерство проведёт расследование о внедрении в стадион. Я не хотел этого делать самостоятельно, конечно. Меня впечатляет уровень мастерства и искусность рунических чар, но сама работа, прямо говоря, такая же скучная, как смотреть на двух ухаживающих флоббер-червей, которые пытаются выяснить, где чей конец.

— И как именно «посылка» будет доставлена на порог Министерства? Ты подумал об этой части плана или собираешься придумать сейчас на ходу? — спросил Нотт.

— Мы соберём всю важную информацию — уменьшим модели, если нужно — и сожжём всё остальное. Привяжем конверт к шее волшебника, в котором будут воспоминания и записка. Аппарируем с ним в атриум Министерства, сбросим доказательства, затем аппарируем обратно в Хогсмид. Просто, чисто, легко, — сказал Том. — В доме под Фиделиусом не должно быть антиаппарационных оберегов, как в последнем доме, который мы посетили. Ему нет смысла выходить наружу каждый раз, когда он хочет посетить Лондон. Соседи бы заметили, что волшебник идёт в невидимый проём между домами, и это вызвало бы подозрения. Вопросы?

— Да, вообще-то имеются, — сказал Нотт. Он начал перечислять их, загибая пальцы. — Во-первых, ты когда-либо раньше извлекал воспоминания? Во-вторых, ты знаешь, что для безопасности и чрезвычайных ситуаций атриум Министерства позволяет только одностороннюю аппарацию? Ты можешь аппарировать туда и только в атриум, да. Но если ты хочешь уйти, ты должен использовать камины или ворота в магловский Лондон. И в-третьих, у тебя есть хоть малейшее представление, какой эффект мы произведём на Британию?

— Тогда изменения в планах: на входе аппарация, на выходе камин, — сказал Том. Он читал об извлечении воспоминаний в короткий период на четвёртом курсе, когда был заинтересован в магии разума, и Розье одолжил ему несколько книг в обмен на тренировки в заклинаниях. Он не счёл нужным обратить внимание на недостаток опыта. — И да, у меня есть понятие о последствиях. Отдел магических игр и спорта, скорее всего, будет вынужден отменить чемпионат Лиги, пока поля для квиддича по всей стране будут проверять на безопасность. Потеря сезона квиддича будет невосполнимой эмоциональной утратой, помимо необходимости вернуть деньги с продажи билетов, но я уверен, мы сможем это выдержать с надлежащим достоинством. Что-то ещё?

— В-четвёртых, ты рассчитываешь, что люди с теплом и дружелюбием встретят две фигуры в капюшонах, сбрасывающих что-то, напоминающее мёртвое тело, и убегающих прочь? — бесстрастно спросил Нотт. — Мы будем неотличимы от иностранной угрозы, от которой, полагается, спасаем Британию.

— Мы используем на себе Дезиллюминационное заклинание и проскользнём незамеченными. Они поймут наши намерения, когда просмотрят воспоминания, — упрямо сказал Том. — У меня есть несколько склянок в шкатулке для зелий. Только мастер магии разума может изменить собственные извлечённые воспоминания, а ещё изменённые воспоминания сжимают время и ослабляют чувства в отличительной манере. Пару параллельных воспоминаний практически невозможно подделать. Когда закончишь, возьми бумаги, а я уменьшу модели.

Нотт вздохнул:

— Я советую тебе остерегаться, насколько это возможно, использования незаконных заклинаний. Иначе Министерство может быть не настолько сострадательным, чтобы приписать добрые намерения твоим действиям.

— Хорошо, — сказал Том. — Я приму к сведению твой совет. А теперь к следующему вопросу: как мы подпишем записку? Если мы оставим её анонимной, они не только предположат, что это единичный случай, но и забудут, кто мы, потому что не смогут соотнести нашу мотивацию с нашими деяниями. Если мы оставим это как «господа Н. и Р.», они не примут нас всерьёз. Нам нужно дать себе имя, чтобы они могли нас должным образом запомнить и наградить, когда придёт время. Что-то значительное для наших личностей, чтобы мы могли сказать, что всё это время это были мы, и они смогли бы это выяснить, если бы внимательно следили.

Многие годы мотивация внеклассных занятий Тома была укреплена блаженным удовлетворением, что однажды он раскроет свою личность. Театральная развязка, когда он сможет открыто получить причитающееся по своим заслуженным подвигам, и никакой наглый прохожий или сующий свой нос не в свои дела директор с галёрки не сможет заявить, что настоящий Том Риддл — нищий кокни{?}[Пренебрежительно-насмешливое прозвище уроженцев Лондона из средних и низших слоёв населения. В соответствии с поверьем, истинный кокни — это житель Лондона, родившийся в пределах слышимости звона колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу (звон их слышен на расстоянии не больше пяти миль от церкви), которая расположена в районе нынешнего Сити, но раньше это был один из беднейших портовых районов.], берущий подачки школьник, помпезный писака из сточной канавы, чьи таланты производят больше блеска, чем сути. Он отрезал от себя первые два пункта с обнаружением своей семьи: настоящий Том Риддл был по праву рождения джентльменом праздного класса, и это было в ведомственных документах. Но Томас Бертрам, его маска удобства, которая бросала тень на истинное лицо? Бертрамом восхищался определённый круг общества, который заботился о семейном очаге, и, хоть он и давал ему некоторый уровень известности в волшебном сообществе, он не приносил ему никакой репутации серьёзного магического исследователя.