Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

— Кажется, они усердно уничтожали свои бумаги, — Нотт сложил буклеты стопкой группами и пытался уместить их все в отверстие своей сумки, перекладывая содержимое так, чтобы летающий ковёр оставался наверху. — Проверь ящики стола, может, в них есть что-то полезное.

Том так и сделал. Он нашёл различные канцелярские и пишущие принадлежности: стопку карт, включающую в себя схему Косого переулка и несколько каталогов магазинов; маленький сундучок галлеонов (Том их конфисковал, завязав в носовой платок и передав Нотту); несколько словарей английского и учебники уровня С.О.В. (их Том оставил). В самом нижнем ящике стола была прямоугольная посылка, завёрнутая в плотную бархатную ткань, расшитая рунами.

— Думаю, я нашёл что-то, — сказал Том, поднимая посылку. Она была размером с большую книгу, не обычного школьного учебника, а написанного от руки античного фолианта в единственном экземпляре, которые наводняли Запретную секцию библиотеки Хогвартса.

Он задержал дыхание, развязывая шнурки, примотанные с каждой стороны. Ткань соскользнула.

Нотт подтянулся к его локтю, заглядывая из-за плеча. Том резко вздохнул, когда появился первый уголок.

— О, — сказал Том с разочарованием. — Это пустая рамка для портрета.

— Переверни на другую сторону, — сказал Нотт, поднимая её за край и переворачивая.

Появился дремлющий волшебник в резной деревянной раме, его плечи поднимались и опускались, когда он дышал. Он был крупным, весёлым мужчиной, его плечи и живот исчезали за рамой, а борода была внушительной длины, белая от возраста. Должно быть, он заметил движение рамы, потому что приоткрыл один глаз, затянутый сном.

— Lindelein?{?}[(нем.) Линделяйн?] — сказал он. — Dither?{?}[(нем.) Дитер?]

Это был тот же мужчина, которого Том встретил в воспоминаниях женщины, что читал ей у огня.

— Кто Вы? — потребовал ответа Том.

— War da was?{?}[(нем.) Война была?] — потребовал мужчина в ответ. — Was suchen Sie in meinem Haus? Einbrecher! Hört mich jemand? Hier ist ein Einbrech…{?}[(нем.) Что вы ищете в моем доме? Грабители! Кто-нибудь меня слышит? Вот грабитель…]

— Иммобулус, — сказал Нотт.

Портрет замер посреди предложения.

Том злобно посмотрел на Нотта:

— Я допрашивал его!

— Ты не можешь допросить портрет, по крайней мере эффективно, — сказал Нотт, и его палочка всё ещё была устремлена на картину. — Они не учатся и не понимают, как настоящие люди. Если он не говорит по-английски сейчас, он никогда не станет. Если эти люди были умными, они бы поставили второй портрет где-то ещё, чтобы этот волшебник, — Нотт указал на замерший образ волшебника с раскрытым ртом, — мог перемещаться и передавать информацию. Возможно, прямо из Европы. Это было бы всего несколько предложений за раз, но это более безопасно, чем совы и портключи. Вот почему, наверное, они уничтожали свои документы: они были бременем, после того, как другая сторона получала информацию.

— Можно мы его возьмём? — спросил Том. — Я знаю человека, который говорит по-немецки.

— Он не станет с нами сотрудничать, если не захочет, — сказал Нотт. — И если он родственник или знакомый тех двоих внизу, то знал их при жизни. Ты не можешь… принудить его к разговору. Он всего лишь оттиск. Подобие. Не настоящий, живой человек.

— Тогда он бесполезен для нас.

— Да.

Том вздохнул:

— Хорошо. Инсендио.

Нотт взвизгнул и уронил портрет, который быстро охватило пламя. Том был немного слишком усерден, когда вызывал его (Дамблдор сделал ему выговор именно за это заклинание), и широкие масляные мазки портрета стали быстро прогорающим топливом.

Чего Том не ожидал, так это, что портрет, упав в корзину порванного пергамента, перевернёт её. Огонь охватил сухую плетёную мусорку и в одно мгновение распространился по потёртому ковру под их ногами.

Нотт накрыл лицо рукавом мантии, прижимая разбухшую сумку к своей груди:

— Ты сжёг его! У кого бы ни был второй портрет, он начнёт что-то подозревать!

— Они ни о чём не догадаются. Мы уничтожим улики, — Том задумчиво посмотрел на каминную решётку. — Если они могут сжигать доказательства, то можем и мы. Инсендио.

В этот раз Том был намеренно усерден со своим заклинанием. Карта на стене почернела и слезла, штукатурка за ней зловеще растрескалась.

Они спустились вниз, где воздух был чище. Но недолго. На кухне Том вывалил банку свиного лярда{?}[топлёное сало] на плиту, чтобы выставить это как разрушительный несчастный случай на кухне, который привёл к неудачному — и фатальному — пожару. Он отбросил пустую жестянку в сторону, поставил сковороду и бросил кухонную утварь на пол. Из гостиной он призвал палочку волшебника, где Нотт разоружил его, и палочку ведьмы из-под холодильного шкафа. Он вызвал несколько заклинаний Агуаменти каждой, бросил их на пол возле владельцев и, наконец, осмотрел свои труды.

Россыпь предметов на линолеуме составляла удивительную картину, подумал он, отряхивая руки. Очень авангардно.

Ему было почти жаль поджигать её.

Когда он закончил на кухне, они с Ноттом наложили Дезиллюминационные чары на себя и выскользнули через заднюю дверь.

— Как долго, ты думаешь, потребуется маглам, чтобы заметить? — спросил Том, когда они слились с толпой прихожан, несущих сборники церковных гимнов и корзины с обедом.

— Так долго, сколько огню понадобится для уничтожения заякоренных чар оберегов, — ответил Нотт, оглядывая несведущих маглов и отстраняясь, когда они подходили достаточно близко для случайного контакта. — Я уже вижу дым, — он показал на линию крыш, блестящую от жара. — Когда дом взлетит, камин отсоединится от каминной сети. Можешь рассчитывать, что Министерство пришлёт следователей в понедельник. Жильцы не могут подключать и отключать камины от сети без предварительного уведомления и заполнения нужных формуляров. И оплаты пошлины.

— Не волнуйся, Министерство останется в неведении, как и всегда, — сказал Том. — Как жаль, что никто из этих несчастных волшебников, призывавших воду, не смог потушить огонь.

Нотт с сомнением посмотрел на Тома, передавая ему награбленный узелок галлеонов:

— О чём ты волнуешься, Риддл? Семь лет, а ты всё ещё тайна для меня.

— На что я потрачу добычу, — сказал Том, забирая связанный платок. Он был весом примерно пять фунтов{?}[~2,2кг], что равнялось около сотни галлеонов. Не особенное богатство по мерке Нотта, но тем не менее приличная сумма — двухмесячная зарплата старшего аврора. — Магазины в Косом переулке открыты по воскресеньями?

— Почему нет?

Том взглянул на горожан Стока по пути в церковь:

— Ой, без всякой причины.

— Ну, раз мы тут закончили, где ближайшая точка аппарации?

Их пути разминулись в маленьком проходе между зданиями на углу, в спрятанной точке, которая позволяла волшебникам аппарировать в магловском районе, не нарушая правил Статута секретности о неправомерном использовании магии. Обереги, одобренные Министерством, отражали внимание маглов (это было очевидно по бычкам сигарет и кислому запаху напитков, оставленных по дороге домой из паба), а так же заглушали фирменный звук выстрела аппарации. Нотт пошёл первым, счистив копоть и пыль штукатурки мантией, прежде чем обернуться на пятке и исчезнуть.

Когда настала очередь Тома, он не пошёл домой.

Нет, он представил себе мощёную улицу, запруженную деревянными зданиями, верхние этажи которых выступали над кривыми пешеходными дорожками. Деревянные балки были покрыты пятнами от старости, дверные перемычки были установлены на неудобной высоте, но витрины, выложенные ромбовидными стёклышками, светились магией. Десятки деревянных вывесок покачивались над головами прохожих, на каждой из которых было изображено движущееся изображение того, чем занимается магазин: сова в полёте, палочка, совершающая круговое движение Люмоса, книга с перелистывающимися страницами, пестик, томящийся в чаше ступки, нить, сматывающаяся с катушки и проходящая в ушко сверкающей иглы…

Владелец магазина подержанных товаров Косого переулка отправил Тома к Глинвитту, античному букинисту, чьё заведение было на границе Косого и Лютного переулков. К его удоволетворению у него было оригинальное издание «Апокрифа материальности» Растрика с лёгкими следами использования. Это была редкая книга с единственным тиражом в 1837 году, одной из семидесяти пяти копий. За неё просили шестьдесят галлеонов, но Том сторговался до пятидесяти четырёх галлеонов и двенадцати сиклей. Он дал понять, что расплачивается монетами, а не обменом «книга за книгу», которого требовали многие покупатели-библиофилы магазина.