Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Поскольку немногие люди знали точные предпочтения Тома, а ещё меньше трудились им потакать, это было разумным выбором подарка. Он же показывал, что Гермиона знала его достаточно хорошо? Тому не нравились сухие рёбрышки, поданные с одной каплей хрена, горчицы или подливки: он предпочитал, чтобы соусник оставался на столе и у него под рукой. Тому нравилось быть первым, кто сварит зелье в классе: в начале урока он сразу шёл заранее прогревать котёл, а не ждал, пока Слагхорн закончит давать указания, чтобы зажечь горелку.

Это было маленьким и незначительным для других, но она замечала такие вещи, и она была уверена, что Том бы заметил тоже. В этом был меньший риск, чем сделать широкий и дорогой жест. И, помимо прочего, это было практично. Практичные подарки всегда ценились, особенно с учётом неизбежности того, что рано или поздно миссис Риддл перестанет выбирать и покупать одежду для Тома.

Гермиона напоминал себе, что это всего лишь день рождения. У Тома будут ещё годы дней рождения после этого. И поскольку это была его самая первая вечеринка в честь дня рождения, если она не будет идеальной, не будет других возможностей справиться лучше.

Утром тридцать первого Гермиона с родителями съели овсянку с тостом на ранний завтрак перед отправлением на Кингс-Кросс, папа держал под мышкой копию утренней газеты, а мама несла корзину с завёрнутыми сэндвичами и флягу горячего чаю к их обеду. Вокзал был спокойнее, чем во время школьной лихорадки сентября, без детей, бегающих без присмотра и врезающихся в прохожих с их противогазами в коробочках. И вообще противогазов и служебных повязок на руках было меньше, чем она запомнила, — бомбёжки прекратились с лета, и это несколько смягчило постоянный страх тыла перед немецким вторжением. Конечно, опасения не исчезли полностью, но с тех пор, как она вернулась домой на каникулы, радиоприёмник каждый день сообщал больше новостей об освобождении, чем об оккупации. Это было принято как знак, что, хотя достижение международного соглашения казалось далёкой перспективой, Британия и её союзники добились неоспоримого прогресса в этом направлении.

Стюард показал их купе, убрал их багаж и предложил им пледы и ассортимент журналов и газет. Ровно в девять «Йорк-Флайер» отправился в путь. Сквозь холодный зимний туман доносился стук поезда, унылый пейзаж проносился за окном, длинные ряды серых блочных зданий были неотличимы друг от друга и пустого серого неба над ними. Поезд снизил скорость, приближаясь к череде остановок на задворках Лондона, и бесформенные массы устаканились, оформляясь в герметичные ряды построенных вплотную мрачных домов и коммерческих складов, разделённых застойными каналами и редкими проездами.

В купе отец Гермионы свернул плед в плотный рулон и подложил под свою шею, практически моментально провалившись в сон. Мать Гермионы перелистывала страницы романа, удерживая чашку чая на своём колене.

Гермиона, в свою очередь, посмотрела в окно, прошлась по заголовкам газет, разгадала кроссворд, ответила на несколько вопросов к прошлому экзамену по трансфигурации и проверила страницы своего учебного ежедневника на случай ответа на своё последнее сообщение Нотту.

«Сегодня день рождения Тома», — написала она рано утром перед тем, как спустилась к завтраку.

Ниже было нацарапано смазанное, в чернильных кляксах предложение почерком Нотта.

Тогда иди донимай его этим.

Ты придёшь на вечеринку?

До неё ещё много часов…

Ты что, всё ещё в кровати?

Сейчас без пятнадцати восемь воскресенья. Оставь меня в покое, Грейнджер.

Больше ответов не было.

Гермиона вздохнула, засунув книгу в карман пальто.

— Мам, я пойду разомну ноги, — сказала Гермиона.

— Если ты собираешься осмотреться в вагоне-ресторане, не покупай ничего, чтобы не перебить аппетит к обеду, дорогая, — отрешённо сказала мама. — Они уж точно будут экономить на всём, кроме картошки. Портье принесёт горячие напитки в полдень, и не забудь, что я завернула сэндвичи утром.

— Да, мама.

Гермиона сделала быструю остановку в уборной, которая здесь, в первом классе, была самой чистой из всего поезда. Она разглядывала вагон, рассматривая его остальных пассажиров, подглядывая в окошки их купе: пожилые, хорошо одетые леди в перчатках в идеальном состоянии, сложенных на их коленях, учтивые джентльмены с зонтами и шляпами, сплошь хомбургами{?}[Мужская шляпа из фетра с продольным заломом наверху, загнутыми вверх полями и лентой по тулье] и котелками, что было на порядок выше классом, чем обычные плоские кепи — практически универсальный предмет одежды среди рабочих Лондона и Йоркшира. Гермиона была самой юной пассажиркой и не такой нарядной, как остальные, — она не носила перчаток, потому что они замедляли её вытаскивание палочки. Она также не видела смысла в ношении дамской сумочки, потому что могла бы поместить в неё лишь одну книгу и больше ничего.

Когда она проходила, несколько голов поворачивались ей вслед. В каждую минуту она думала, что кто-то из них позовёт стюарда проверить её билет или выпроводить её в её вагон.

Этого не случилось.

Рельсы заскрипели, когда локомотив подъехал к очередной остановке. Несколько пассажиров поднялись и собрали свою ручную кладь, аккуратно складывая газеты и оставляя их на сиденьях. Пожилые леди тихо фыркнули от разочарования, когда не нашлось носильщика, чтобы их проводить, как раз в тот момент, когда они подошли к выходу.

У входа в задней части вагона возникла лёгкая суматоха, пока Гермиона прижималась к двери купе, чтобы пропустить стайку пассажиров.

— Я должен настоять, чтобы Вы согласились на купе…

— Вздор, — твёрдым голосом говорила женщина. — Мы честно забронировали наши места, я бы не хотела стеснять других заплативших пассажиров.

— Места не были зарезервированы до пересадки в Шеффилде — и никто не будет против, если вы его займёте. Конечно, никто из пассажиров не будет возражать. Ваш сын — офицер королевской армии, а у Вашего отца повреждена нога. Второй класс тесноват, ему будет некуда её положить.

— Возьми его, Бланш, — заговорил выразительный голос, на этот раз мужской. Он ударил чем-то об пол и добавил. — Мне скоро нужно будет куда-то сесть, и тут подойдёт. В чём преткновение? Мы платили, следовательно, мы заплатившие пассажиры.

— Нам не нужна благотворительность!

— Я всегда выберу комфорт, — сказал мужчина. — Ты, парень, проводи меня в купе, почему бы и нет? Если она не хочет, мне подойдёт. Возьми наши сумки, Роджер, мой мальчик. О, и ты говорил, что в первом дают чай и газеты, так?

— Лондонские газеты в первую смену, йоркские во вторую, чай в полдень, сэр.

— Хорошо, хорошо. Роджер, помоги мне подняться. Ну, увидимся в Шеффилде, значит, Бланш…

— Дедушка, подожди минуту…

— Эти звёздочки стоят своей носки, что скажешь? Я всё это время был прав. Говорил тебе, носи латунь, и ты получишь должное обращение…

— Дедушка!

— Что? Парень уже прикатил тележку с чаем?

— Нет, смотри туда! Это же доктор Грейнджер? Должно быть, они купили билеты на тот же поезд, что и мы.

Произошедшее дальше представляло собой запутанную серию представлений и приветствий, в то время как Тиндаллы — в основном майор Тиндалл — стучали своей тростью и разбудили отца Гермионы от дремоты, оставив его дезориентированным и бормотавшим. После этого майор Тиндалл пустился в рассказы о старых временах, когда люди могли заснуть стоя, а затем в течение минуты проснуться и быть готовыми явиться для парадной проверки. Затем последовал бесконечный поток Как-Поживаете от миссис Бланш Тиндалл и мамы Гермионы, которые целовали воздух у щёк друг друга и расспрашивали о своих дальних родственниках. И, наконец, было довольно поразительное появление Роджера Тиндалла.

Или, если точнее, младшего лейтенанта Роджера Тиндалла Разведывательной службы Его Величества.

На нём была его форма, офицерский ансамбль из драпа оливкового цвета с широким ремнём вокруг талии и более узким через плечо, что тридцать лет назад бы использовалось для облегчения веса офицерской шпаги{?}[Как выглядела форма Роджера: https://sites.create-cdn.net/siteimages/30/7/6/307667/19/7/4/19745737/468×700.JPG?1641476790]. В целях практичности шпаги остались лишь для редких случаев, требующих парадную форму, и поэтому у Роджера была лишь кожаная кобура на правой стороне, прикреплённая чередой колец и крючков.