Маргарет Пембертон - Вспышка страсти
– Сделай мне одолжение, Дженни. Я не могу добраться до Тома – Розалинда монополизировала тот угол комнаты. Я ненадолго ускользну, чтобы убедиться, что дома все в порядке. Это займет всего пять минут, но я не хочу, чтобы Том начал волноваться.
Когда из того угла комнаты, где была Розалинда, раздался новый взрыв хохота, я подумала: маловероятно, чтобы отсутствие Мэри было замечено. Через несколько секунд снова зазвенел дверной звонок, и Фил, освободившись от Розалинды, пошел к двери. Толпа людей, в которых я узнала музыкальных друзей Фила, ввалилась в уже переполненный коттедж, и вместе с ними вошла светловолосая молодая женщина, держа за руку испуганную девочку лет восьми или девяти. Взяв женщину под руку, Фил подвел ее ко мне, и маленькая девочка застенчиво улыбнулась, когда Фил представил их:
– Дженнифер, это Нанетт Краун с дочкой Сарой. Я надеялся, что ее муж, Джон, тоже будет здесь, но, оказывается, он прошлой ночью улетел в Нью-Йорк. Нанетт, это Дженнифер Харленд.
По-видимому, он не счел нужным сказать обо мне что-нибудь еще, и Нанетт Краун, дружески улыбнувшись, протянула мне руку.
– Как приятно наконец познакомиться с тобой. Фил – наш большой друг и очень много рассказывал нам о тебе.
– Надеюсь, приличное?
– Вполне, – смеясь, ответила она. – Я когда-то тоже была няней. Только в маленькой сельской больнице, правда, очень приятной. Я все еще скучаю по ней.
– Нанетт, могу я предложить тебе что-нибудь выпить? – спросил Фил.
– Херес. А найдется какой-нибудь лимонад для Сары?
– Конечно. – Он взъерошил Саре блестящие золотистые кудри и отправился на поиски чистых бокалов.
– Честно говоря, мне не следовало приходить, – доверительно сказала Нанетт. – Без Джона. Но я хотела увидеть Розалинду. Она такая красивая, правда?
Я издали взглянула на Розалинду: ее раскосые глаза сияли, иссиня-черные волосы образовывали бархатное облако, платье подчеркивало все выпуклости и впадины чувственного тела.
– Фил говорит, что вы выросли все вместе.
– Розалинда – моя кузина, а тетя Гарриет взяла к себе Фила, когда ему было тринадцать лет. Мы все очень близки, хотя теперь не так уж часто видимся друг с другом. Фил до сих пор живет в Темплас-Уэй, когда не ездит с концертами, я – в Лондоне, а Розалинда разъезжает по всему миру.
Фил вернулся к нам с напитками, но раздался новый звонок в дверь, и он, раздраженно вздохнув, отошел от нас, переступив через пару, из-за отсутствия места расположившуюся на полу в холле, и впустил новый поток гостей.
– Джон с удовольствием познакомился бы с ней. Он большой ее поклонник. Мы смотрели ее последний фильм в Танбридж-Уэлс. Тогда у нас был отпуск, – засмеялась Нанетт. – Она была бесподобна.
Приглядевшись к Нанетт повнимательнее, я поняла, что она старше, чем мне показалось вначале, – ей, вероятно, было под тридцать или немного больше. Красиво высеченное лицо с изящным подбородком, огромные серые глаза и прямые натурально-светлые волосы, разделенные посередине пробором. Волосы доходили до плеч, а на руках у нее был такой же великолепный маникюр, как и у Розалинды.
– Почему твоему мужу пришлось так внезапно улететь в Америку? – спросила я, сразу почувствовав себя с ней легко и непринужденно.
– О, он читает лекции. На этот раз его не будет три месяца. Я ненавижу, когда он уезжает. – Обворожительные серые глаза затуманились. – До рождения Сары я обычно ездила с ним, но теперь, когда она ходит в школу, это просто невозможно.
– Ее можно отдать в школу-интернат, – предложила я.
– О нет! У меня только один ребенок, и я не хочу лишать себя удовольствия видеть, как Сара растет. – Она непроизвольно обняла дочь за худенькие плечи.
– Папочка больше не будет уезжать. – Девочка весело улыбнулась мне. – Мы купим ферму, и потом папочка все время будет дома, и мы сможем завести цыплят, коз и всяких других зверушек.
– Да, слава Богу, – с откровенной радостью сказала Нанетт. – Это последнее расставание. Мы покупаем ферму Холлингса на другом конце деревни и остаемся здесь жить. Мы решили, что деньги ничего не стоят, если ради них нужно жить порознь.
– Мы раньше таскали яблоки у старого Холлингса, а у него был отвратительный метод нападения. Он имел обыкновение держать наготове ведра с ледяной дождевой водой, и, если удавалось нас поймать, он выливал их на нас с превеликим наслаждением. Мы всегда возвращались домой мокрые до нитки и невнятно оправдывались тем, что нечаянно упали в ручей.
– Похоже, у вас было счастливое детство, – засмеялась Нанетт.
– Да, благодаря тете Гарриет. Родителей Розалинды никогда не было дома, они уделяли ей мало внимания, поэтому тетя Гарриет взяла на себя роль матери. Моя мама умерла, когда мне было пять лет, а папа, который был здешним врачом, – когда мне было пятнадцать.
– Неудивительно, что вы все так любите тетю Гарриет. Я и сама уже поняла, что она замечательная женщина. В прошлом году мы впервые приехали в деревню, и во время отсутствия Джона моя стиральная машина просто взбесилась – из нее во все стороны хлестала обжигающая вода. Я абсолютно ничего не смыслю в таких вещах, и первое, что пришло мне в голову, – это побежать через дорогу к Гарриет. Она справилась со всем меньше чем за пять минут. Она не только остановила поток и ликвидировала все лужи, но и вернулась с гаечным ключом и еще бог знает с чем и отремонтировала машину. С тех пор мы стали близкими друзьями. До того как выйти замуж за Джона, я была городской девушкой, и жизнь в маленькой деревне пугала меня, но благодаря Гарриет и Мэри я быстро здесь освоилась.
– Мэри Фаррар?
– Да. Она чудо. Когда мне нужно поехать в город, она присматривает за Сарой. Тот, кто придумал выражение «золотое сердце», имел в виду таких людей, как Мэри. Она помогает нам всегда. Мы с Джоном любим проводить время вдвоем и часто ездим в Лондон в театры и на концерты. Как жаль, что сегодня его здесь нет. Вы с ним нашли бы общий язык.
– Мамочка, можно, я вежливо попрошу, чтобы она дала мне автограф? – не сводя глаз с Розалинды, спросила Сара, доставая из кармана платья маленькую коричневую записную книжку.
Нанетт взглянула туда, где Розалинда во всем блеске красовалась перед своими поклонниками.
– Мне кажется, дорогая, она сейчас очень занята…
– Ерунда. – Я взяла Сару за маленькую ручку. – Розалинда любит детей. Она будет просто счастлива расписаться в твоей книжке.
Я не была уверена, любит Розалинда детей или нет, но у нее хватило здравого смысла оценить, какая живописная получится картина. Наклонившись, Розалинда поцеловала Сару в щеку, а потом с росчерком написала свое имя, пока все остальные, благосклонно улыбаясь, стояли позади. Я могла почти отчетливо прочитать в ее мыслях сожаление о том, что здесь нет фоторепортеров.
