Маргарет Пембертон - Вспышка страсти
– О Боже, – закрывая глаза, прошептала я. – О Боже, Боже мой.
Окружающие не могли бы относиться ко мне лучше, работники больницы были сама доброта, тетя Гарриет и Фил почти не отходили от моей постели, а моя палата была наполнена цветами, которые Розалинда ежедневно присылала из Вест-Индии, где она снималась. Меня пришла навестить медсестра, с которой мы работали в Сент-Томасе, и даже полиция допрашивала меня на удивление мягко. Но все это не имело значения. Душой я была так же мертва, как Нанетт и Сара, и не могла ничего вспомнить.
В обвинении было записано: «причинение смерти в результате неосторожного управления автомобилем». Розалинда настояла на том, что она оплатит самого лучшего адвоката, которого можно купить за деньги, но меня это абсолютно не интересовало. Я вообще не хотела нанимать адвоката. Что он мог сделать? Я убила обеих. Ничто не вернет их обратно. И во всем виновата только я. Меня отпустили на поруки, и я осталась в больнице. Мое физическое состояние медленно улучшалось, а душевное – медленно ухудшалось.
Я прошла через судебную процедуру как зомби и запомнила только отрывочные слова своего поверенного: «Признает себя виновной… темная ночь… неосвещенная дорога… алкоголя в крови нет… все фары включены… ремень застегнут… жертвы в темных платьях…»
Я была на год лишена водительских прав и осуждена условно. Какие-то безликие люди говорили, что мне повезло, что я могу вернуться домой и все забыть, но я не хотела условного осуждения. Я хотела понести наказание, и если суд меня не наказал, то я сама себя наказала. Я не вернулась домой, а отправилась в клинику Ландау, не зная и не интересуясь, кто оплачивает мое длительное лечение там. Мужа Нанетт на суде не было, он приехал домой лишь на короткое время, чтобы похоронить любимую жену и ребенка, а потом сразу же вернулся в Америку, предоставив агенту продать «Белый коттедж», потому что боль воспоминаний была для него невыносима, и ферма старого Холлингса вскоре была продана какому-то приезжему из Лондона.
Проходили дни и недели, но я абсолютно ничего не сознавала, во мне не было никаких чувств, и мой мозг был не способен смириться с чудовищностью того, что я совершила. Я просто сидела в кресле и смотрела на тщательно ухоженный сад клиники – вероятно, тогда было лето. Через три месяца после поступления в клинику я уже стала узнавать доктора Макклура, своего психиатра. Начиная с того момента началось мое болезненное и переменчивое выздоровление, на которое потребовалось много времени. Прежде чем я наконец-то выписалась, прошло восемнадцать месяцев. Но меня не покидали ночные кошмары – пока я не встретила Джонатана.
Только официант неправильно произнес его фамилию: не Браун, а Краун. И хотя Нанетт называла мужа «Джон», его имя должно было звучать как Джо – ласковое сокращение имени Джонатан – а я всегда была для Джонатана Дженни Рен, и ничего больше – не мисс Дженнифер Харленд, которая стала причиной гибели его жены и ребенка.
Я лежала в спальне и смотрела в потолок, в комнате никого не было, только снизу доносился звук голосов. Как это сказала Нанетт? «Как жаль, что сегодня его здесь нет. Вы с ним нашли бы общий язык». Я вспомнила, как страстно мы целовались, а потом вспомнила его искаженное лицо и брошенные мне слова: «Грязная, лживая сука! Убийца!» Боль внутри меня стала почти невыносимой. Я медленно потянулась к своей сумочке, достала таблетки и механически проглотила одну, вторую, третью, четвертую… до тех пор, пока пузырек не опустел и рука безжизненно не опустилась на постель.
Глава 15
Меня нашел Фил. Он насильно влил мне в горло соленую воду, заставив меня вырвать.
– Ты идиотка! Самая настоящая идиотка! Спрятав лицо в полотенце, я в оцепенении вытирала рот, стараясь хоть немного сосредоточиться.
– Ты хочешь сказать, что сделала это из-за Крауна? Неужели я для тебя ничего не значу? Или тетя Гарриет? Неужели недостаточно того, что мы перенесли, хочешь сделать все еще хуже?
Когда Фил нес меня обратно в спальню, укладывал в постель и укрывал простыней, мне вдруг показалось, что у него в глазах стоят слезы.
– Господи, Дженнифер… обещай мне, что ты никогда ничего подобного больше не сделаешь. Обещай!
– Обещаю, – тупо повторила я.
– Выходи за меня замуж, Дженнифер. – Он обнял меня за плечи и с мольбой заглянул в глаза. – Прошу тебя.
– Не имеет смысла, Фил, – покачала я головой. – Я люблю его.
– Но все кончено, Дженнифер.
– Я знаю. Но это не мешает мне любить его, я не смогу полюбить кого-то другого. – Я накрыла рукой его руку. – Это ты – тот друг, который посоветовал Джонатану поехать в северную Португалию в поисках тишины и спокойствия?
– Да. – Он склонил голову и мучительно вздохнул. – Прости меня, Дженнифер.
– Ты ни в чем не виноват, Фил.
Не говоря ни слова, он встал и вышел из комнаты, а я снова опустилась на подушки, слишком обессиленная, чтобы мыслить ясно. Я подумала, что Фил скорее всего никому не сообщит о моем глупом поступке, но уже через десять минут меня лишили даже короткого отдыха.
– Кажется, семью постигла трагедия, – раздался хриплый голос Джонатана, а затем хлопнула дверь.
Я вскочила с постели – он уходит, и я никогда больше не увижу его. На площадке лестницы я покачнулась, и тетя Гарриет бросилась, чтобы поддержать меня.
– Я должна увидеть Джонатана. Я должна поговорить с ним, пока он не уехал…
– Он не уезжает. Он остается на вилле Майлза. А для тебя лучшее место – кровать. – Она решительно повернула меня и повела обратно в спальню.
– Он остается? – пробормотала я и, как ребенок, позволила снова уложить себя в постель.
– Да. – Тетя Гарриет старалась, чтобы ее голос звучал, как всегда, весело, но ей не удалось меня обмануть. – Ты забыла, что он друг Тома и Мэри. И мой тоже. Розалинда спросила, не хочет ли он остаться на несколько дней, и он согласился.
– Я не понимаю…
– И я тоже. Фил спустился и, словно безумный, изо всей силы ударил Джонатана прямо в челюсть. Фил сказал, что ты пыталась покончить с собой, приняв слишком большую дозу лекарства.
Застонав, я отвернулась к стене.
– Кроме того, он рассказал Джонатану обо всем, что произошло после несчастного случая. О твоем… психическом расстройстве, о том, что ты понятия не имела, кем он доводился Нанетт.
– Но неужели Джонатан это и сам не понял?!
– Джонатан сказал, – покачав головой, продолжала тетя Гарриет, – что у тебя садистские наклонности, а значит, ты точно ненормальная.
– Он не может… – Я испуганно смотрела на нее, чувствуя, что у меня мутится сознание. – Такой ужас не мог прийти ему в голову. Я люблю его!
