Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

(Не то чтобы он стал. Том считал, что хорошо обучил его, внедрив идею вознаграждения пищей, которая соответствовала бы его нестрогим стандартам свежести.)

И на пляже было достаточно места, чтобы пригласить третьего на их вечеринку.

С глухим «бум» одна часть замёрзшего озера разлетелась на части, и тёмная фигура пробилась из-под них. Сначала голова, метавшаяся из стороны в сторону и выбрасывавшая сверкающие брызги воды, затем длинное извилистое тело, пробивавшее канал в покрытой льдом поверхности озера, пока не достигло самой толстой части льда у берега и не устремилось вверх, выталкивая из воды свою огромную массу.

Василиск заскользил по пляжу, кружась, чтобы соскоблить куски льда и прилипшие листья водорослей, а затем свернулся вокруг нагретого камня, который недавно покинул испуганный акромантул.

«Я почувствовал Ваше присутствие», — грохотал он, опустив голову на нагретый заклинанием камень и высовывая язык в сторону Тома. Его глаза были закрыты, как приказал Том, но он всё ещё мог чуять вещи — точнее, пробовать, — своим языком, и холодным декабрьским днём Том был самым тёплым живым существом в округе.

Язык василиска, толщиной с запястье Тома, то и дело высовывался из пасти. Том отшвырнул его, когда тот оказался слишком близко к нему, но он обвился вокруг его пальцев и потащил его ближе к морде василиска, как лягушку, поймавшую муху.

— Ты узнаёшь моё присутствие? — спросил Том. — Как?

«Что было известно, — ответил он, — то будет запомнено».

То, как существо произносило слово «известно» не было на английском, но передавало множество значений, которые Том понимал по смыслу. Тем не менее ему с трудом удавалось передать его значение в обычных терминах. «Знать», как говорили змеи, означало распознавать объект как издающий звук определённой частоты, выделяющий мускус или запах и следующий предсказуемой модели движения. Змеи знали добычу, соперников, угрозы и партнёров благодаря природному инстинкту и опыту.

Василиск знал Тома не только как бродячего двуногого, умеющего говорить на его языке, но и как диковинку, не являющуюся ни пищей, ни врагом. По тем или иным причинам он придавал присутствию Тома определённое значение.

Том был немного обеспокоен этим. Это было не в характере змеи. Змеи — да и вообще рептилии — были зверями-одиночками. Даже когда они спаривались, это продолжалось в течение одного сезона размножения, а потом сир и дама расходились своими дорогами, пока не наступал следующий сезон, и тогда каждая змея выбирала себе нового, не такого, как в прошлый раз, партнёра. Змеи не были похожи на сов, самых распространённых животных, используемых волшебниками в качестве домашних питомцев и фамильяров. Домашние совы жили в одном доме, проявляли привязанность и преданность своим хозяевам, причём до такой степени, что сову нельзя было отдать или продать подержанной. Змее было всё равно, она не понимала понятия «дом» и «собственность», лишь бы её регулярно кормили и удовлетворительно устраивали.

«Возможно, магические существа другие», — предположил он. Известно, что драконы в неволе живут стадами, но было ли это по желанию или по необходимости руководства заповедника, он сказать не мог.

«Когда у Вас вылупится яйцо, — продолжал василиск, — то я буду знать и это тоже».

— Не имею понятия, о каком яйце ты говоришь, — сказал Том.

«После того, как Ваш партнёр снесёт его. У Вас должен быть партнёр, чтобы отложить яйца, — василиск поднял голову близко поясу Тома. — Я ощущаю, что Вы не подходите для того, чтобы снести их самому».

— К чему весь этот разговор про яйца?

«Так продолжится род, когда Вас не станет, — сказал василиск. — Говорящий придёт ко мне, как он приходил шесть раз до этого. Потом он уходит и никогда не возвращается. Если я пробуждён, кто будет кормить меня, когда Вас нет?»

— Когда я уйду? — сказал Том. — Я не собираюсь уходить.

«Вы умрёте, — проговорил василиск с порывом дурного дыхания. — А я это вынесу. Я был создан не для того, чтобы спариваться и размножаться, как это делают другие существа, а для того, чтобы выносить. Это моё задание. У Вас своё задание, маленький говорящий, — кончик его морды ткнулся в грудь Тома, и он попятился назад. — Хорошо, что Вы сейчас в сезоне».

Том закашлялся:

— А это ты откуда знаешь?

«Я почуял это. Когда Вы мылись в комнате с водой».

— Я сказал тебе не следовать за мной туда!

«Вы говорили мне не разговаривать с Вами, пока Вы там, — сказал василиск. — Поэтому я не заговорил с Вами».

— Ты всё это время был там, — сказал Том весьма обеспокоенно. Оглядываясь назад, он понял, что голос, который шептал ему на протяжении нескольких недель, был голосом василиска. Он слышал его в душе, а после того как он встретился с василиском и отдал ему несколько приказов, странные голоса исчезли. Он решил, что отсутствие василиска объясняется тем, что он ушёл и занялся своими обычными делами — ползал по Комнате, плавал в озере или исследовал тоннели под замком. Не следил за ним, пока он был в ванной при спальне и занимался делами… и прочими вещами.

Неважными вещами. Недостойными упоминания, конечно.

Недостойными даже чтобы о них думать. Просто некими очень личными и неизбежными делами — а уж Том знал, ведь как он ни пытался, он не смог этого избежать и в конце концов отказался от этой затеи ради сохранения презентабельного вида своих брюк. Эти дела лучше всего решались в ограниченном уединении, предоставляемом студенту, где все остальные комнаты, которые он занимал, где он ходил и спал, были разделены с одноклассниками.

«Мне больше нечего делать, кроме сна и охоты, а Вы запретили мне охотиться, — если гигантская голова могла выглядеть осуждающе с закрытыми глазами, то это было выражение морды василиска, передаваемое через наклон головы и ленивое подёргивание языка. — Я… неплодородный. А Вы — нет. Это Ваш долг. Вы должны помнить об этом».

— Я решаю, что мой долг, а что — нет, — сказал Том, всё ещё взвинченный от того, что его описали как «в сезоне». Это был ещё один термин, который больше походил змеям, чем людям, означавший период, когда постоянная пища, повышенная температура и длинные часы дневного света вызывали определенное желание… ну, познавать других очень специфическим образом.

За недели до восемнадцатилетия Том знал, что был физически способен — хоть разумом и не желая этого — сеять и рождать. Это было не слишком распространённым явлением в Британии, отправившей миллионы своих юношей в окопы, но и не совсем уж неслыханным, чтобы кто-то в его возрасте, ах, рассеивал эссенцию своих чресел. Тому говорили, что его мать умерла молодой. Ей не было и двадцати лет, когда она забрела в приют Вула зимним вечером. Её молодость не была самой шокирующей частью: многие женщины заводили свои семьи в этом возрасте. Многие женщины в эти дни заводили семьи, чтобы не быть отправленными на работу на ферме во имя Национальной службы.

Нет, потрясение вызвало отсутствие у Меропы сопровождения или спутника, отсутствие кольца на пальце, ни единого упоминания о муже, только рождение первенца, который ничего не знал о своём непутёвом отце.

Разум животного не понимал желания и нежелания, когда физически оно было вполне дееспособно. Когда животное достигало этой стадии зрелости, оно поступало так, как велел ему инстинкт, без всякой человеческой предусмотрительности и осторожности. Том называл это инстинктивное влечение, которое иногда затрагивало и более слабых людей, «низменными побуждениями». Но он никак не мог объяснить это змее, существу, не имеющему представления ни о приличиях, ни о пороке, ни об огне Искушения.

(В этот момент Том задался вопросом, обладала ли Ева из Эдема его магической способностью общаться со змеями. И не было ли ей тоже трудно сформулировать важность Правил дикому животному).

— Нет, — сказал Том, прочищая горло. После разговоров на змеином его всегда мучала жажда. — Я не делал никаких обещаний в этом отношении. Но я обещал кормить тебя.