Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Том счёл это более увлекательным занятием, чем выслушивать жалобы Нотта, сначала ему, потом Гермионе.

— Я… — сказал Нотт, беспокойно глядя на Тома. — Я уверен, что они первоклассные люди, твои маглы. Не нужно устраивать знакомства. Я верю тебе на слово, что они чудесные. По правде, я готов вернуть свои слова назад по каждому немилосердному замечанию, которое я о них делал…

— Не надо заходить так далеко, — сказал Том.

— Но было бы любезно с твоей стороны не говорить этого за столом, — добавила Гермиона. — И тебе стоит положить плащ в сумку. Маглы в эти дни не носят плащей, если только не собираются провести вечер в опере, — и даже тогда это ограничено теми, кто может позволить себе место в ложе.

— Как эксперт в магловских вещах, Грейнджер, — сказал Нотт, — не стоит ли тебе быть осведомлённой в том, что приглашение волшебников в жилище маглов — это потенциальное нарушение Статута?

— Это серая зона, технически говоря, — ответила Гермиона. — Поскольку эта недвижимость находится в собственности маглов, но числится законным местом жительства волшебника. Не накладывай никаких заклинаний, и тогда основная проблема решена. Не упоминай магию и не называй их маглами, и ущерба не будет.

— Кроме как моему достоинству, — пробормотал Нотт.

— Тебе без него лучше, — сказал Том с поддержкой в голосе, но в улыбке, которой он одарил Нотта, было всё, кроме неё. — Лестрейндж и Эйвери прекрасно справляются без него.

— Лестрейндж и Эйвери — пара глыб без единой свежей мысли на двоих, — нахмурился Нотт. — Они думают, что зимой дни короче, потому что солнце быстрее двигается.

— Их эссе по астрономии и впрямь достаточно захватывающи, не так ли? — спросил Том. — Но я признаю, что ценю их… простоту. Они делают то, что им говорят, и не задают вопросов. Это ценное качество, где бы оно ни нашлось, — он пристально посмотрел на Нотта. — Если бы только его можно было найти чаще.

— Том, — сказала Гермиона. — Ты же, конечно, не можешь это иметь в виду?

— Мы бы не были в этой ситуации, если бы Нотт занимался своими затеями, — сказал Том, — а не лез в дела других.

— Ты бы никогда не нашёл Комнату без меня, — возразил Нотт.

— Если бы не я, ты бы никогда её не открыл, — сказал Том. — Тебе следует быть более благодарным.

— А тебе, — сказал Нотт, — следует быть более…

— Воспитанным, — закончила Гермиона. — Для человека, который так критикует вульгарные и варварские вещи, ты сам едва ли образец добродетели.

— Пока ты помнишь о своих «пожалуйста» и «спасибо», мне всё равно, кого ты решил критиковать. Ты можешь обнаружить, что я небезоснователен, — сказал Том, бросив на Нотта суровый взгляд. — В пределах разумного, конечно.

На этом Том пригнал Нотта к лестнице главного входа в Усадьбу Риддлов, прежде чем позвонить в дверной звонок и дождаться, чтобы горничная пустила их внутрь. Нотт с засунутыми в карманы руками дрожал от прохладного бриза, тяжёлого от влажного тумана, поднявшегося утром, но ещё не развеявшегося в полуденном солнце. Заботливо взглянув на Гермиону, Том наложил согревающие чары на её пальто, а затем на своё.

Нотт прочистил горло.

— Если тебя мучает жажда, я могу попросить горничную принести тебе стакан воды, — сказал Том.

Дверь открылась, и горничная взяла пальто его и Гермионы, но не Нотта. Нотт сложил свой плащ в сумку, и на нём осталась только тонкая рубашка из кремового льна под шерстяным джемпером со странным металлическим отблеском в волокнах. Том быстро его осмотрел: на правой руке Нотта красовался аляповатый золотой перстень, а брюки были зашнурованы с каждой стороны штанины, но ничто в мальчике не выдавало в нём магии. Эксцентричный — да, но не волшебный. Лишённый своей палочки, Нотт не мог творить волшебство, так что в этом отношении он ничем не отличался от магла. Тому было приятно думать о Нотте, таким образом обезоруженном, как о полуволшебнике.

(У Тома, в свою очередь, магические способности не зависели от палочки. Он мог почувствовать неправду и побудить слабые умы преклониться пред его волей, и так было даже до того, как он посетил магазин волшебных палочек мистера Олливандера. С палочкой или без, Том знал, что он волшебник).

Мистер и миссис Риддл уже заняли свои места, когда горничная провела их в столовую, объявляя их прибытие у двери в порядке значимости.

— Мастер Том, мисс Гермиона и… их друг. Не представился, сэр, мэм, — сказала Фрэнсис, первая горничная, с небольшим поклоном головы. — Я принесу суп сейчас же — куриный бульон с сельдереем, фенхелем и креветками в сливочном соусе на тосте.

Риддлы сидели на противоположных концах прямоугольного стола. Когда дверь закрылась за горничной, миссис Риддл встала со своего места, выражение её тонких губ было каким-то неодобрительным, и ей не потребовалось произносить ни слова. Она широким жестом указала на накрытые места в центре стола, обычные сиденья Тома и Гермионы. Сегодня там было отличие: дополнительное место напротив, что в сумме давало пять приборов на столе.

— Том, Гермиона, — сказала миссис Риддл с еле заметным наклоном головы. Её глаза задержались на третьем члене компании, Нотте, перед тем, как она задала вопрос. — А кто это мог бы быть?

В её речи был маленький оттенок любопытства, но Том сомневался, что это было признаком приятного удивления, как могло бы быть у кого-то, кто получит цветы от анонимного поклонника. Скорее, это был подъём интонации, которую можно услышать от врача, произносящего грозные слова: «Боже правый, что это такое?»

Нотта было не запугать. Он поднял подбородок и подошёл к столу целеустремлёнными шагами, расправив плечи и держа руку за спиной в подобающей благородной манере. Хотя он понимал, что всё это должно было быть пристойно и учтиво, подобная демонстрация тощей фигуры Нотта заставила Тома вспомнить о береговых птицах с их ходульными ногами и жёсткими шеями, охотящихся на подросших головастиков и копошащихся в грязи земноводных. Они хлопали крыльями и подрагивали хохолками, сравнивая, кто из стаи самый крупный или самый яркий. Они не были скворцами, но вряд ли были лучше, поскольку всё их существование диктовалось более значительными внешними силами: сменой времён года, приливами и отливами, трофическими циклами более мелких существ, от которых зависело их пропитание.

— Сэр, мадам, — сказал Нотт, отвесив им небольшой поклон, за которым последовал витиеватый жест. Единственным заметным признаком волнения было медленное сжимание правой руки Нотта и то, как он провёл большим пальцем по шлифованной поверхности фамильного перстня, что было видно Тому, потому что он стоял позади мальчика, но не миссис Риддл за столом. — Если вы позволите мне представиться? Я Теодор Эрасмус Нотт из Аббатства Брокстоу в Ноттингемшире.

— И как именно, — сказала миссис Риддл, у которой между бровей залегла мелкая линия в попытках мысленно сопоставить его фамилию со знатными семьями, — ты вступил в знакомство с моим внуком?

— Мы посещаем одну школу, — сказал Нотт.

— Должно быть, это благотворительная школа профессора Дамбертона, да?

Нотт резко повернул голову, но одёрнул себя до того, как смог метнуть в Тома Взгляд.

— Некоторым людям не посчастливилось быть студентами по благотворительности, но сама школа не является благотворительной. Мой отец её посещал, и его отец до этого, а его брат служил в Совете попечителей. Каждый из них учился по заслугам и наследию, а не за счёт государственного кошелька.

— Понятно, — сказала миссис Риддл. — И чему же в этой школе учат столько поколений твоей семьи?

— Тому же, чему она учит Вашего внука и мисс Грейнджер, — парировал Нотт. — Классике, разумеется. Истории, языкам, арифметике и натуральной философии.

— Без спорта?

— Исключительно на добровольной основе, мадам, — сказал Нотт. — Школа находится в северной Шотландии, и её посещают оба пола.

— Хм, — миссис Риддл расправила свою юбку, прежде чем сесть обратно на своё место. — Очень хорошо. Теперь я вижу, что Томми должен мне объяснить, почему он возвращается к нам на каникулы таким измождённым и болезненно бледным. Я предполагала, что этот Дамбертон предпочёл не включаться в заботу о здоровье своих студентов — но, возможно, меня, как это ни прискорбно, дезинформировали.