Ричард Глостер, король английский (СИ) - Воронина Виктория
Ричард Третий острее всех переживал униженное положение пленника и, не выдержав, он первый прервал затянувшееся молчание.
- Если вы вдоволь насмотрелись на нас, госпожа Ланкастер, то проявите христианское милосердие, отпустите нас назад в темницу, - резко проговорил бывший король. - Многие из нас получили столь тяжелые раны, что теперь недолго могут стоять на ногах.
Лорд Леукнор как коршун, кинулся к нему, и гневно заявил:
- Хотя бы вы все и подохли, как паршивые собаки, мир бы ничего от этого не потерял. Многие совестливые люди сочтут, что способствовать гибели мятежников это благое дело!
- Я считал по правилам рыцарской чести - врагов можно изводить только в открытом и честном бою, а не морить беззащитных пленников. Вы не благородный человек, лорд Леукнор, - сжал свои тонкие губы Ричард.
- Тебе ли толковать о благородстве, узурпатор Йорк?! Благодаря твоим стараниям и стараниям твоих подлых родичей, наша королева Екатерина долгое время была лишена своих законных прав. От этого в нашем королевстве следовала одна беда за другой - принялся было горячо доказывать лорд Леукнор, но Екатерина, видя, что словесная перепалка между ним и королем Ричардом приобретает опасный оборот, поспешно прервала своего защитника следующими словами:
-- Лорд Томас, прошу вас, успокойтесь, от вашей запальчивости может быть больше зла, чем пользы. Избегайте употреблять по отношению к королю Ричарду слово "узурпатор" пока парламентский суд не докажет этого.
-- Разве нас еще не осудили? - изумленно спросил Ричард Третий, вспомнив указ Генриха Тюдора.
- Я намереваюсь пригласить как можно больше известных европейских юристов, чтобы они раз и навсегда прояснили вопрос по поводу наследования английской короны, - твердо заявила Екатерина. - Я встретилась с вами только затем, чтобы сообщить вам об этом и избавить вас от неизвестности по поводу вашей дальнейшей участи. В следующий раз, король Ричард, мы увидимся с вами в Вестминстере, на парламентском суде, где кроме нас будут присутствовать другие особы, имеющие основания претендовать на английский престол, - сыновья вашего брата Эдуарда Четвертого, дети покойного герцога Бекингэма, граф Уорик, и Джон де Поль - сын вашей сестры герцогини Суффолкской. Если решение суда будет не в мою пользу, я удовольствуюсь герцогством Ланкастерским на что, как мне кажется, я имею полное право.
- Парламент уже собирался по этому вопросу, и высказался недвусмысленно и ясно. Только Йорки имеют право на английскую корону, а мой господин Ричард имел первоочередное право наследования в момент смерти короля Эдуарда Четвертого, поскольку граф Уорик был восстановлен в правах парламентом только год спустя по настоянию короля, - не сдержавшись, сказал граф Суррей. Но его гневная отповедь не смутила душевной безмятежности Екатерины Ланкастер.
- Как ваше имя, милорд? - терпеливо спросила она.
- Эдвард Ховард, граф Суррей, - назвал себя тот, и Екатерина продолжила свою речь:
- Вы верно говорите, граф, но упускаете из виду одно обстоятельство. В момент того заседания парламента, о котором вы упомянули, в зале суда присутствовали юристы только семейства Йорков, так что их решение трудно назвать беспристрастным. Я же пригласила в суд не только законников моей семьи и вашей стороны, но и юристов из Франции, Италии и Бургундского герцогства - союзника Йорков. Надеюсь, вы согласитесь с моим предложением, - предположила принцесса Ланкастер, посмотрев на короля из рода Йорков. Ричард встретился с ней взглядом, и тут же отвел свои глаза, словно их ослепила мощная вспышка солнечного света. Но неведомая сила заставила его снова искать ее взгляд, словно в нем содержались ответы на все его вопросы.
- Если так обстоят дела, то я согласен с вашими намерениями, принцесса, - высказался Ричард.
-- Еще бы тебе не согласиться, Йорк, ведь все складывается для тебя как нельзя лучше, - возмущенно фыркнул лорд Леукнор. - Вместо казни под топором, которую ты заслужил, обрекая на эту смерть лучших людей Англии, противящихся твоей тирании, благодаря мягкосердечию моей госпожи тебя ждет лишь справедливый суд, и то касающийся не твоих злодеяний, а твоих сомнительных прав.
-- Лорд Томас, окажите мне услугу, - окликнула его Екатерина.
- Да, моя госпожа.
- Возглавьте мою охрану в дороге. Я собираюсь ехать к моему дяде лорду Джасперу и поговорить с ним, - непреклонно сказала Екатерина, видя, что Леукнору не по душе ее поручение. Но он не посмел ей возразить, и, выходя из зала, бросил на пленников растерянный и возмущенный взгляд хищника, у которого отняли его добычу.
- Я вижу, лорд Леукнор плохо обращается с вами. Не можете вы назвать мне имя моего сторонника, на чьем попечении вы предпочли бы находиться, - мягко обратилась к пленникам Екатерина.
- Думаю, миледи, им бы мог стать граф Стэнли, - осторожно предположил герцог Норфолк, видя, что король не склонен отвечать на этот вопрос - для него все лорды из стана Ланкастеров-Тюдоров были одинаковы. - Он коварен, но не жесток.
- Вот уж нет, я предпочитаю иметь дело с лордом Леукнором, который, по крайней мере, открыто показывает мне свою вражду, чем с этим двуличным изменником, - резко высказался Ричард, который до сих пор не мог простить себе, что доверился мужу Маргарет Бифорт.
- В таком случае, милорды, я сама найду вам нового стража, - пообещала им Екатерина, и приказала своей охране отвести пленников в соседнее помещение, более пригодное для жилья, чем их бывший застенок.
Поразмыслив немного, Екатерина решила доверить надзор за Ричардом Третьим и его людьми капитану французских наемников Филиберу де Шанде. Его, как иностранца, мало касались перипетии войны Алой и Белой роз, у него не было ни одной причины для личной ненависти к Ричарду Третьему, он сражался на стороне Генриха Тюдора исключительно ради платы. Любезный француз согласился выполнить поручение принцессы Ланкастер, включая обязательство хорошего обращения с пленниками и заботы о них.
Екатерина с легким сердцем начала готовиться в дорогу, а капитан Шанде тут же приступил к своим новым обязанностям. Для узников была доставлена теплая вода для мытья и новая чистая одежда. Они в первый раз за много дней отведали нормальной еды, состоящей из горячего бульона и запеченной дичи, а не остатки обеда остававшегося после слуг. Все происходящее казалось пленникам нереальным сном, и они испытывали невольную благодарность к Екатерине, чье имя раньше вызывало у них только ненависть.
Ричард Третий как всегда воспринимал события глубже и острее своих приближенных. В то время как они пустились в горячее обсуждение встречи с принцессой Ланкастер, он замкнулся в себе, прислушиваясь к незримо начавшейся новой работе своей души, и даже не услышал, как к нему обращается герцог Норфолк.
- Государь, вы видели примету, ведь вы стояли к принцессе ближе всех? - был вынужден тот повторить свой вопрос.
- Я не смотрел на ее руки, я смотрел на ее лицо, - рассеянно ответил Ричард, совсем забывший, как он договаривался с соратниками обнаружить наличие или отсутствие родинки - доказательства происхождения Екатерины Ланкастер. Но лорд Феррерс, стоявший позади короля, утверждал, что родинка была, и Ричард был склонен с ним согласиться, - знакомство с принцессой Екатериной захватило его сердце без остатка.
Заслышав шум во дворе, предвещавший отъезд Екатерины, он бросился к окну, движимый желанием еще раз ее увидеть, и оставался стоять на месте еще долгое время после того как кортеж принцессы скрылся из вида, весь во власти противоречивых мыслей и чувств.
Пытаясь вывести своего короля из прострации, рыцарь Кэтсби спросил:
- О чем вы думаете, государь? - и к своему удивлению получил от него немного сбивчивый ответ: - Принцесса так молода, Уильям, она ровесница моей дочери и носит тоже имя, что и она... Трудно питать к ней вражду.
- Но если мы этого не будем делать, государь, Ланкастеры нас погубят - заметил герцог Норфолк.
Ричард ничего не ответил на это замечание, но, начиная с этой минуты, его приближенные явственно ощутили произошедшую в нем перемену. Исчез монарх, находившийся в постоянном гневе из-за непокорства своих подданных, исчез воин, яростно ненавидевший своих врагов. Вместо них в Ричарде вдруг проявился придворным кавалер, трепетно подвластный всем движениям своего сердца и умело придававший им форму, предписанной канонами куртуазной науки. Речь Ричарда стала мягкой, плавной, полной многих метафор и блестящих сравнений. Он стая гораздо терпимее к людям и их недостаткам, чувствовал желание творить для них благо в благодарность за тот подарок судьбы, которым стала для него встреча с Екатериной Ланкастер.
