Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Том оттолкнулся от стола и обратился к мужчине:

— Доброе утро.

Мужчина обернулся с куском тоста во рту, только сейчас заметив присутствие двух странных гостей за завтраком.

— Доброе ут… — он начал, но подавился словами. — Ты!

Их глаза встретились, и это было ещё одним отличием между ними: глаза Тома были самого тёмного карего, в то время как у этого мужчины — его отца — они были жёлто-зелёными, белки были испещрены налитыми кровью сосудами, когда они расширились от узнавания — шока — ужаса — при виде своей зеркальной копии на другой стороне стола.

На мгновение череда образов пронеслась по разуму Тома в непонятном, непоследовательном потоке изображений и ощущений: тёмная комната, единственный свет исходит от тонкой щели между дверью и половицами, мягкий и певучий голос, руки, гладящие его волосы, пальцы, проводящие по линии челюсти, нежные поцелуи в бровь.

Пересохшее горло, шершавый от жажды язык и стакан воды на подносе, который по какой-то причине — он не мог вспомнить почему, воспоминания расплывались в неразборчивости, когда он пытался за них ухватиться — отказывался пить, не хотел к нему прикасаться, отказывался от него, пока часы не превратились в целый день, и в момент слабости он не смог удержаться, а потом было слишком поздно остановить пелену, опустившуюся на его глаза…

Слишком поздно.

— Ты! — хрипло повторил он, зажав хлыст между белыми дрожащими пальцами. — Я не приму тебя здесь — не здесь — мать, отец, я сказал вам, что я не хотел его!

Раздался звон «клинк!», когда горничная поставила чайник и на цыпочках отошла к двери.

— Ты сядешь и будешь вести себя прилично, — холодно сказал Томас Риддл. Он сложил газету и положил её сбоку от тарелки. — Тебе пора брать ответственность за свои действия.

— Маменька, — взмолился мужчина, поворачиваясь к миссис Риддл и умоляюще глядя на неё, — пожалуйста, пожалуйста, я не хочу его здесь — он не может жить здесь — пожалуйста, маменька, если Вы любите меня, отправьте его обратно!

Глаза миссис Риддл блеснули, но она отвернулась от него и сказала:

— Ты будешь слушаться своего отца, Том. Мы стараемся сделать, как будет правильно для семьи, и чем скорее ты это поймёшь, тем лучше.

— Этот мальчик не наша семья, — сказал другой Том Риддл, показывая дрожащим пальцем над столом на Тома. — Он не мой, я не признáю его…

— Это неважно, — сказала миссис Риддл, — мы уже подписали все бумаги. Мы его опекуны, а не ты. Это не в твоих руках.

— Тогда пусть будет по-вашему, — огрызнулся он, и жалобное нытьё в его голосе внезапно сменилось язвительным тоном. Он бросил недоеденный кусок тоста на блюдо с копчёной лососиной. — Я умываю руки. Пусть миссис Уиллроу доставит мне еду на подносе — я не сяду ужинать, пока он здесь.

На этом он развернулся на пятках, подол его фрака взвился, и он прошагал из столовой, нахлобучивая шляпу на голову. Вдалеке раздался хлопок закрывающейся двери.

Том сел обратно на своё место и не мог подобрать слов. До сегодняшнего дня отец никогда не удостаивал его своим присутствием, но, увидев лицо давно потерянного сына, он мгновенно узнал его. Этот человек боялся его. Что это значило? О чём думал отец, когда Том заглянул к нему в душу? Тёмная комната, пустой стакан: без контекста он ничего не понял, и ему вспомнился прошлогодний случай, когда он заглянул в мысли Нотта.

На сидении подле него лицо Гермионы было бледным и поражённым. Её пальцы сминали края салфетки на коленях.

— Я надеялась, что он будет вести себя прилично, — вздохнула миссис Риддл.

— Ты знаешь, что он всегда был психическим. Вот что случается, когда ты слишком много нянчишься, Мэри, — Томас Риддл поднял свою газету, бурча себе под нос. — Если бы ты так сильно не старалась связать его с Сесилией, тогда, может, он бы не сбежал с той скверной девчонкой…

Когда завтрак закончился, они наконец-то смогли отлучиться. Гермиона постаралась облегчить ситуацию, сказав, что она не думала, что может быть что-то хуже, чем когда Риддлы пришли на ужин к её семье летом.

Том, который часто спорил с ней просто чтобы поспорить, не смог не согласиться.

Комментарий к Глава 28. Змеи в поезде иллюстрация автора к главе: коленки Гермионы

https://lonsheep-blog.tumblr.com/post/182606027656/snakes-on-a-train-there-was-a-bloody-snake-on-the

(от автора)

В написании этой истории мне помогли ленты исторической кинохроники. Если вы хотите увидеть, какой была реальная жизнь Британии во время войны, загляните туда. У Риддлов, живущих в фермерском крае (и владеющих фермерскими угодьями), есть деньги и влияние, чтобы доставать вещи на чёрном рынке, и их не волнуют пайки, которые в конце 1943 года были намного строже, чем в 1939-м. Они не потерпели бы такой крошечной порции мяса, как показано на видео. В ролике также показан старинный среднеатлантический акцент* в стиле нормативного произношения (оно же “оксфордский английский”, прим. пер.), который использовали бы люди высшего класса в те времена, хотя само собой разумеется, что местные жители Йоркшира говорят совсем по-другому.

“On the Ration: A selection of films looking at food rationing during the Second World War.”

(“На пайке: Подборка фильмов о продовольственном нормировании во время Второй мировой войны”, прим. пер.)

https://www.youtube.com/watch?v=0438BC3t2dc

прим. пер.:

* Среднеатлантический акцент — вариант американского акцента, используемый американским высшим сословием в начале XX века, и представляет из себя смесь британского и американского акцентов. В те годы он был в некоторой мере “официальным” для кино и СМИ. Можно послушать, например, в оригинале “Унесённых ветром”

====== Глава 29. Благородство ======

1943

Несмотря на жизнь в замке бóльшую часть года, Гермиона была впечатлена Усадьбой Риддлов.

Она считала, что это из-за того, что простирающиеся территории и неевклидова архитектура Хогвартса делились сотней учеников, а с призраками и говорящими портретами он не был местом, в котором действительно можно было бы затеряться. В сравнении, в Усадьбе Риддлов — величественном старинном особняке георгианской эпохи, имитирующем поздний якобинский стиль, — было три жителя — или четыре, раз уж теперь Тома приняли в семью.

В доме, как она заметила, пока изучала каждый этаж во время своего постоя, было больше дюжины спален, длинный коридор, заодно играющий роль семейной портретной галереи, винный погреб и множество комнат специального назначения: для курения, игры в бильярд, шитья, чтения книг и чистки ботинок. Там даже была комната в южном крыле для хранения игрушек, украшенная полками с плюшевыми животными, корзинами раскрашенных деревянных кубиков и сложенных разноцветных покрывал.

Это было другим отличием между этим местом и Хогвартсом: комнаты и коридоры в Хогвартсе показывали следы использования тысячами молодых ведьм и волшебников за тысячи лет с основания школы. Он выглядел древним, сказочным, но никогда не старым. В сравнении, бóльшая часть Усадьбы Риддлов казалась пыльной и заброшенной, будто это была музейная выставка, показывающая сценки из жизни прошедшей эпохи британской истории. Она, должно быть, была младше Хогвартса на несколько столетий, но анахронические доспехи, и гобелены, и горгульи Хогвартса никогда не казались ей устаревшими, в то время как эти следы были повсюду в доме Риддлов. Одним из таких следов были фотографии на стенах, изображающие чопорных мальчиков в матросских костюмчиках, другим — отверстия, прорезанные в обоях для установки электрических выключателей.

Миссис Риддл подошла к ней, пока она изучала чёрно-белые фотографии в комнате с игрушками.

— Она тебе нравится? Детская? — спросила миссис Риддл, стоя на пороге. — Конечно, ты сможешь украсить её по своему вкусу, когда начнёшь ею пользоваться.

— Прошу прощения? — сказала Гермиона. — Но зачем мне понадобится эта комната?

— Когда ты решишь завести детей, где, ты думаешь, они будут расти? — миссис Риддл говорила терпеливым голосом, будто общалась с маленьким непослушным ребёнком. — Я скорее упаду замертво, чем разрешу своим правнукам расти в лондонской квартире.