Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Том долго задавался вопросом, почему Нотт потрудился остаться членом клуба по домашней работе, ведь он был редким участником товарищества слизеринцев. Нотт был осмотрительным и сдержанным с Томом, и он не показывал особого расположения к Гермионе. Единственной причиной, которую он мог видеть, это то, что Нотт не хотел отставать от класса, ведь месяцы наставничества сделали рейтинг выпуска Слизерина этого года лучшим, чем все остальные в школе, а Том, естественно, занял своё место на вершине.

Нотт мог не любить Тома сколько хочет, но было бы слишком опасно недооценивать его. Это, решил Том, должно быть, было объяснением продолжительного взаимодействия Нотта с группой.

Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу.{?}[(прим. автора) Настоящая цитата Волдеморта, когда ему отказали в позиции учителя. Полностью: «Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу, злоба плодит ложь.» («ГП и Принц-полукровка»)]

Эту цитату Том придумал одним унылым утром на занятии по заклинаниям, и она ему так понравилась, что он написал её на первой странице своего дневника. Он видел, что Сидони Хипворт и некоторые её подружки писали вдохновляющие цитаты чернилами, меняющими цвет, на обложках своих блокнотов для повторения, или строки из стихов о важности мечтаний и любви. Том считал, что его собственная версия значительно их превосходила — конечно, превосходила. Между цитатой, которую он придумал сам, и куском сентиментальной чепухи, вырванной из контекста, даже близко не было никакой конкуренции.

Рядом с Гермионой оставалось только одно свободное место, и Том его сразу же занял, довольный тем, что его соседи по спальне были достаточно выдрессированы, чтобы запомнить его личные предпочтения по рассадке. В первый день зельеварения для Ж.А.Б.А. произошла небольшая путаница, и ему пришлось исправлять предположения Лестрейнджа: мальчик пришёл, думая, что они с Томом будут партнёрами, как это было в те времена, когда класс был разделён с Гриффиндором.

Раз Гермиона избавилась от Фицпатрика, своего прошлого партнёра, Том был обязан сделать то же самое с Лестрейнджем. Он не заметил, чтобы хоть один из них питал и унции сожаления о своих решениях.

Поездка в поезде была тихой, Гермиона была занята записями в своём ежедневнике, а Том читал трактат о колдовстве на латыни. Лестрейндж, Эйвери, Розье и Трэверс достали колоду карт, их ставка представляла из себя запакованные сладости, сваленные в кучу на среднем сидении. Изредка другие ученики стучались в дверь купе, чтобы передать приглашения на праздничные дни одному из присутствующих, чаще всего от имени своих родителей, но семьёй Тома были маглы, поэтому он не получил никаких приглашений и не передал своих.

Хоть Том никогда не был в восторге от следования чужим правилам, он понимал смысл, стоящий за секретностью волшебников. Ещё ребёнком он выучил, как утомительно проходить психологические проверки от людей, которые думали, что быть Особенным означало лишь синоним сумасшествию. Не то чтобы его собственная семья оценит чудеса волшебного мира. Они были из тех, кто выберет крикет в деревне вместо ветреных высот трибун для матча чемпионата по квиддичу, они пойдут смотреть нравоучительную рождественскую пантомиму вместо постановки В.А.С.И. «Волшебницы Шалот».{?}[Баллада Альфреда Теннисона (1883г.) Стихотворение является основанной на средневековом источнике интерпретацией легенды из Артуровского цикла.]

(Не сказать, что Том сам находил много интересного в артурианских мифах, но все почитали Мерлина как одного из величайших волшебников Британской истории, и Том был бы не против увидеть, как некоторые из его самых знаменитых подвигов воспроизводятся на сцене с магическими эффектами. Это была бы возможность научиться повторять их с помощью своих собственных приёмов.

Говорят, подражание — самая искренняя форма лести, но разве лесть одного не была плагиаторством другого? Том верил, что может быть лучше этого: там, где другие подражали, Том мог изобретать, и однажды те же люди будут льстить ему.)

Эти приятные дневные грёзы помогли ему провести несколько спокойных часов, и лишь странный голос из-под мягкой обивки скамейки купе прервал его. Это был воистину очень странный голос: Том не узнал в нём никого из своих знакомых, а из тех, кого он знал, никто не говорил мягким, сиплым шёпотом, незаметным для всех, кроме него.

Том оглянулся по купе, заметив, что дверь была закрыта и заперта. Трэверс уснул, на нём были его наушники, и газета закрывала его лицо от света. Эйвери и Лестрейндж копались в нескольких коробках желейных конфет, доставая зеленоватые — они были либо со вкусом рвоты, либо козявок, либо травы, что даже люди с низкими стандартами жизни, как оказалось, научились избегать. Гермиона начала работать над домашним заданием на каникулы, свернувшись в углу сидения. Нотт сидел напротив, его внимание было твёрдо устремлено в его книгу, а челюсть сжата. Несомненно, он изо всех сил старался держать своё мнение о попутчиках при себе.

За все месяцы, прошедшие с тех пор, как Тому пришлось объяснять ему стандарты приемлемого поведения, как и полагалось старосте и лидеру учеников, Нотт ни словом не обмолвился о Гермионе. Нотт старался не разговаривать с ней, даже когда она к нему обращалась напрямую, и эта привычка распространялась и на Тома. Возможно, поступки Тома не снискали уважения Нотта, как это было с каждым другим учеником Слизерина, но у него было почтение и покладистость мальчика, а в большинстве случаев это было так же полезно.

— …Что это за место? — сказал слабый и шепелявый голос. — Я чую свежую еду. Большую еду. Х-с-с-с-с. Много большой еды!

Змея.

— Тёплые штучки, очень медленные штучки, да, да, с какой же начать…

Чёртова змея находилась в поезде.

Чёртова змея находилась прямо под их сиденьями.

— Гермиона, — сказал Том, стараясь не делать никаких резких движений.

Перьевая ручка Гермионы с шелестом остановилась на странице:

— Да?

— Не могла бы ты подвинуть свои ноги сюда?

Она безучастно посмотрела на него:

— И зачем?

Том ухватился за лучшую отговорку, какую смог изобрести, чтобы она не ввела её в панику:

— У тебя интересные колени.

Розовая краска распустилась на её щеках, заставляя её отвернуться и опустить взгляд на ноги:

— Не понимаю, пытаешься ли ты пошутить или нет, но это несмешно!

— А похоже, что мне весело? — сказал Том с могильным лицом.

— Э-э, — замялась Гермиона. — Нет? — с явной неохотой она сказала: — Л-ладно. Я всё ещё не понимаю, чего ты хочешь от меня, но лучше бы этому не быть шуткой.

Придержав подол юбки для благопристойности, она забросила свои ноги на место в проходе перед его креслом.

Том взял её за щиколотку и притянул ближе, пока задняя часть её колен не нависла над его ногами.

Гермиона взвизгнула, её руки разлетелись, пытаясь удержать край юбки от задирания:

— Том!

— Гермиона, — вздохнул Том, обвивая её талию рукой и прижимая её ближе. — Пожалуйста, не паникуй.

— Это кажется таким… таким излишним!

— Тому́ есть хорошая причина.

— Если ты хотел обняться, я бы и так тебя обняла, ты знаешь, — с упрёком сказала Гермиона, неуверенно положив руку ему на плечо для равновесия, её ноги свисали над его коленями, что выглядело бы недостойно — если бы в такой позе находилась не она, а кто-то ещё.

Том медленно вздохнул, наслаждаясь знакомым запахом Гермионы, его настоящей версией, которая была неотличима от подделки в котле. Настоящая версия была гораздо лучше, потому что это не было только запахом: к нему прилагался ощутимый вес — прикосновение и текстура, — что удовлетворяло гораздо лучше, чем любая иллюзорная попытка копирования. Его свободная рука поднялась и обхватила её коленку, ладонь изогнулась над её серыми шерстяными чулками. Он чувствовал каждое подёргивание мышц, когда она рефлекторно откидывалась назад, но в конце концов она не отстранилась от него.

У неё были такие маленькие коленки, такие изящные щиколотки, её физические пропорции были построены в меньшем масштабе, чем у него, но между ними было так много общих, совпадающих точек. В районе лодыжки выпирал костный сустав, конец малой берцовой кости, и пальцы Тома проследили, как она спускается от колена вниз по икрам, к этой нежной припухлости, прикрытой форменными чулками.