Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне

– Давай не будем больше об этом, папа! Забудь. У меня есть новости получше.

Она вынула из кармана жакета письмо от торговца колониальными товарами Лебена и передала его Иоганну. Алисия была права – выражение его лица сразу смягчилось, вся ярость и вся ненависть по отношению к этому злобному миру тут же исчезли. Как сильно, должно быть, он беспокоился о Пауле.

– Это письмо позволяет надеяться на лучшее, – наконец произнес он.

Больше ничего не добавив, он воткнул пробку в бутылку со сливовицей и поставил ее на место, в шкаф, – в ее помощи он больше не нуждался.

Мари направилась в бюро Пауля, где она успела устроить свое рабочее место. У нее было несколько новых идей по использованию бумажных тканей, но пока они не оформились в ее голове до конца, она держала их в секрете от свекра. А еще она получила письмо от одного изобретателя из Розенгейма, вернувшегося с войны, – тот якобы знал, как из глицерина и каких-то смол изготовить текстильное волокно. Возможно, он был просто чудаком, но папа был отчасти прав – в эти трудные времена нужно хвататься за любую соломинку. Она как раз вынула письмо из конверта, чтобы перечитать его еще раз, и тут в дверь постучала Людерс:

– Фрау Мельцер? Господин фон Клипштайн спрашивает, не найдется ли у вас для него пара минут…

Эрнст фон Клипштайн несколько месяцев занимался бухгалтерией фабрики, между тем два бухгалтера вернулись на свои должности, так что в его добровольной помощи больше не нуждались. После этого он постоянно заходил к ней в бюро со своими предложениями по улучшению положения фабрики. Почему он обращался не к ее свекру, а именно к ней, оставалось для Мари загадкой.

– Просите, фройляйн Людерс.

Как всегда, на миг он задержался в дверях, держа руку на дверной ручке, словно готов был ретироваться. Он с улыбкой посмотрел на нее, пристально изучая выражение ее лица, чтобы убедиться, что он пришел вовремя.

– У вас хорошие новости, Мари?

Ее всегда поражала та точность, с которой он улавливал ее настроение.

– Да, так оно и есть, – ответила она. – Входите и присаживайтесь.

Он закрыл дверь и подошел к креслам, расставленным специально для посетителей, но опустился на одно из них только после того, как села она. В его глазах было ожидание.

– Пришла весточка от Пауля. Он находится в лагере для военнопленных под Екатеринбургом на Урале.

Обрадовался ли Клипштайн этой новости? По крайней мере, он сказал, что искренне рад. Теперь можно ожидать, что и Пауль скоро вернется на родину. С минуту он молчал и казался подавленным. Может быть, его смутили ее сияющие глаза? Однако он знал, как сильно она любила своего мужа. Кроме того, она была уверена, что он считал Пауля своим лучшим другом. И все же…

– За последние недели я много размышлял, – сказал он тогда. – Я хотел бы сделать вам одно предложение, Мари.

«Опять, – подумала она. – Что он выдаст на сей раз, этот неутомимый помощник?» Она смотрела на него, на то, как он, скрестив ноги, сидел в кресле, прислонившись к спинке, и выжидающе глядел на нее. Он был совершенно не похож на того несчастного раненого, которого два года назад привезли в лазарет на виллу. Тогда он признался ей, что у него нет никакой надежды и он просто хочет умереть. Однако теперь, когда рана зажила и почти не ограничивала его подвижность, когда он хорошо перенес развод, Клипштайн, казалось, был полон сил и с готовностью строил планы на будущее.

– Ну говорите же…

Мари не сводила с него глаз, пока он излагал свою идею. Она поняла, что для него это было не только важно, но и очень серьезно.

– Как вы знаете, дорогая Мари, я оставил своей жене поместье со всеми землями, строениями, а также коневодческим заводом…

Он сделал небольшую паузу, и Мари тихо заметила, что это было чрезвычайно великодушно с его стороны.

– Разве поместье не было старым семейным владением?

– Так оно и есть, – подтвердил он. – Вот почему я определил моего сына единственным наследником. До тех пор одна половина усадьбы принадлежит моей бывшей жене и ее второму мужу в полном объеме. Однако и я не остался обделенным – мне удалось обналичить крупную сумму, которая находится на депозите в банке.

«Вы посмотрите, – подумала Мари. – Таким уж благородным и добрым, каким Эрнст казался на первый взгляд, он все-таки не был». Ну что ж, он был прав. Это было единственно разумное решение».

Он выпрямил спину, положил руки на мягкие подлокотники и с жаром продолжил:

– Экономическая ситуация в нашем многострадальном отечестве, как вы знаете, не такая уж радужная. Поэтому я боюсь, что мой счет в банке скоро сильно обесценится. В связи с этим я подумал о том, что имело бы смысл инвестировать его…

Мари поняла. Он хотел одолжить им денег, возможно, даже присоединиться к ним в качестве партнера и свежим капиталом оживить работу фабрики. Можно было бы закупить хлопок, хорошую шерсть, запустить производство, быстро составить калькуляцию, креативными узорами и расцветками привлечь новых клиентов и побить зарубежных конкурентов. Возможно, она даже осуществила бы свою мечту – открыть ателье по пошиву одежды, разрабатывать новые модели, наладить массовое производство и продажу своих дизайнерских творений…

– И конечно, в первую очередь я подумал о Мельцеровской ткацкой фабрике…

Он сказал это с такими интонациями в голосе, которые показались ей милыми и необыкновенно трогательными. Это прозвучало, как робкая просьба и уж ни в коем разе не как предложение, которое, по сути, было для фабрики неслыханной удачей.

– Это… это было бы, конечно, как нельзя кстати, – пробормотала она, все еще ошеломленная услышанным. – Но сначала вам надо основательно ознакомиться с ситуацией на фабрике и только потом принимать решение, пойдете ли вы на такой риск.

Он горячо заверил ее, что хорошо осведомлен о положении дел на фабрике, что знаком с бухгалтерией и что нынешняя плачевная ситуация объясняется исключительно нехваткой сырья, вызванной войной. Благодаря производству бумажных тканей – что было совершенно гениальной идеей – фабрика еще могла кое-как держаться на плаву, но сейчас им нужны новые инвестиции…

– И в какой форме вы хотели бы инвестировать?

Он снова откинулся на спинку кресла, спокойно свесив руки с подлокотников, и с невинным видом заявил, что это могли бы быть партнерские отношения. Например, «Мельцер & Клипштайн». Или даже просто «Мельцер & партнеры». В этом случае, наверно, нужно обратиться за юридической консультацией.

– Но я ни в коем случае не настаиваю на какой-либо внешней, формальной стороне дела, – заверил он, открыто глядя ей в лицо. – Для меня важна только тесная связь с семьей Мельцер. Общее будущее, деловое и личное. Это все, на что я хотел бы рассчитывать.

В ушах Мари это звучало как честное предложение, продиктованное дружбой и симпатией. Однако пойдет ли на это ее свекор, она точно сказать не могла. «Мельцер & Клипштайн» – вряд ли ему это понравится…

– Сначала я хотел бы поговорить с вами, – настойчивым тоном произнес Эрнст фон Клипштайн. – Для меня очень важно, чтобы вы, дорогая Мари, согласились на мое предложение. Надеюсь, вы не поймете меня превратно. Я ни в коем случае не хотел бы сделать что-то, что вам не понравится или что вы вообще воспримите как навязчивость…

Его голубые глаза сейчас приняли совсем другое выражение. Они словно пытались пронзить ее – с мольбой, с надеждой, с настойчивостью мужчины, который выбрал женщину и никогда не оставит ее. В одно мгновение она поняла, из чего исходило его великодушное предложение и как ей следовало вести себя с ним.

– Позвольте мне быть откровенной, дорогой Эрнст…

Он поднял брови и весь как-то напрягся. В самом деле, он готовился к этому визиту – на нем был новенький, с иголочки, костюм с цветком в петлице.

– Я прошу об этом, Мари!

– Хорошо. – Она глубоко вздохнула. – Лично я против вашего предложения, но последнее слово в этом вопросе, конечно, не за мной.

– И все же…