Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне

– Если они придут сюда… боже упаси, – стонала фрау Грюндиг, – Они разобьют и разнесут все в щепки.

– Вам надо пройти через сад и перелезть через стену, – сказала слепая девочка. – Затем вниз по склону горы до вала. У церкви Святой Урсулы перейти узкий мостик и идти дальше в луга…

Лиза удивленно посмотрела на нее. Девочка чуть приподняла голову и улыбнулась. Ее глаза были прищурены, но даже так можно было разглядеть бледные зрачки.

– Я часто ходила по этому пути, когда была маленькой, – тихо пояснила она. – И до сих пор вижу перед собой каждый дом и каждый булыжник. И зеленые луга, и ручейки…

– Она права, госпожа, – подтвердил Сибелиус Грюндиг. – Войска скоро перекроют центр города, и тогда вы не сможете попасть на виллу. Мы, конечно, приютим вас, но мы сами не знаем, пощадят ли нас…

Тилли бросила на Лизу умоляющий взгляд, но та все еще колебалась, раздумывая, не дойти ли все-таки до ратуши, чтобы вступиться за Себастьяна Винклера. Она принадлежала семье Мельцеров, хотя вряд ли мюнхенские офицеры знали почетных граждан Аугсбурга…

– И чего ты ждешь, Лиза? – теребила ее Тилли.

– Ну ладно…

Они никогда не забудут свой побег из города в то светлое пасхальное воскресенье. Как две бродяжки, они пробирались через старый садик, где на грядках уже дал побеги зеленый лук, а на кустах смородины показались первые нежно-зеленые листочки. Сохранившаяся со времен Средневековья стена осы́палась и покрылась мхом. Преодолев эту преграду, они начали прокладывать свой путь через сплетение многочисленных улочек, потом шли вниз по горе Юденберг к городскому валу. Они были далеко не единственными, кто спасался бегством. Повсюду можно было встретить беженцев – с ящиками и чемоданами в руках, с тележками, в которых сидели маленькие дети, с тачками, в которых умещался весь их скарб. Они непрерывно вздрагивали от стрельбы, от пулеметных очередей, то нарастающих, то снова стихающих. Несколько раз им казалось, что они слышат грохот разрывающихся снарядов, глухие взрывы, за которыми следовали пронзительные крики.

Около монастыря урсулинок они пересекли ров и направились по полю в промышленную зону. Было жутко холодно, туфли их промокли насквозь, а пальто были забрызганы грязью. Надо же было ввести войска именно в пасхальное воскресенье, когда люди собирались в церковь и надевали на себя свою лучшую одежду.

У бумажной фабрики им едва удалось спрятаться за стеной, как навстречу вышел отряд всадников. Им пришлось довольно долго стоять на холоде и ждать, пока по мощеной дороге в город не проехал последний задержавшийся офицер. Только тогда они смогли осуществить свой последний на этом нелегком пути марш-бросок.

– Скорее бы в горячую ванну, – застонала Лиза, когда они вошли в парк виллы. – Августа должна немедленно наполнить нам ванну. Это единственное, о чем я еще могу думать…

Тилли никак не отреагировала, лишь хмыкнула про себя. Это было самое разумное из того, что Лиза выдала за сегодня.

38

Гамбург, 3 мая 1919 года

Уважаемая фрау Мельцер,

я пишу эти строки по поручению вашего мужа Пауля Мельцера, моего доброго друга и товарища. Мы попали в плен к русским в апреле прошлого года под Севастополем и были отправлены в лагерь в Екатеринбург в Уральских горах. Не буду описывать вам подробно все обстоятельства нашего плена – Пауль не раз оказывал мне помощь и спасал мою жизнь. Месяц назад вместе с другими заключенными меня отправили в Германию – не могу сказать, почему выбор пал на меня. Я пообещал своему другу Паулю Мельцеру, как только смогу, отправить весточку его семье. Пауль в бодром состоянии, плечо его начинает заживать, температура обязательно скоро спадет. Он всем вам передает сердечный привет, особенно своей дорогой жене Мари и своим деткам Додо и Лео. Когда он поправится, то сможет отправиться в долгое путешествие по железной дороге, так что он тоже вернется на родину.

С приветом – неизвестный Вам

Юлиус Лебин,

торговец колониальными товарами в Пиннеберге / Гамбург.

– Боже мой, – вздохнула Алисия, смахивая с глаз слезы. – Какое счастье, наконец-то мы получили весточку, хоть и не самую радостную.

Мари думала так же. Как долго они ничего не знали о судьбе Пауля! Ни писем, ни открыток, только короткое извещение руководства армии о том, что солдат Пауль Мельцер находится в русском плену. Теперь они знали, по крайней мере, что он был ранен и находился под Екатеринбургом, на Урале. Уральские горы – Мари сразу нашла их в атласе – располагались к востоку от Москвы, но это была еще не Сибирь.

– Как жаль, что Лиза и Китти не пришли на завтрак и ничего еще не знают, – с сожалением произнесла Алисия. – Мне совсем не нравится, что наша семейная жизнь как-то распадается. Сейчас все приходят и уходят когда захотят, и я чувствую себя как в вокзальном ресторане!

И нельзя сказать, что она была неправа. Китти уже несколько дней занималась своей выставкой, устраиваемой у директора Вислера, и это занятие настолько поглотило ее, что она забывала про завтрак. Лиза вместе с несколькими дамами из благотворительного общества опекала участников Республики советов, которые были арестованы и теперь ждали суда.

– Скоро прибудет Роза с тремя малышами, мама, – утешила ее Мари. – И здесь непременно все оживет, и у тебя не будет причин горевать по ушедшим временам.

Алисия улыбнулась и сказала, что внуки действительно были для нее отрадой. В первую очередь Додо, которая с утра до вечера болтала без умолку, задавая массу вопросов – часто очень смешных, иногда удивительно глубокомысленных и в большинстве своем довольно разумных. Лео до сих пор не слишком хорошо умел говорить, он ограничивался теми вещами, которые обязательно хотел иметь, и именно их он произносил довольно громко. Хенни тем временем лепетала что-то на своем непонятном языке, который могли правильно растолковать только Китти и Роза. Зато у нее была необыкновенно очаровательная улыбка – интересно, и от кого она ей досталась?

– А папа уже на фабрике?

Алисия аккуратно сложила письмо и протянула его Мари.

– Да, он ушел ни свет ни заря. Если увидишь его, передай ему письмо. Иоганн молчит, ничего не говорит про Пауля, но я уверена, что все свои надежды он возлагает на него.

Мари кивнула и взяла письмо. Да, пора было идти, в коридоре уже послышались веселые детские голоса. Мари радостно кивнула Алисии и пожелала ей приятного и не слишком утомительного утра.

Как и раньше, на улицу можно было выйти только через зимний сад, но лазарет доживал свои последние дни, о чем Элизабет и – особенно – Тилли очень сожалели. Мари же, напротив, восприняла это как знак надежды и новых начинаний. Четырех долгих и страшных лет войны было с них достаточно, наконец-то можно надеяться, что орудия замолчат, что больше не будет новых жертв, а военнопленные скоро вернутся на родину. Лишь бы все и правда так сложилось!

Во дворе Мари встретила Гумберта – тот открыл капот автомобиля и залез под него.

– Одну секунду, госпожа, – сказал он и, убрав стойку, закрыл капот. – Сейчас поедем.

Она сделала рукой жест, как бы прося его не суетиться. В такую погожий день она с удовольствием пройдется пешком.

– Скажите, пожалуйста, Гумберт, – начала она, подойдя к нему поближе и делая голос тише. – Тут до меня дошла одна странная новость. Возможно, это ошибка, поэтому я уже сейчас приношу извинения за то, что интересуюсь…

Гумберт словно окаменел и посмотрел на нее так виновато, что в вопросе, собственно говоря, отпала необходимость. Ну конечно же это был он, их дворецкий Гумберт Седльмайер, которого Эрнст фон Клипштайн видел на сцене кабаре. Молодой человек прекрасно изображал бывшего императора и даже императрицу, вызывая смех всего зала. Еще фон Клипштайн рассказывал, что одна дама в зале, сидящая на три места слева от него, просто задыхалась от смеха.

– Значит, вы выступаете в кабаре?